— Так чего ж ты тащишься, как сопля по подоконнику! — заорала я на парня. — Скоро на хвост менты сядут, а он едет, будто на прогулке!
И потом, что это за цвет у твоей машины? Это ж не помидор! Твою красную «девятку» при хорошей видимости космонавты с орбиты видят.
О господи! До чего ж бестолковые нынче грабители пошли. Ты хоть имеешь представление об основах маскировки? Значит, так, сейчас загоняешь тачку в какой-нибудь неприметный дворик, там мы найдем транспортное средство поприличней. Кстати, как твое имя, террорист-недоучка?
— Степан.
— Очень приятно. А я Афанасия, можно просто Афоня. Мы с тобой теперь соучастники, а это, что ни говори, накладывает на обоих определенные обязательства.
— Слышь, Афоня, а ты вообще-то имеешь представление об основах маскировки? — усмехнулся Степан и в мгновение ока преобразился. Вместе с лыжной шапочкой он снял и свои красивые смоляные кудри, аккуратно вынул из глаз голубые линзы, что-то вытащил из-за щек…
Я смотрела на все эти манипуляции, широко раскрыв глаза и рот. Передо мной, точнее, рядом со мной сидел широкоплечий блондин с коротко стриженными волосами и мощным затылком и задорно блестел зелеными глазами.
— От е мое! — восхитилась я. — А вот я так не могу. У меня все натуральное.
— Так это ж здорово, — кивнул Степан, сворачивая в какую-то подворотню.
Хоть я и прожила всю жизнь в Москве, это место вовсе не казалось мне знакомым. Впрочем, это, может быть, потому, что росла я примерной девочкой и по подворотням не шаталась.
Степан остановил машину и неожиданно протянул:
— Смотри-ка, какой у тебя браслетик интересный! Серебро?
— Ты что?! — окатила я парня презрительным взглядом и повыше задрала рукав короткой курточки. — Темнота! Это белое золото!
— Ну да?! Дай-ка поближе посмотреть…
Степан взял меня за руку, словно хотел в самом деле рассмотреть получше ювелирное изделие, и в мгновение ока защелкнул на запястье наручник. Вторую часть наручника он пристегнул к рулю.
— Эй, чего это за шутки такие? — нахмурилась я. — У тебя с головой все в порядке? Ну-ка, отцепи меня немедленно, террорист недоделанный!
Несколько секунд «недоделанный» террорист внимательно меня изучал, чем, признаться, здорово смущал, все-таки парень он был симпатичный, а потом заявил:
— Даже не собираюсь. Я, кажется, уже сказал, что теперь ты моя заложница. И лучше не дергайся, а то сама же себе больно сделаешь.
В этом он был прав — при каждом движении наручник сжимал руку все сильнее. Степка куда-то ушел, и я притихла.
Интересно, а как бы Клавка поступила в подобной ситуации? Сестрица у меня очень эмоциональная девушка, с взрывным характером и беспощадная на расправу. Даже зная все эти особенности Клавдии, трудно предугадать ее поведение в ближайшие пять минут. Да и сама ситуация была слишком уж абсурдной и нереальной: отправившись оплачивать коммунальные услуги, я стала соучастницей ограбления, а теперь вот попала в заложницы. Спрашивается, как себя вести? Устроить, как выражается мой Брусникин, скандал с «выходом» по девятибалльной шкале? Последствия такого скандала сравнимы разве что с последствиями взрыва атомной бомбы в Хиросиме. Подобные скандалы случаются крайне редко. Но зато, как только они начинаются, всякая живая тварь стремится найти себе укрытие, включая мою любимую морскую черепашку Тырочку и сушеную акулу Марусю-2, сувенир из Египта.
Или вести себя тихо, смирно, может, тогда Степка меня отпустит? Вообще, как ведут себя заложники? А соучастники? От невозможности принять верное решение у меня разболелась голова" Кроме того, беспокоили невеселые мысли.
Степка пристегнул меня к рулю, на заднем сиденье валяется пакет с украденными деньгами, а на пакете полно моих отпечатков. Просто подарок для правоохранительных органов! Сам террорист куда-то смылся. С минуты на минуту могут появиться эти самые органы, и тогда я моментально попаду в разряд первого подозреваемого. Димка в Лодзи, помочь мне он ничем не сможет. Клавка вполне способна в полном спокойствии заниматься домашними делами, ничуть не беспокоясь моим отсутствием. Она даже не будет звонить на мобильник, который, кстати, я даже не взяла. Зато потом, когда в Клавкину душу падет зерно беспокойства, она разовьет бурную деятельность. И первое, с чего сестра начнет, это со звонка в милицию. Клавка — не рядовой гражданин. Это — газонокосилка с реактивным двигателем. Она из милиционеров душу вынет, но на розыск пропажи, то есть меня, отправит все отделение под ее личным конвоем. Встреча с милицией для нас со Степаном была бы крайне нежелательна.
Оценив положение как критическое, я пригорюнилась, а потом потихонечку захныкала.
Неподалеку сидел местный Шарик, печально поводя висячими ушами. Вот ему-то я и пожаловалась на свою жизнь и заревела в голос.
Неожиданно возле машины, ставшей для меня тюрьмой, остановился большой черный автомобиль, заметно потрепанный дорогами. Его породу я не опознала, поэтому обиделась на жизнь еще больше. А потом испугалась, причем настолько, что перестала реветь. Дверца со стороны водителя открылась, и оттуда вышел Степан. Увидев его, я нахмурилась, всем своим видом выражая презрение и обиду.
— Соскучилась? — весело поинтересовался Степан, отстегивая меня от руля, но зачем-то пристегивая к своей руке.
— Угу, — промычала я, судорожно всхлипнув, — как задница по уколу. Ты где это пропадаешь?
— О, ну ты совсем как жена допросы устраиваешь.
— Ха! Откуда тебе знать? У тебя небось и жены-то никакой нет. Какая же дура тебя выдержит?
— Тут ты права, жены нет. Хотя и была, — вздохнул Степан. — Недолго, если честно, всего три месяца. Ну, не смонтировались мы со Светкой, что ж поделаешь?
Я только глумливо хмыкнула, но промолчала, решив не злить своего похитителя.
— Ты, Афанасия, вот что, — велел он, — бери пакет с заднего сиденья и перебирайся в эту машину.
Что я и сделала, храня надменное молчание.
А чего с ним разговаривать? Все равно ничего умного не скажет.
В машине Степан опять меня пристегнул, только уже к ручке дверцы. Я решила прощупать обстановку, чтобы придумать хоть какой-то план.
— Слушай, ты кто? Бандит?
— А хрен его знает! — по-прежнему весело ответил Степан. — По жизни — нет, а так — вроде да.
Яснее не стало. Если бандит, то какой-то странный: веселый, жизнерадостный, будто клоун, а не бандит. Хотя, кто знает, может, у братков сейчас мода на придурковатость. Попробуем зайти с другой стороны.
— Ты мне мозги-то не полощи, — строго сказала я. — «По жизни, не по жизни…» Кассу цапанул? Цапанул. Меня похитил? Похитил…
— Не похитил, а взял в заложницы, — поправил Степан.
— Без разницы, — отмахнулась я. — Тачку вот угнал. Кстати, мог бы чего и поприличнее выбрать, а не это корыто.
— Это машина моего брата.
— Дожил! У родного брата тачку угнал, а еще говоришь, что не бандит. Бандюган наипервейший, вот ты кто!
Мы ехали по каким-то кривым улочкам и закоулкам, совершенно мне незнакомым. Внезапно мне в голову явилась светлая мысль:
— Степка, слушай, а давай махнемся?
— Это как?
— Ты меня на волю, а я тебе в заложницы Клавку отдам, мою сестру. Она у меня девушка боевая, вы с ней таких дел наделаете!
Не подумайте ничего плохого, просто, зная Клавдию, я была уверена, что дольше десяти минут ее ни один террорист не выдержит: либо башку снесет, что маловероятно, либо вернет заложницу хозяину, то есть мне, да еще приплатит, чтоб взяли обратно, лишь бы Клавка перед глазами не маячила и не лезла с советами.
— Ну, что? Согласен?
— Нет. Мне тебя хватает.
— Ну хорошо, — покладисто согласилась я. — Не хочешь меняться, давай хоть ее с собой возьмем, все ж веселее будет! Как я понимаю, мы еще кого-то грабить будем? Так вот, Клавдии моей все деньги отдадут просто так, лишь бы отстала.
— Мне тебя хватает, — повторил Степан. — Ты лучше посчитай, сколько денег в пакете…
Пакет с деньгами лежал у меня на коленях.
Пересчитав купюры, я сообщила:
— Тридцать тысяч двести четырнадцать рублей. Копейки считать?
Степан, ударив рукой по рулю, выругался:
— Мать твою! Мало…
— А ты чего хотел? — удивилась я. — Во-первых, это обычная сберкасса, а не закрома родины. А во-вторых, грабить надо было ближе к вечеру, когда там больше денег наберется. Эх, всему-то тебя учить надо, а еще бандит! Тьфу!
— Да не бандит я! — в сердцах крикнул Степан. — Не бандит, сколько раз говорить!
— Да-а? — как бы удивляясь, протянула я. — А кассу кто взял? Юрий Гагарин, что ли? Меня зачем-то украл…
Степан ничего не ответил. Я покосилась на него: на лбу у него собрались суровые складки, губы были сжаты в ниточку, все лицо его выражало сосредоточенность и глубокое раздумье.
«Решает, наверное, как от меня избавиться, — вздрогнула я, вжимаясь в кресло. — У, него же пистолет»!
