Мне определенно показалось, что Метя не иначе как врет.
– Не может быть. Не могли они поставить на Даниэлу. Самая худшая двухлетка на бегах, она уже это доказала, я специально проверяла. Ну может, есть еще один или два еще хуже, но она уж точно в последней тройке. Кто ставил на Даниэлу?!
– Как раз эти пни. Я тебе слово даю.
– А!… – вдруг вспомнила я. – Ну да, как раз пришла Элиана, лошадь высшего класса, за последовательность дали около двадцати тысяч! Я даже не спрашивала себя, на что. Боже милосердный, эти люди ставили…
– Как раз на Даниэлу. Они играют и в кассах, и еще у букмекеров. Букмекеры обожают их больше собственной жизни, потому что у них ставка сто миллионов. Они ставят в последний момент, лошади к виражу подходят, а они еще пихают букмекеру деньги. На такой идиотизм… Это же чистая прибыль!
В доли секунды я поняла как минимум половину комбинации. Букмекеры, которые принимают деньги, обычно стараются застраховаться и сами ставят деньги в кассе, особенно если в игре участвуют фавориты. То, что на лошадей ставят заранее, позволяет им сориентироваться в ситуации и протолкаться к кассе, потом они выплачивают выигрыши, но и сами их получают. С закрытием последней кассы они предоставлены собственной судьбе, страховки уже не получат, поэтому должны рисковать. Значит, если кто-то надеется на бессмысленные фуксы, они зарабатывают, забирая себе ставки, и получают чистую прибыль. Кретины, которые делают ставки на безнадежных лошадей, должны им безгранично импонировать. Кого-нибудь, кто способен разумно ставить, они, может быть, возненавидели бы смертельно и отказывались бы принимать у него деньги или пытались бы избавиться от него любым другим способом…
– А этот Дерчик, часом, у букмекеров не игрывал? – вырвалось у меня.
– Ты очень разумно мыслишь, – похвалил меня Метя. – Не знаю, но вроде нет. Кажется, не играл.
– Если бы играл, я бы знала, кто его убил… Сговор с жокеем им необходим. Лошадь, которая наверняка не выиграет, гораздо легче заметить и выбрать, чем ту, которая придет первой. Почти в каждом заезде я могла бы указать по крайней мере одну лошадь, на которую я могла бы поставить все сокровища мира в уверенности, что ее на первых местах не будет ни в коем разе. Жокеи, конюхи или кто-то из сотрудников подсказывают плохую лошадь лопухам, лопухи мчатся к букмекерам, доход верный, как в швейцарском банке. Особенно при таких суммах…
Я вдруг увидела еще одну возможность. А если Дерчик по глупости, по злобе или по каким-то другим причинам подсказывал кому-нибудь хороших лошадей? Может, ему просто везло и он попадал в яблочко случайно? Этот кто-то, неважно, из мафии или нет, играл у букмекеров и обошелся им в страшную кучу денег… Но вроде никто не ставит так много, как эти жлобы…
– А они всегда играют по сто миллионов?
– Как минимум. Если удастся, то и дороже. Сами они не успели бы, у них курьеры на побегушках, рассылают их во все стороны. И мне что-то кажется, что эти посредники-курьеры обогащаются больше всех.
– Потому что у них мозги есть и они на ерунду не ставят?
– Ну конечно. Хотя раз накололся один, не поставил, потому что считал, что конь не придет.
– А он пришел?
– Пришел. Бегал он, как ошпаренный кот, чтобы одолжить деньги на выплату выигрыша, одну треть вроде как раздобыл. Морда у него потом была как отбивная, но бюллетеня брать не стал. Должен выплатить все до конца, кажется, у него еще до сих пор какая-то часть долга осталась, потому что у него теперь бзик и он боится не ставить. С жокеями тоже проделывают номер, дают, например, те жлобы для Сарновского или Замечека пять миллионов, а они передают четыре или даже три. А ведь и три миллиона больше, чем эта глупая награда за победу, правильно?
– Погодите, – перебила нас удивленная Гонората. – Из того, что вы мне тут наговорили, получается, что примитивная мафия проигрывает? Я не ослышалась?
– Не ослышалась, ненаглядная жена, – поддакнул Метя. – Она действительно проигрывает.
– Так зачем им все эти штучки?
– Этого никто не знает. Нравится им, видимо. Раза два за сезон им случается выиграть, но не больше, потому что парни за этим следят.
– Ну хорошо, а откуда в таком случае они берут на это деньги?
– Из чего-нибудь другого. Как Иоаннин прокурор. Где-нибудь еще выигрывают, чтобы на бегах проигрывать. Вообще они родились богатыми, всю жизнь фарцовкой занимались, и легализация этой процедуры им принесла непоправимый вред. Но у них еще много осталось. Глупость непостижимая, но я вам с самого начала говорил, что это деревенские лопухи.
– Ты прав, Метя, я тоже сомневаюсь, умеют ли они читать, – согласилась я. – Достаточно было бы один раз в программку заглянуть, чтобы сообразить, что их надувают. Но и так у меня тут концы с концами не сходятся, потому что если у них хватило мозгов обогатиться на чужой валюте, то должно было бы хватить мозгов и на то, чтобы ее теперь не потерять.
– А какое им дело? Выигрывают в рулетку и в казино.
– Думай логически и не говори глупостей. Если бы им не хотелось выиграть, они бы вообще этим не занимались.
– Они азартные, – предположила Мария.
– Естественно, но куда в таком случае делась их деловая сметка на прибыль? Нет, я стою на своем, что-то тут не сходится, какой-то падалью из-под земли попахивает. Не говоря уже о том, что Дерчик мне все больше и больше кажется информатором. Если его укокошили не букмекеры за то, что давал игрокам хороших лошадок, тогда его шлепнула мафия, потому что давал плохих. В конце концов они озверели и прикончили его из мести или обыкновенно, со злости. Так у меня получается.
– В какой-то степени у тебя даже слишком хорошо получается, потому что один из этой троицы человек очень нервный и прямо-таки рвется к мордобитию, – подтвердил Метя. – Так могло быть, но не знаю, что здесь можно доказать.
Я подозрительно на него посмотрела и вспомнила, о чем должна была его спросить.
– Метя, говори правду. У меня два скромненьких вопросика. Почему тебя так этот Дерчик потряс? Ты ведь не столь уж впечатлительный, так в чем же дело?
– В том, что мне хотелось коньячку, – не задумываясь ответил Метя. – И такой хитроумный способ показался мне самым лучшим.
– Ты уже по балде за укрывательство сведений получил, – заметила ему Мария. – Хочешь еще разок?
– От вас?
– Можешь и от нас, но в первую очередь я имела в виду злоумышленников.
– А что общего между моим шоком или коньячком и злоумышленниками?
– Гонората, он каждый день в это время не в своем уме? – озабоченно спросила я. – Или, может, только сегодня? Ему нехорошо?
– Ну как ты себе это представляешь? Жестокая и бессердечная баба бестактно и грубо рассказывает мне о страшном преступлении, что человека убили…
– Метя, она говорит то же, что и я, – перебила его Гонората. – Если ты будешь молчать как дурак, то они тебя еще раз шандарахнут. А если ты все расскажешь, они потеряют повод.
– Как же, сейчас! – сердито фыркнул Метя. – Они меня шандарахнут из мести. А вообще кто сказал, что я что-то знаю?
– За километр видать, – сухо заметила я. – Слепой увидит. И второй вопросик: кто такой Василь?
Метя покраснел, побледнел, потом снова покраснел. Потом он начал как-то странно фукать. Мы все втроем укоризненно смотрели на него, не делая скидок на его разбитую голову. Гонората положила ему кусочек паштета.
– На вот, съешь, запей и перестань этими сведениями давиться. Какой такой этот Василь? Я о нем ничего не слышала.
– Никто о нем не слышал! – пробулькал Метя. – Она одна! Прицепилась и прицепилась, выдумала себе все!
– А вместе со мной Сарновский и Бялас, – отчетливо выговорила я.
Метя застыл с паштетом на вилке.
– Что?!…
– Сарновский и Бялас. Как раз они с седлами выходили. Я так поняла, что Василь велел Сарновскому спустить заезд на тормозах, хотя он фаворитом не был. Так что это за какой-то Василь? Перестань дурака валять, потому что у нас всех глаза есть и колет нам глаза то, что ты не просто знаешь что-то, но еще и трусишь, как канадский скунс.
– Но я на сто миль не воняю! – бурно запротестовал Метя и сожрал паштет. – Ну ладно, хорошо, скажу. Не знаю, кто это, но знаю, что существует нечто такое. Может, это символ, а может, псевдоним…
– А может, человек…
– Тварь паршивая, а не человек! Ну ладно, хорошо, есть один такой. Ну ладно, вот вам, я тоже подслушал. Не знаю, кто разговаривал, два голоса я слышал, о Дерчике как раз разговор шел. Никаких цитат, ничего не помню, что они говорили, но у них получалось, что Дерчик слишком много языком треплет и надо его утихомирить. И когда я узнал, что его радикально утихомирили, имел я право занервничать, а?
– Имел, Метя, имел, – примирительно сказала Гонората и погладила его по голове.
– Руки прочь от Кореи! – завопил Метя. – А, это моя жена… Ну ладно, я тебя люблю больше всех на свете. А этот Василь, кажется, такое что-то…
