Я послушала визгливый голос, прикидывая про себя, сколько перетаскала батонов для самой бабки и мерзко воняющей дешевой рыбы для ее кота. С детства меня так воспитали, не могу отказать в просьбе пожилому человеку. А эта еще скорчится вся: доченька, возьми хлебца, сил нет до магазина дойти… Орать у нее силы есть. И милиции на меня наговорить тоже силы имеются. Тоже мне, доченьку нашла! Повеситься можно от такой мамочки!
— И это еще надо выяснить, отчего у вас утечка газа произошла? — визжала бабка. — Это еще надо проверить! Потому что плита новая, ремонт только недавно делали, все трубы меняли!
— Вы откуда это знаете? — не выдержала я. — Мы вас, кажется, в гости не приглашали.
Тут старуха заорала вовсе уж что-то несусветное, а я повернулась и собралась уходить. В это время открылась дверь квартиры напротив, и показалась еще одна соседка. Была она женщина тоже довольно пожилая, но старухой я бы ее не назвала. Жила она в большой трехкомнатной квартире с семьей сына, и близко мы с ней никогда не сталкивались, так, поздороваемся на лестнице, и все. Я на дружбу с соседями никогда не набивалась, я тут человек посторонний, а Роман, как я уже говорила, вообще не любил в доме чужих людей и никого не привечал.
Женщина молча поманила меня рукой. Соседская старуха внезапно перестала визжать, как резаная свинья, и заговорила льстивым голосом:
— Вот-вот, вы скажите ей, Лизавета Павловна, все, что мы думаем, скажите!
Видя, что я замедлила шаг, по горло сытая словами гражданки Мигунец, Лизавета Павловна чуть поморщилась и снова приглашающе махнула рукой, никак не отреагировав на слова старухи. Когда я зашла в квартиру, она захлопнула дверь и перевела дух.
— На кухню пойдем, там поговорим, — тихо сказала она и пошла вперед.
На большой и светлой кухне вскипал чайник, и на столе лежали вкусно пахнущие булочки, прикрытые салфеткой.
— Садись, — обратилась ко мне Лизавета Павловна, — чаю выпей, а то лица на тебе нету, краше в гроб кладут.
Меня тронула забота, в общем-то, незнакомого человека. Действительно, уже несколько дней я толком не сплю, переживая за Романа, ем кое-как, и абсолютно никому нет до меня никакого дела. Никто не собирается меня утешать и подбадривать, никто не призывает бодриться, напротив, неприятности множатся, как мухи дрозофилы. А теперь вот еще в милиции в чем-то подозревают…
Я почувствовала, как слезы побежали по щекам, и плюхнулась на стул.
— Не реви, — строго сказала Лизавета Павловна, — слезами горю не поможешь. А если ты из-за этой, — она кивнула в сторону двери, — то не обращай внимания. Никто ее не слушает…
— В милиции слушают, — всхлипнула я.
— Да что ты! Что они тебе там сказали?
Размазывая по щекам тушь и слезы, я поведала ей о следователе с внешностью разжиревшего спаниеля и о том, что он чуть не прямо обвинил меня во взрыве газа.
— А я даже не знаю толком, что там случилось… — прорыдала я.
— Ну, слушай. Позапрошлой ночью, еще пяти не было… как вдруг рвануло! Спросонья мы думали, что дом рушится. Потом чувствуем — газом пахнет и вроде горит. Пожарные приехали, дверь взломали, водой там все залили. Потом уехали. Да, вынесли тело, говорят, что мертвая женщина была, не от огня, задохнулась, что ли… Тут соседи подумали, что это ты, а я-то знала, что там Ариадна ночевала. Она как раз накануне приходит утром, никого нету, ей в квартиру не попасть. Как давай она орать! Ну, зашла ко мне по старой памяти, мы ведь давно в этом доме живем, я всех знаю. Рассказывает она мне, что ты такая-сякая, ключей ей не оставила, потом сама же и проговорилась, что Роман в больнице, а тебя она шуганула. Я еще и говорю, что, мол, нехорошо так делать — сразу ругаться. Ты, говорю, девчонка хорошая, хозяйственная, с Романом вы жили дружно, всегда у вас тишина и покой. Ты не думай, что я под дверью подслушиваю, как эта… — снова Лизавета Павловна пренебрежительно махнула рукой в сторону двери, — но ведь от соседей-то ничего не скроешь. Роман у тебя всегда ухоженный, чистый, смотрела ты за ним не хуже жены, я и Ариадне так сказала. В общем, высказала ей все, что думаю, она, конечно, окрысилась, да мне-то что? Нечего было девчонку из дома гнать, говорю, в больницу бы лучше сходила к племяннику.
Тогда она разозлилась, вызвала мастеров из фирмы, чтобы замок открыли. Дверь у вас хорошая, замки тоже Роман приличные ставил, мастера долго провозились, да еще и денег с Ариадны взяли много. Она совсем в раж вошла, новый замок поставила и говорит, что теперь вообще никого в квартиру не пустит, сама будет жить.
— А как же Роман? — спросила я, прихлебывая чай. — Его она уже со счетов списала?
— Про него она мало говорила, видно, совесть все-таки мучила, что даже в больницу не пришла.
— Ну-ну, — усмехнулась я, вспомнив, как тетя Ара смотрела на мой приступ с самым живейшим интересом, — насчет совести это вряд ли…
Булочки были свежими и ужасно вкусными, чай горячий и ароматный, мне немного полегчало.
— В общем, возня и стук у нас на площадке целый день были, а потом, под утро, — взрыв, — закончила рассказ Лизавета Павловна. — Ну, про пожарных я тебе уже говорила, а потом, к вечеру, уже когда Ариадну увезли, приезжает милицейская бригада — на расследование. Ну и вызвали они меня понятой и еще Ивана Степановича из верхней квартиры. Значит, сидим мы в комнате, а они, милиция-то, все больше на кухне толклись. А Иван Степанович мне и шепчет, что, мол, нестыковочка у них получается, сами они находятся, мол, в полном недоумении, оттого и с нами строго так обращаются. Я тоже прислушиваюсь к разговорам и вот что думаю: умерла Ариадна в постели, там ее нашли, сказали, что задохнулась газом. Так это сколько времени нужно, чтобы газ из кухни до спальни дошел? Ну, допустим, умаялась она, за целый день-то с замками этими, но ведь и мы, соседи, уж почуяли бы что-нибудь? Это же как пахнуть должно, чтобы такой взрыв получился! Плита у вас новая, трубы все тоже, Роман такой аккуратный, мастеров добросовестных нанимал, а не то что этих халтурщиков, что у магазина ошиваются…
— Вы думаете, что она нарочно краны открыла? Но зачем? — встрепенулась я.
— Ну, конечно, такое предположение у милиции тоже возникало, — отвернулась Лизавета Павловна. — Если бы они меня спросили, то я бы сразу им сказала, что это абсурд и чушь полнейшая. Стала бы Ариадна такие заморочки с замками устраивать, чтобы в этой квартире жизнь самоубийством покончить! И характер у нее не тот был…
— Это уж точно, — поддакнула я.
— И потом, даже если и так, ну напустила газа, ну задохнулась, а взрыв-то с чего? Ведь она с постели не вставала, свет не включала, спички не зажигала… и не курила…
Я поглядела на рассудительную соседку с большим уважением.
— Понимаешь, эти, из милиции-то, на нас никакого внимания не обращали, — подумаешь, сидят два старика и молчат, вроде мебели. А я ведь до пенсии-то лет сорок врачом «Скорой помощи» проработала, столько повидала, что если все случаи рассказывать, то года не хватит… А Иван Степанович мне и шепчет, что, мол, что-то они нашли там, на кухне. То есть плиту-то всю разворотило, непонятно там насчет горелок, а вроде нашли они остатки устройства, которое ну, вместо спички срабатывает…
— Интересно! — Я вскочила так резко, что опрокинулся стул. — Стало быть, этот тип, следователь, думает, что это я притащила в квартиру взрывное устройство, потом открутила все горелки, чтобы газ напустить? Дикость какая, ну для чего мне это было нужно — всю квартиру разворотить?
— Вот ты ему при встрече эти вопросы и задай, — посоветовала Лизавета Павловна, — и самое главное — держись стойко. В случае чего мы подтвердим, что у тебя и возможности-то не было в квартиру в ту ночь войти, потому что Ариадна замок поменяла.
— И мотива у меня никакого, — вздохнула я, — подумаешь — поругались мы с ней! Так ведь, судя по характеру, тетя Ара не со мной одной ругалась, уж не тем будь помянута…
На прощание Лизавета Павловна еще раз посоветовала мне не раскисать, в жизни, мол, всякое случается, и надо ко всему быть готовыми.
От беседы с толковой соседкой на душе немного полегчало, в особенности этому способствовали чай и булочки. На очередном допросе я решила вести себя более рассудительно, а главное — спокойно, в случае чего — сослаться на Лизавету Павловну. Ничего, мы еще поборемся!
Однако в голове неотступно сидела мысль: кому и для чего понадобилось убивать тетю Ару? Разумеется, наедине с собой я могу признаться, что мне ее совершенно не жалко, но все же вопрос остается открытым.
Мне же нужно вернуться к своим делам, то есть проведать Романа. Сейчас самое время позвонить Ленкиной тетке в химическую лабораторию.
Однако я не дозвонилась, и пришлось туда ехать.
Ленкина тетка вышла ко мне сама и, выслушав мои извинения, молча протянула листок с длинным названием лекарства, написанным на латыни. Взглянув на мое растерянное лицо, она усмехнулась и сказала, что это очень сильное сердечное лекарство, которое является, конечно, действенным, но применяется весьма ограниченно и самыми малыми дозами, и в аптеке его можно купить только по рецепту строгой отчетности с круглой печатью.
