— Прекрасно представляю. Это следствие детских неврозов, — умничала Клава. — Помнишь, мужика по телику показывали, который кетчупа боится? Доказывается, на него маменька кастрюльку с томатом опрокинула, когда он еще пребывал в беззубом мокроштанном периоде своей жизни.
Я этого мужика не видела и потому поинтересовалась:
— И что, бутылочки с кетчупом на полках супермаркета его тоже пугают?
— Еще бы! А вдруг он прямо оттуда на "его выпрыгнет, подлюка! А-а-а-а!!!
— Клава! Прекрати идиотничать! Я ведь действительно боюсь, даже думать о чем-то другом не могу.
— И не надо! Бойся! Знаешь, есть такой метод лечения фобий — психодрама? Не надо испытывать страх перед страхом. Наоборот, прочувствуй все нюансы своего ужаса. Вот самолет падает, запах гари, дым, крики… И ты все это видишь, если сама сразу не умерла, но уже на земле и еще живая…
— — Ясное дело, живая, раз не умерла. Хотя такое редко бывает, чтобы кто-то уцелел.
— Ну а ты представь! 14 вот вокруг расчлененные тела, и ты тоже, например, уже без чего-то…
— Ну, знаешь ли! — возмутилась я.
Но Клава, казалось, меня уже не слышала.
Она так выразительно описывала пострадавший от авиакатастрофы ландшафт, куски обшивки самолета, застрявшие в кронах деревьев, мигалки пожарных машин и завывание сирен «скорой помощи», что я невольно подумала: «Подруга не лишена садистских наклонностей». И так складно у нее все получалось, сам Артур Хейли мог бы поучиться образности высказывания.
— Клава, — оборвала я ее. — Вот я вернусь из Сочи, и пойдем к психиатру вместе. Я буду лечиться, и тебя заодно подлечат. А то ты меня пугаешь.
— Глупости! Я тебе пытаюсь помочь.
— Тогда лучше давай хлопнем по рюмашке.
Вот когда мы с Димкой из Афин летели, я выпила трехсотграммовую бутылку «Метаксы» и уже ничего не боялась.
— Ну, триста слишком жирно, а пятьдесят я тебе налью. Коньячку. И себе тоже.
Я взглянула на часы. Через десять минут прибудет такси. Клава накинула пиджак" достала из шкафа дагестанский коньяк «Дербент», наполнила рюмочки и торжественно провозгласила:
— За мягкую посадку!
Я залпом проглотила обжигающий напиток, слегка прослезилась и предложила:
— Давай еще по чуть-чуть, а то, боюсь, не проймет.
— Подожди, сейчас подействует. Больше нельзя, все-таки в дорогу.
— Слушаюсь и повинуюсь, — игриво парировала я, а Клава внимательно посмотрела на меня:
— Ну вот, а говорила — не проймет.
За окном уже сигналил таксист.
* * *
Перед регистрацией я нервничала сильнее обычного. Спокойный вид пассажиров заставлял меня недоумевать: неужели они настолько уверены, что ничего не боятся? Клавка топала рядом, как-то странно припадая на левую ногу.
— Что у тебя с ногой?
— Супинатор сломался, наверное.
Мы пристроились в очередь на посадку, а за нами какая-то необъятных размеров женщина поставила своего сынишку и громким шепотом строго-настрого наказала ему стоять «вот за этой хромой тетенькой с красными волосами». Я весело захихикала, а Клавка дернула меня за рукав и зашипела:
— Успокойся! У тебя уже истерика!
— Один-один, — констатировала я и хитро взглянула на подругу. — Клава, я быстренько сбегаю в туалет?
— Быстро! Чтобы я не волновалась!
Странно, но мне всегда казалось, что Клава никогда не волнуется. В уборной я выудила из сумочки сувенирный пузырек шотландского виски. Гадость редкостная! Я захватила его на всякий пожарный. Сейчас же я полагала, что пять капель для успокоения не будут лишними, и сделала пару больших глотков. Вернувшись на регистрацию, я встала в очередь и удивилась отсутствию подруги.
— Ляля, ты передумала лететь в Сочи? — полюбопытствовала вновь материализовавшаяся Клава.
— Почему?
— Да потому, что ты стоишь в очереди на Сыктывкар! Сочинский рейс вон там!
— Зато в Сыктывкаре я еще не была, — услышала я свой ответ и сама поразилась своей наглости.
— Приехали! Ну-ка, посмотри мне в глаза.
Все ясно, «у нас с собой было». Ну, знаешь ли!
— Клава, все будет хорошо, я уже ничего не боюсь!
— Зато я уже опасаюсь, — не потеряешься ли ты в адлерском аэропорту.
— Нет, меня встретят.
— Ладно, мое дело тебя отправить.
Служащий аэропорта, проверявший мои документы, вежливо, поинтересовался, будут ли меня встречать.
— Будут, — ответила за меня Клава и добавила; — И сразу повезут на фуршет.
— Снова на фуршет? — издевательски уточнил молодой нахал.
Я попыталась ответить ему что-нибудь достойное, но мысль как-то не появлялась, и, что-то промычав, я ринулась вперед.
— Могла бы и попрощаться!" — услышала я за спиной Клавкин голос.
У трапа было так много народу, что я поинтересовалась у стюардессы, всели пассажиры поместятся. А то, может, затесался кто с другого рейса, и честным гражданам места не хватит.
— Вам хватит, не переживайте, — ответила бортпроводница и как-то отстранилась от меня.
Мужик сзади напирал и толкал меня своим кейсом.
— Мужчина, соблюдайте дистанцию, не в троллейбусе! — распорядилась я.
Тон у меня, видимо, был очень категоричным, и возражать никто не посмел, народ присмирел.
Все расселись на удивление удачно, в проходах никто не стоял, и я немного успокоилась, но не надолго. Когда экипаж корабля начал приветствовать нас на борту, я снова приуныла. Зачем мне знать, на какой высоте и с какой скоростью будет проходить наш полет? Для меня третий этаж — уже высота, а тут… И упоминание про сильный встречный ветер, который нам может чуть-чуть помешать, тоже явно лишнее. Молоденькая стюардесса в красных босоножках стояла в проходе на расстоянии вытянутой руки от меня и рассказывала о правилах поведения на борту. Я их хорошо знала, поэтому сразу пристегнула ремни и спросила:
— А где тут у вас надувные жилетики и кислородные маски?
— Это только на международных рейсах, — беспристрастно ответила та.
— Жаль, — протянула я.
— Не волнуйся, подруга! Я тебя вынесу на руках из огня, как джигит на коне! — раздался голос у меня за спиной.
Я заглянула за спинку своего кресла: народ там не терял времени даром. На откидном столике на лаваше горкой были навалены мясные деликатесы: бастурма, суджук, рулеты и т.п. Пряно пахли кинза и тархун, в серебряных чарочках колыхалась прозрачная жидкость.
— Мамука, — представился солидного вида колоритный мужчина с большим животом, едва втиснувшимся между креслом и столиком, пышными усами и толстенькими волосатыми пальцами. — А это Борис. Он мой друг дэвственный!
— ..? — Я опешила и не знала, что сказать.
— Это значит, что я знаю его с детства, — пояснил Мамука.
— Ляля, — промямлила я.
— Ой, Лала, какое красивое имя! Угощайся, чувствуй себя как дома, как с родными людьми!
Зачем скучать одной?
В обычной ситуации я никогда бы не вступила в контакт с незнакомыми мужчинами, но сейчас мне все казалось каким-то нереальным. Самолет набирал высоту, а я тем временем жадно закусывала какой-то очень крепкий незнакомый напиток.
— Настоящая чача, шедевр! — нахваливал свое угощение Мамука.
Мне казалось, что я знаю его как минимум лет двадцать. Беседа лилась непринужденно, за полчаса мы поговорили буквально обо всем, как это обычна бывает с людьми, встретившимися однажды и уверенными в том, что больше не увидятся никогда.
Стюардесса снова возникла в проходе и напомнила, что при заходе на посадку пассажирам не следует вставать со своих мест. И тут я вдруг увидела его. Он сидел впереди слева, по диагонали от меня. Характерный профиль, черные волосы, загорелая кожа. Мой Бандерас. Я закрыла глаза, уверенная, что он пригрезился мне спьяну, сосчитала про себя до пяти и открыла глаза: Бандерас не исчезал. Еще несколько раз я повторила этот прием, вдобавок ущипнула себя под коленкой, но он никак не хотел испаряться из самолета. «Он за мной следит», — пронеслась мысль.
Хотя… Это я его вижу, а он наверняка меня еще не заметил. Я решила срочно замаскироваться.
Из сумочки достала шелковый платок и повязала его таким образом, что он закрывал лоб, все волосы и завязывался под подбородком. Поверх него я водрузила черные очки. Возникший в очередной раз из-за спинки кресла с мандарином в руке Мамука поперхнулся на полуслове и с извинениями упал обратно в свое кресло «Замаскировалась», — решила я. Теперь надо было выследить, куда отправится Бандерас.
В зале прилета столпились встречающие.
Одна группа выделялась на общем фоне — статные мужики с кубками вина бархатно пели многоголосую грузинскую серенаду. Они явно встречали Мамуку. Да, это только в небе все одинаковы, а на земле я к этому Мамуке на козе бы не подъехала, совсем другой уровень.
Я гордо прошествовала сквозь толпу встречающих, не обнаружила своей подруги с мужем и вышла из здания аэропорта, стараясь не упустить из виду объект слежки. Меня встретил легкий солоноватый бриз. Как я люблю этот воздух, этот город! Здесь я чувствую себя моложе, красивее, счастливее. Сейчас, правда, меня можно было назвать какой угодно, только не красивой. В этом платке я больше походила на старушку, спешащую на рынок. Площадь перед аэропортом запрудили таксисту, наперебой предлагавшие домчать быстро и практически бесплатно. В моей сумочке затрещал мобильник:
