И я сделала очередную глупость — отказалась от благоразумного решения бежать и набрала номер милиции. И тем самым окончательно погрязла в афере, из-за которой, ничего об этом не зная, давно уже была на подозрении милиции, мало того — играла роль главной подозреваемой.
Майор Фертнер, худощавый, невысокий, с живым умным взглядом и оттопыренными ушами, глядя на меня неприязненно и с подозрением, велел перечислить все, к чему я прикасалась в квартире. В тоне, каким это было сказано, сквозила твердая убежденность, что я все равно не скажу правды.
— Ручка входной двери, — ответила я, подумав. — Выключатель в прихожей. Называть только то, к чему я прикасалась рукой, или вообще? На косяк я навалилась, кажется, спиной.
— Рукой, рукой.
— Выключатель в комнате. Телефонная трубка. Больше ничего. Я все понимаю и специально старалась ни к чему не прикасаться, а потом ожидала вас на лестнице.
— А ручка второй двери?
— Вторую не трогала. Вторая дверь была приоткрыта.
— И вы утверждаете, что не знаете убитого? Вы уверены в этом?
Разговаривали мы, сидя на краю ванны, поскольку в комнате работала так называемая следственная бригада. Ванную комнату, по неизвестным мне причинам, осмотрели в первую очередь и теперь предоставили в наше с майором распоряжение.
— Откровенно говоря, нет, — виновато призналась я. — То есть я хочу сказать, что не уверена. Фамилия ничего мне не говорит, а что касается лица покойного, то те его фрагменты, которые я видела, мне решительно незнакомы. Но могу и ошибаться.
— Гм. Незнакомы, а он тем не менее вам звонил, ведь так? Значит, знал номер вашего телефона?
В самом деле, наверное, знал. Интересно, откуда? Да, идиотское создалось положение, дальше некуда. Незнакомый человек последним усилием звонит мне и тут же испускает дух. Глупее не придумаешь. И как бы я ни доказывала, никто мне не поверит, что мы незнакомы. Я сама бы не поверила.
— Интересно все же, почему он позвонил вам, а не, скажем, прямо в милицию? Вам самой это не кажется странным?
— Не кажется. Такое уж мое счастье, — мрачно ответила я. — Мечтала о спокойной жизни — значит, катаклизмы неизбежны. А вас я очень прошу на всякий случай проверить людей, чьи номера телефонов отличаются от моего одной цифрой. Ведь таких немного, всего двенадцать.
— А сюда вы приехали только потому, что он позвонил, да?
— Конечно, только потому. А вы бы на моем месте не поехали?
— На вашем месте, разумеется, не поехал бы. И не трогал бы телефонную трубку, а оставил лежать, как была. Откровенно говоря, ничто не доказывает, что он вам звонил. Нет ни одного доказательства.
— Не трогала трубку... А с милицией я бы связывалась мысленно? Или телепатически?
— Нет, просто позвонили бы по другому телефону.
— Но ведь в том-то и беда — не было у меня под рукой другого телефона!
— Все равно трубку нельзя трогать.
Я разозлилась.
— А почему, позвольте вас спросить? Неужели потому только, что кому-то может прийти в голову, будто я все это выдумала? И приехала сюда так просто, без всякой причины? Или что это я его убила? Делать мне нечего, как только разъезжать по ночам и убивать незнакомых людей! Вот и шлепнула этого, как его...
— Вольдемара Дуткевича.
Моему возмущению не было предела.
— Мания у меня такая! Хобби...
— Я о вас уже слышал, — невежливо прервал меня майор. — И много.
Я остановилась на всем скаку. Майор действительно должен много обо мне слышать, учитывая последние события. Более того, имел полное право относиться ко мне с подозрением. Сразу присмирев, я робко поинтересовалась:
— Наверное, от капитана Ружевича, да?
Проигнорировав мой вопрос, майор продолжал:
— Странное дело, вы все время нарушаете. Все время какие-то подозрительные обстоятельства. Ну а теперь и вовсе... Я лично верю, что он вам действительно звонил. Не кажется ли вам, что вас намеренно во что-то впутывают?
Это была свежая мысль. До сих пор она не приходила мне в голову. Застигнутая врасплох, я отреагировала самым что ни на есть естественным образом:
— Нет, это невозможно! То есть я как-то об этом не думала... Кто знает, может, вы и правы...
Майор поспешил меня остановить:
— Да я вовсе этого не утверждаю. Меня интересует лишь ваше мнение.
— Я пока не уверена, есть ли у меня мнение.
Туг в ванную заглянул молодой человек и молча подал майору небольшой блокнот. Майор занялся им, а я, ошеломленная предположением майора, закурила, чтобы собраться с мыслями. Мысли почему-то не собирались. Думаю, им мешала одна главная, вытеснившая все остальные: как склонить следственную бригаду приготовить для всех нас чай. Наверняка у покойного... как его, да, Дуткевича. в кухне есть все необходимое. Нечаянно я заглянула майору через плечо, и мысль о чае тут же вылетела из головы. Среди записанных в блокноте номеров телефонов был один, при виде которого у меня что-то екнуло внутри.
Майор поднял голову и с живым интересом взглянул на меня.
— Ну? — сказал он поощрительно, передавая мне блокнот. — Кого вы здесь знаете? Знаком ли вам какой-нибудь телефон?
— Пан майор, — вкрадчиво начала я, — как вы считаете — мне лучше сразу говорить всю правду или пока можно не всю? А то потом... За дачу ложных показаний...
— И вот так всегда. Каждый финтит, — философски заметил майор в пространство. А обращаясь ко мне, посоветовал:
— Лучше сразу говорите всю правду. Мне кажется, так и для вас самой будет лучше. А на той стадии расследования, в которой мы находимся, если вы кого и назовете, может, тем самым окажете и ему услугу, а не только следствию. Так что советую подумать.
Я подумала, что этот майор вроде соображает и вообще-то прав. А ведет себя странно — подсовывает мне под нос записную книжку убитого. Обычно следственные органы не раззванивают столь легкомысленно о вещдоках с места преступления. Значит, у него какие-то свои соображения. Кто-то намеренно впутывает меня... Незнакомый покойник мне звонил... Да, определенно что-то вокруг меня происходит.
Записная книжка была без алфавита, записи в ней производились подряд.
— Баська! — решилась я. — Вот номер ее телефона, сразу бросился мне в глаза. То есть Барбара Маковецкая, проживает на улице Польной. А остальных не знаю. Хотя подождите... Вот этот Р...
Я заглянула в свой собственной блокнот.
— Ракевич! Правильно мне показалось. Кто? Да один такой, знаете... На Западе его бы назвали бизнесменом. Живет в Варшаве, Верхний Мокотов, адреса не знаю, но могу показать дом. Его вы сразу можете вычеркнуть из списка подозреваемых. Слишком много у него денег, чтобы заниматься глупостями. А больше никаких знакомых здесь нет.
Я просмотрела до конца записную книжку и на последней страничке нашла себя. Пани Иоанна: 41-26-33. Очень симпатично записано, вполне уважительно.
— Ну так, в конце концов, знаете вы его или нет? И знал ли он вас?
— Ума не приложу! Может, читал мои книги и втайне меня обожал? Хотите верьте, хотите нет, но есть такие.
Из вежливости майор попытался изобразить протест, но у него не очень получилось.
— Что вы, что вы! Я верю. Чертовски неудобная эта ванна. А названная вами пани Маковецкая, это кто?
— Моя подруга.
— Ваша подруга, понятно. А еще какая-нибудь специальность у нее есть?
— Есть, она шофер-профессионал, у нее права категории «Д». Может и автобус водить.
— А где она работает?
— Сейчас нигде. Работала, но перестала. Ей разонравилась работа после того, как пришлось менять на своем грузовике третье колесо подряд. Ночью, под дождем, и вокруг никого, кто бы помог.
— А на что она теперь живет?
— На то, что выиграет на бегах. И на то, что заработает ее муж.
— А... — нерешительно начал майор, но собрался с духом и докончил:
— А чем занимается ее муж?
Мне очень хотелось ответить, что Павел тоже играет на бегах, но я сжалилась над милицией.
— Он переводит с немецкого и неплохо зарабатывает.
— Вы не знаете, что ее связывало с Дуткевичем?
— С каким Дут... А, с этим! Не имею ни малейшего понятия. И вообще, чтобы избежать в дальнейшем недоразумений, советую вам, пан майор, примириться с фактом, что этого Дуткевича я действительно не знаю и ничего не могу о нем сказать. И прошу вас, не задавайте мне в десятый раз вопроса, почему он мне звонил, я и в самом деле не в курсе. Мне самой интересно, и уж я постараюсь это выяснить.
— Очень хорошо, выясняйте! — согласился майор, к моему величайшему изумлению. — А если что-нибудь выяснится, сообщите мне. Вы сможете завтра дать официальные показания?
— Вы имеете в виду завтра или сегодня? Ведь уже четверть четвертого.
— А, значит, сегодня.
— Если после двенадцати — пожалуйста. А раньше мне бы не хотелось.
— Хорошо, я позвоню вам. А сейчас подпишите протокол и можете идти домой.
