— Роза, умоляю, хватит.
— Забыл кейс! — повышая голос, повторила Роза.
— Да не забывал я, — взмолился Пупс.
— Значит, врет она? — наступая на него, закричала Роза. — Тамарка врет, я вру, один ты у нас говоришь правду?!
— Подожди, Роза, а что он делал у Тамарки? — заинтересовалась я.
— Спаивал Даню, — отрезала Роза.
— И когда это было?
— Позавчера. Позавчера он в рабочее время, пользуясь отсутствием Тамарки, приперся к Дане и подло его споил. Там и кейс забыл.
— Да не забывал я кейс, — взвыл Пупс.
— Посмотри на него, — рявкнула Роза. — Вот же ничтожество, и еще стоит на своем.
Тут уж Пупс окончательно взбунтовался. Он выскочил из-за шторы и завопил:
— Да на работе я тогда был! На работе! Позвони, проверь сама, тебе каждый скажет!
Он вопил с таким чувством, что хотелось верить ему, а не Розе.
— Да не на работе ты был, а у Тамарки, — топая ногами, закричала Роза.
Теперь и она была очень убедительна. Я совсем растерялась.
— Послушайте, — осененная мыслью, обрадовалась я, — а что мы тут гадаем? Давайте сейчас же поедем к Тамарке и выясним, чей у нее кейс.
Роза в пылу сражения с мужем забыла, что есть здравомыслие, а оно всегда приведет к более легкому разрешению спора, чем взаимные упреки и оскорбления.
Впрочем, об этом забывает в первую очередь всякий и всегда, когда дело доходит до выяснения истины.
— Прекрасно, — поддержала меня Роза и скомандовала:
— Пупс, одевайся, едем к Тамарке.
И мы поехали.
Тамары дома не было, но зато был Даня. Я как увидела его, так сразу почуяла неладное. Многолетнее знакомство Дани и Пупса не переросло в дружбу, однако, вопреки этому, Даня отреагировал на Пупса странно: он обрадовался и едва ли не бросился обниматься. В общем, встретил Пупса как закадычного дружка.
Пупс тоже насторожился, но, все еще имея какую-то надежду, спросил:
— И где же мой кейс?
Даня оживился, исчез в недрах комнат и быстро вернулся, держа в руках кейс.
— Вот, — сказал он.
Пупс остолбенел, глазам своим не веря.
— Как же так? — пробормотал он, растерянно глядя на Розу.
Она хищно схватила кейс, открыла его, и оттуда посыпались бумаги. Пупс бросился их подбирать.
— Мой квартальный отчет! — обрадовался он. — Я же искал его!
Должна сказать, что мы с Розой радости Пупса не разделили. Да и сам он перестал радоваться, как только понял, что Роза права.
— Теперь видишь, что у тебя меркнет сознание, ничтожество? — строго спросила Роза, когда мы вернулись с кейсом домой.
— Да, что-то я не то… — согласился Пупс.
— Это все от пьянки, — гнула свою линию Роза.
— Видимо, да, — подавленно соглашался Пупс.
— Ты работаешь с такими важными документами и пьешь, — не отставала Роза. — Тебя в худшем случае посадят, а в лучшем погонят.
Дальше события пошли естественным образом:
Пупс осознал свою вину и в моем присутствии поклялся Розе, что больше ни капли в рот не возьмет.
На этом мы и расстались, а вернувшись домой, я сделала своему Евгению профилактическое внушение, заключив его фразой:
— Боже тебя упаси пить вообще, и в частности с этим падшим Пупсом. Он разложился совсем и пошел разлагать всех подряд. Только представь, уже принялся за Тамаркиного Даню.
— Даня пил с Пупсом? — удивился Евгений. — Тогда дело плохо. Он что, забыл? У него же язва.
— Он сам язва, — отметила я, — потому и не пьет, но сегодня был просто душка.
— Следовательно, не на всех плохо действует алкоголь, — сделал вывод Евгений.
— Пупс тоже так думал, до того как потерял свой кейс с квартальным отчетом.
На Евгения это сообщение произвело потрясающее впечатление. Тот, кто знает Пупса, поймет.
— Витек потерял свои бумаги? — изумился Евгений и сделал радикальнейшее заключение:
— Ты права, категорически нельзя пить… Пупсу.
Приключения Пупса потрясли и меня. Ночью я ворочалась в постели, страдая от полученных впечатлений и приключившейся от них бессонницы. Заснула с рассветом, а проснулась от телефонного звонка. Звонила Маруся.
— Старушка, — вопила она, — ты прямо вся про меня забыла! Епэрэсэтэ!
— Что? — испугалась я. — Уже прилетела стрела?
— Да нет, — успокоила Маруся, — другое. Я вся в буфете, срочно приезжай.
И я поехала.
Давненько я не видела Марусю при исполнении тех обязанностей, за которые ей платят. Маруся была так мила, так энергична и оптимистична, словно и не было ее отпуска без сна и отдыха.
«Свежа, чертовка», — подумала я, любуясь ее тугими румяными щеками.
Тут же зеркало, висящее напротив столика, за которым меня пристроила Маруся, сообщило, что мой вид далек от совершенства: бессонная ночь сказалась самым нелучшим образом. Это открытие так расстроило меня, что я неспособна была поглощать информацию, щедро вливаемую в мои уши Марусей. Я мучительно переживала свою трагедию и очнулась только тогда, когда Маруся рявкнула:
— Ты что, прямо вся не слушаешь меня?
— Слушаю-слушаю, — успокоила я. — Прямо вся и слушаю, продолжай.
— Что — продолжай? Записывай давай!
И Маруся придвинула ко мне тетрадный листок и шариковую ручку.
— Я прямо вся не знаю, — сказала она, — текст принимала с голоса, так что, как надо, запишешь сама.
— Хорошо, постараюсь, — все еще не вникая, отмахнулась я.
И Маруся начала диктовать, я же машинально записывала.
— Здесь, видимо, латынью, — сказала она. — ni, точка, ru, точка.
Я послушно записала: — ni.ru.
— Бля, — продолжила Маруся.
Я добросовестно попыталась записать латынью «бля», но в последний момент задалась вопросом: зачем мне это, и, не найдя ответа, воскликнула:
— При чем здесь «бля», Маруся? И что я вообще записываю?
— Как что? — изумилась Маруся. — Адрес!
— Адрес?
— Ну да, адрес этого вашего Интернета. Ну письмо чтоб послать. Ру, точка, бля, — вдохновенно продолжила она.
— А-а, вот оно что, адрес, значит, — удовлетворилась я и принялась ломать голову, как правильно записать «бля».
И тут меня осенило.
— Постой, Маруся, да откуда взялось это «бля»? Не может там на конце быть «бля».
— А что может?
— Точка, т, и все. А «бля» — это уже какая-то другая страна. Или тебе для прикола в качестве связки слов «бля» предложили.
— Да нет, — усомнилась Маруся. — Пупс не употребляет такие слова. Ты слышала когда-нибудь, чтобы он «бля» говорил?
— Нет, не слышала, — призналась я.
— Вот и я не слышала. Ваня мой запросто может так сказать, даже Женька твой в сердцах скажет, а Пупс — никогда. Он же интеллигент.
— А при чем здесь Пупс? — удивилась я.
— Ну как же, — всплеснула руками Маруся. — Это же он мне адрес достал. Рано утром приходил сюда, просил опохмелиться. Ясное дело, Розка денег ему не дала, хоть и говоришь, что он брал у нее бабки когда-то прямо на твоих глазах.
— Брал-брал, — подтвердила я.
— Значит, сегодня взять постеснялся, — заключила Маруся, — или Розку жадность одолела, а мне это и на руку. Я как узнала, что Витька выпить хочет, так и обрадовалась прямо вся. «Сколько хочешь налью, — сказала, — а ты за это адрес мне достань».
— И что же Пупс ответил?
— Без проблем.
— Ну и ну, — подивилась я. — А ведь вчера весь вечер нам с Розой клятву давал. И чем это дело закончилось?
Маруся победоносно глянула на меня:
— Позвонил и адрес продиктовал. Я записала, вот, посмотри.
И Маруся протянула клочок бумаги. Это было жалостливое поношение судьбы, почему-то разбитое Марусей точками. Думаю, точки она ставила в том месте, где Пупс пьяно икал. Заканчивалось послание фразой:
«Нет ни рубля». И все это, вместе взятое, наивная Маруся приняла за электронный адрес.
— Маруся, мне тебя жаль, — только и сказала я. — Еще немного, и сама отправлюсь к той бабе. Ты меня доведешь…
— Так это не адрес? — загоревала Маруся, возвращаясь в свой буфет.
Я пошла за ней, горюя тоже, но предметом моих переживаний был Пупс. Он явно попал в беду и не знает, как выпутаться.
— Неужели так быстро можно стать алкоголиком? — сказала я, машинально наблюдая взглядом за тем, как Маруся садится за кассу и пробивает чек.
И тут я увидела стрелу. Она спокойненько торчала в колонне, возле которой стояла касса. Маруся даже не заметила стрелу и, естественно, не могла сказать, когда и кто стрелял из арбалета. И я в это время, возможно, крепко дома спала.
— Маруся, — растерянно прошептала я, — завтра рухнет твоя картина. Ты бы посильней привязала ее.
— С чего ты взяла, что рухнет картина? — оптимистично поинтересовалась Маруся.
Вместо ответа я глазами указала на стрелу. Вопреки ожиданиям, Маруся обрадовалась, восторженно всплеснула руками, издала вопль ликования и закричала:
— Слава богу, я жива!
Заметив мое изумление, она пояснила:
— Картина — это не опасно.
