– Обижаете! Если надо, я могу стать человеком-невидимкой! – отозвался парень, ловко лавируя среди многочисленных машин. Больше он не называл Надежду тетей.
Ехали они недолго.
Возле Пяти Углов синяя «хонда» остановилась, неопрятный тип выбрался из нее, огляделся по сторонам и направился к двери небольшого подвальчика.
Этот подвальчик Надежда знала. В нем располагался антикварный магазин, принадлежащий весьма скользкому господину, известному в узких кругах под выразительным прозвищем Бармаглот. С этим господином Надежде Николаевне пришлось как-то иметь дело, когда у ее подруги Дины украли старинную, очень дорогую табакерку[1].
За такое необычное прозвище владелец магазина был отчасти обязан своей фамилии – Глотов, но в еще большей степени – своим замашкам небольшого, но опасного хищника.
Бармаглот, он же Михаил Михайлович Глотов, был невысокий, плотный человек лет пятидесяти, с длинными, как у обезьяны, руками и крупной плешивой головой. На его широком носу сидели круглые очки с толстыми стеклами, обширную лысину обрамляли длинные, неопрятные пряди рыжевато-седых волос.
Надежда расплатилась с водителем, выбралась из машины и тоже пошла к антикварному магазину.
Дверь открылась. Дверной колокольчик звякнул, и продавец поднял глаза на Надежду.
Продавцы у Бармаглота были все как на подбор – тщедушные, прыщавые, вечно простуженные. Где он их находил, оставалось для всех загадкой. Этот был такой же, как остальные, но Надежда все же поняла, что продавец новый. Это соответствовало ее интересам – прежние продавцы могли вспомнить ее и помешать осуществлению планов.
– Чем я могу вам помочь? – осведомился продавец гнусавым голосом.
– Ты мне, главное, не мешай! – ответила ему Надежда и стала осматривать выставленный в витринах товар.
В магазине у Бармаглота был принят особый порядок представления товара.
На виду, в открытых для обозрения витринах и на прилавках находились совершенно никчемные, несто́ящие вещи – разрозненные чашки, блюдца и тарелки от дореволюционных сервизов, и те с трещинами и щербинами, погнутые медные подсвечники, мельхиоровые вилки с недостающими зубьями, ручные зеркала с отломанными ручками и мутной амальгамой, подносы с безнадежно вытертым рисунком, разрозненные оловянные солдатики, плохо сохранившиеся фарфоровые статуэтки и прочий никому не нужный хлам, выставленный для отвода глаз, для того, чтобы отделаться от случайных посетителей.
Все же стоящее было припрятано под прилавком, а самые ценные вещи, предназначенные для отдельных, доверенных и денежных покупателей, хранились в кабинете самого Бармаглота. Туда допускались только избранные, и там Бармаглот прокручивал свои самые серьезные дела.
Надо сказать, приличные, уважающие себя коллекционеры не имели дел с Бармаглотом, его клиентами были люди такие же скользкие и сомнительные, как он сам, – в основном бывшие уголовники, недавно занявшиеся легальным бизнесом и старающиеся придать себе более приличный облик.
В общем, на первый взгляд этот подвальчик напоминал не столько антикварный магазин, сколько лавку старьевщика.
Надежда осмотрела хлам, выставленный на витринах, и повернулась к продавцу.
– Это что – все, что у вас есть? – осведомилась она, разыгрывая удивление.
– А что? Здесь есть подлинные редкости! – Продавец подскочил к Надежде и показал на фарфоровую статуэтку – девочка-пастушка с овечкой. Правда, у девочки была отбита левая рука, а у овечки не было половины головы. – Вот очень хороший, старинный фарфор! Саксония, девятнадцатый век!
– А где волк? – осведомилась Надежда.
– Волк? – недоуменно переспросил продавец. – Какой волк?
– Который загрыз эту овцу!
– Вы шутите? – догадался продавец и вежливо хихикнул. – Вы же понимаете, это старинная вещь, девятнадцатый век! С тех пор столько всего произошло, понятно, что статуэтка пострадала! Но это только усиливает присущее ей ощущение подлинности…
– Девятнадцатый век? Саксония? – переспросила Надежда и перевернула статуэтку. Ее основание было заклеено плотной желтоватой бумагой. Надежда поскребла ногтем.
– Что вы делаете? – возмутился продавец, – Вы повредите ценную антикварную вещь!
– Да что ей будет? – отмахнулась Надежда. – Это просто бумажка… Смотрите-ка, она уже отошла! Так вы говорите, Саксония? Говорите, девятнадцатый век?
На основании статуэтки отчетливо просматривалось голубое клеймо: «Новоржев. Производственный кооператив “Незабудка”».
– С каких это пор Новоржев относится к Саксонии? Что-то у вас, дорогой мой, плохо с географией! Интересно, какая оценка у вас была в школе? Или вы прогуляли все уроки?
– Ах, извините, – проговорил продавец, который при этом ничуть не выглядел смущенным. – Я ошибся… перепутал… у нас действительно была похожая саксонская статуэтка, но ее продали позавчера. А это – удачная реплика…
– Мне никакие твои реплики не нужны! – отрезала Надежда. – Ни удачные, ни другие! Мне нужен приличный подарок для большого человека! Мне коллектив доверил выбрать что-то ценное, но я чувствую, что пришла не по адресу!
– Нет, что вы! – залебезил продавец. – Вы пришли туда, куда нужно! То, что выставлено здесь, – это действительно ширпотреб, второй сорт, вещи для случайных покупателей. А я теперь вижу, что вы – настоящий ценитель и знаток, то есть ценительница и… и знаток. Если вы позволите, я покажу вам по-настоящему ценные вещи.
– Давно бы так! – проговорила Надежда. – Показывай!
Она поняла, что преодолела первую линию обороны и сейчас ей будет открыт доступ к более приличным вещам.
– Для начала, что бы вы хотели приобрести? – осведомился продавец со значительным видом. – Статуэтку, светильник, зеркало?
– Ларчик, – ответила Надежда, не раздумывая. – Ларчик или шкатулку для хранения драгоценностей.
– Прекрасно! Пойдемте со мной!
Он провел Надежду Николаевну за прилавок, завел в укромный закуток, который не был виден из зала, и указал на застекленный шкафчик, на полках которого были выставлены разнообразные ларчики и шкатулки – из красного и черного дерева, из слоновой кости и черепахового панциря, из перламутра, яшмы и малахита. Были здесь и несколько серебряных ларчиков.
– Вот теперь я вижу, что не ошиблась! – удовлетворенно проговорила Надежда. – Здесь действительно есть из чего выбрать!
Продавец приосанился.
Надежда же внимательно разглядывала серебряные ларцы. Она никак не ожидала, что их будет так много. Какой же из них попал сюда из музея? Какой принадлежал тете Веры Ведерниковой? Вот если бы здесь была Вера…
Надежда Николаевна полезла в карман и нашла там Верину визитку. На ней был напечатан номер мобильного телефона.
– Вы позволите, я позвоню своей сослуживице? У вас такой большой выбор, что я никак не могу остановиться на чем-то одном. Мне нужно с ней посоветоваться.
– Пожалуйста, звоните! – Продавец улыбнулся, показав кривые нездоровые зубы. – Делайте все что хотите!
Надежда достала мобильный телефон, набрала Верин номер. Связи не было – в подвал не проходил сигнал сети. Тогда, знаками объяснив продавцу ситуацию, она вышла из подвала и снова набрала номер.
На этот раз связь была, и Вера почти сразу ответила.
– Вера, это Надежда Николаевна! Вы помните меня? Я сегодня была у вас в музее…
– Да-да, я помню!
– Верочка, кажется, я нашла ларчик твоей тети.
– Как вам это удалось?
– Это долгий и нетелефонный разговор. Не могла бы ты сейчас приехать, так сказать, для опознания? Понимаешь, их тут так много… Только нужно скорее…
– Конечно, я сейчас приеду, говорите адрес!
И Надежда продиктовала девушке адрес антикварного магазина Бармаглота.
Дежурный центурион откинул полог походной палатки, заглянул внутрь, слегка склонившись.
Полководец взглянул удивленно.
– Луций Септимий Север! – объявил центурион хриплым голосом, больше подходящим для того, чтобы отдавать команды на поле боя или богохульствовать в тавернах Тускулуна.
Тут же в палатку вошел невысокий человек с курчавой бородой.
– Здравствуй, Клодий! – проговорил он спокойно, как будто они находились на празднике в доме какого-нибудь патриция.
– Здравствуй! – Клодий Септимий Альбин поднялся с походной кушетки, шагнул навстречу нежданному гостю, с удивлением разглядывая его. – Ты пришел ко мне один – значит, ты решил сдаться? Что ж, это правильное решение. На моей стороне пятьдесят тысяч солдат, и каких солдат! Мои британские легионы опытны, они проверены в боях, наполовину состоят из ветеранов. Так что твои шансы были невелики. Только не думай, что ты сможешь диктовать мне свои условия… Так и быть, я сохраню тебе жизнь, но и только…
– Подожди, Клодий! – перебил его гость. – Прежде чем говорить о делах, я хотел бы кое-что тебе показать.
