— У Люськи, в «Мандарине».
* * *
Увидев на пороге аптеки обоих рэкетиров, Люська забеспокоилась. К Пузырю она уже привыкла, считала его за своего. А когда он заходил в аптеку по ночам, ей даже становилось как-то спокойнее.
Но Банан казался куда более опасным, в его взгляде чувствовался нехороший огонек, выдававший человека, способного на все.
«Неужели хозяин поссорился с крышей? — подумала многоопытная продавщица. — Не дай Бог, разнесут сейчас всю аптеку, а убытки на меня повесят, до пенсии не рассчитаешься!»
Однако братки подошли к ней с самым миролюбивым видом. Пузырь, поздоровавшись, спросил:
— Люсь, а ты этого ханурика больше не видела.., как его кличут… Хризантемыча?
— Мне больше дела нет — за рванью всякой присматривать! — фыркнула Люська, но сообразив, что с братками нужно держаться уважительно, понизила голос:
— Да нет, Пузырек, не видала я этого алкаша с той ночи… А на фига он тебе понадобился, пьянь подзаборная?
— Не твоего ума дело! — важно ответил Пузырь. — Раз спрашиваем — значит, нужен!
— Ну, как хочешь! — Обидчивая Люська замкнулась.
— А где эти бомжи греются? — вступил в разговор Банан. — Холодно же еще, должно у них какое-то местечко теплое быть?
— Уж мне-то они не докладывают! Бутылок пустых насобирают, сдадут и приползают ко мне за своим боярышником! Житья от них нет, после каждого хоть целый час аптеку проветривай! Вот, легок на помине, один уже тащится! — Люська повернулась к двери.
Стеклянная дверь с яркой рекламой лекарства от поноса приотворилась, и в аптеку робко вполз пожилой бомж, до глаз заросший седой щетиной. Испуганно взглянув на братков красными припухшими глазами, он нетвердой походкой двинулся к прилавку.
— Люсенька, — проговорил он заискивающим тоном, — красавица, дай мне пузыречек сама знаешь чего!
— Восемь рублей! — сурово напомнила непреклонная работница аптечного прилавка.
— Восемь.., это, конечно.., это обязательно… — забормотал бомж, выкладывая на прилавок горстку мелких монет, — разве же я не понимаю? Без денег не пришел бы.., вот они, родимые!
Люська брезгливо, одним пальцем пересчитала мелочь и неприязненно взглянула на бомжа:
— Тут только семь тридцать! Гони еще семьдесят копеек или проваливай! Я за каждого алкаша свои деньги докладывать не намерена! Что я, по-твоему, английская королева, или, может, вообще Алла Пугачева?
— Что ты, Люсенька, что ты! — засуетился бомж, обшаривая карманы. — Было, было еще семьдесят копеек, я считал! Один полтинник, один гривенник да два пятачка! Неужто в дырку провалились? Ох, горе-то какое!
— Дед, — обратился к бомжу Пузырь, — я тебе возьму твой боярышник, если скажешь, где Хризантемыч сшивается.
— Хризантемыч? — Алкаш опасливо покосился на братка и сделал маленький шажок к двери. — Какой еще Хризантемыч? Не знаю я никакого такого Хризантемыча!
— Ты чего, Пузырь, пугаешь человека? — громогласно проговорил Банан, подмигнув со значением своему туповатому подчиненному. — Видишь же, не знает он никого! Ты ему купи лекарство по-хорошему, безо всяких там вопросов, видишь же, плохо человеку, нужно срочно поправиться!
Пузырь, до которого наконец дошла мимика бригадира, протянул Люське три десятки и, осклабясь, произнес:
— Дай ему три пузырька, пусть его.., лечится!
Бомж, не привыкший к неожиданным подаркам судьбы, подозрительно покосился на братка.
В его голове быстро совершились сложные математические расчеты, и он сладким голосом поправил:
— Четыре пузыречка, Люсенька! Вот, еще два рубля возьми!
Люська молча швырнула на прилавок четыре бутылочки. Бомж торопливо спрятал их в своих лохмотьях, поближе к сердцу, и шмыгнул к двери аптеки, опасливо покосившись на братков. В его мировоззрении не было места ни беспричинньм подаркам, ни благодарности, и он вполне обоснованно ожидал от рэкетиров какой-то хитрой уловки.
Братки, крадучись, двинулись следом, стараясь не мозолить алкашу глаза.
— Ты его чуть не спугнул, — прошептал Банан своему напарнику. — Эти бомжи сильно пуганые, всех боятся, своего никогда не заложат. А теперь он нас сам приведет, куда надо. Наверняка они в одном и том же свинарнике греются! Тем более что у него теперь «лекарства» много, он с корешем поделится.
Один, два пузырька он сам бы, конечно, выпил…
Словно подтверждая слова бригадира, бомж остановился возле деревца, огляделся по сторонам и торопливо, жадно выпил один пузырек.
В его внешности сразу же произошли удивительные изменения: бомж распрямился, движения его стали более уверенными, лицо разрумянилось, он стал даже заметно моложе. Видимо, в действительности он вовсе не был так стар, как сначала показалось.
Гораздо бодрее повеселевший бомж двинулся вперед, братки теперь едва поспевали за ним.
— Слышь, Банан, — проговорил Пузырь, — правда, что ли, этот боярышник такой полезный? Видишь, как с него этому козлу полегчало?
— Когда человек с крутого бодуна, ему еще и не от того полегчает! — наставительно проговорил Банан. — Смотри лучше, куда он заруливает, а то как бы нам его не потерять!
Действительно, бомж, еще раз оглянувшись, юркнул в подворотню. Братки крадучись приблизились к ней и осторожно приоткрыли дверь.
Подворотня была сквозной, и бомж уже вышел на другую сторону дома. Прибавив шагу, рэкетиры последовали за ним, и очень вовремя: выскочив из подъезда, они едва успели заметить, как бомж завернул за угол.
Быстрым шагом дойдя до того же угла, братки завернули за него и увидели свой «объект». Бомж сидел на краю детской песочницы и заливал в свою глотку второй пузырек настойки.
На его лице разлилось умиротворенное отупение, и он уже не оглядывался: прежняя осторожность покинула его. Тем не менее рэкетиры на всякий случай спрятались за дерево и продолжили наблюдение.
Бомж встал, чуть покачнулся и двинулся вперед.
Его движения снова стали неуверенными, но цель путешествия была уже, по-видимому, близка. Он пересек двор, снова воровато огляделся и, неловко согнувшись, пролез в подвальное окошко. Следом за собой он задвинул окно доской, как хороший хозяин, приходя домой, непременно закрывает дверь своего дома.
— Ну полезли, — проговорил Банан, наклоняясь к окну и доставая маленький фонарик.
— Тут бы, кроме фонаря, еще противогаз не помешал, — недовольно заметил Пузырь, принюхиваясь к доносящемуся из подвала благовонию.
— Обойдешься, — непреклонно ответил бригадир, — работа есть работа, не все тебе девочек на тачке катать!
Братки по очереди пролезли в окошко.
Фонарик внутри был не очень нужен: просторный подвал был кое-как освещен теплившейся в глубине коптилкой. Там же валялась груда всякого невероятно грязного тряпья, среди которого копошилось несколько человеческих существ.
— И дали они мне задарма пузырек боярышника! — восторженно повествовал знакомый голос.
— Так-таки и задарма? — недоверчиво спросил кто-то из темноты.
— Так-таки один? — столь же недоверчиво осведомился другой голос. — Что же ты, Колюня, по дороге его не оприходовал? И отчего тогда у тебя рожа такая веселая? Ох, заливаешь! Не один пузырек они тебе дали!
— Правда твоя, Хризантемыч, — Колюня довольно захихикал, — не один! Вот еще один пузыречек, возьми, полечись! Исключительно через мое к тебе уважение!
Возле коптилки произошло какое-то движение и кратковременная борьба: видимо, пузырек попытались отобрать. Колюня, хихикая, наблюдал за этими попытками.
— Ну, который тут твой Хризантемыч? — вполголоса спросил Банан, двинувшись к свету. — Слева, слева заходи, чтобы не убег!
Бомжи, заметив в своем подвале чужаков, кинулись врассыпную, как тараканы. Но поскольку они находились не в лучшей физической форме, братки без усилий изловили нужного.
— Ну, Колюня, — причитал пойманный бомж, поняв, что вырваться из железных рук бандитов ему не светит, — ну, Колюня, спасибо, удружил!
— Не трясись, Хризантемыч, — постарался успокоить его Пузырь, — ты меня не помнишь? Мы же у Люськи в «Мандарине» видались. Ничего тебе не сделаем, только поговорить надо!
— А если поговорить, тогда зачем ты мне руки крутишь? — недоверчиво поинтересовался алкаш. — Отпусти, тогда и разговаривай!
— Ага, а ты тут же удерешь!
— Ну это уж как получится, — рассудительно согласился Хризантемыч, — мое дело — удирать, твое — догонять… Это уж такой закон природы!
— Ну ты прям, блин, философ! Ты мне скажи, философ, где тот паспорт достал, который мне загнал тогда в «Мандарине»?
— И за сколько ты его моему орлу продал? — насмешливо осведомился бригадир.
Хризантемыч опасливо покосился на Банана и решил, что на последний вопрос безопаснее не отвечать. Снова повернувшись к Пузырю, он сделал честные глаза и трагическим голосом произнес:
— Нашел! Вот так вот, шел по улице, а он валяется…
