— Все так! Только я так больше не могу! — угрюмо пробурчал я и, допив остатки водки, бросил ее на пол. — У меня есть определенные принципы, а ты топчешь их, как можешь! Я отказываюсь от работы на твоего отца! Вот отвезу тебя в Москву и откажусь!
— Ладно! — что-то слишком покладисто согласилась она. — А что за принципы? Ты меня не просветишь?
— При работе ничего личного! Никаких чувств! Там, где есть деньги, нет любви! И наоборот, где любовь, там деньгам делать нечего!
— А если бы ты не был связан работой, я могла бы на что-то рассчитывать?
— Если бы! — мечтательно произнес я и с головой ушел под воду.
Ее рука вытащила меня на поверхность:
— Мне все понятно! Я прошу прощения! Могу я надеяться, что пока мы вместе, ты будешь прежним?
— Само собой! — кивнул я. — Мне с тобой хорошо!
— Спасибо! — облегченно вздохнув, она уселась на край джакузи и сообщила: — Лететь в Москву можно хоть завтра! Папа разрешил! Даже рекомендовал. Дядя Вован остается здесь еще на неделю. В университет я не вернусь. Так что, если ты не против, можем лететь. Да, чуть не забыла! Отец официально приглашает тебя в гости. На неделю! Я надеюсь, ты не обидишь его отказом?
— Не обижу! — пробормотал я и внезапно почувствовал, что мне становится грустно. — Едем!
Встреча в Москве вышла немного будничной: никаких гонок на трапе или еще чего-нибудь подобного… Разве что, усевшись в лимузин у трапа, опять забыли посетить таможню. Но это были мелочи. Татьяна расстроилась, что встречать нас ее отец не приехал, но, зная, что он был недавно ранен, я отнесся к этому с пониманием. С той же бешеной скоростью, что и покойный водитель Вована, водитель лимузина домчал нас до дачи Толяна в подмосковной Барвихе. Дача поразила меня своими размерами: в одном гараже поместилось бы машин десять. И еще осталось бы место для танка и самолета. Но в гараже мы не задержались, а поднялись на лифте на второй этаж и оказались в прихожей, где тоже было где развернуться. По крайней мере, комитет по встрече персон из двадцати пяти сиротливо занимал в лучшем случае ее треть. Татьяна тут же повисла на шее у своего любимого отца, отчего тот чуть не потерял сознание. Его вежливо вынули из захвата, быстренько объяснив девушке причину недомогания. Полными слез глазами она посмотрела на меня, словно спрашивая:
— Ты знал?
Я молча кивнул. Она закусила губу и, смахнув слезу, прижалась щекой к плечу отца. Потрепав ее здоровой рукой по волосам, он подошел ко мне и протянул мне руку:
— Ну, привет, мужик! Рад тебя видеть! Огромное тебе спасибо за дочь, ну, и, естественно, за решение моей проблемы! Благодаря этим пленкам я тут все разрулил, и, откровенно говоря, счастлив! Так что ты всегда будешь желанным гостем в моем доме! Вернее, в каждом моем доме. Где бы эти дома не находились! — ухмыльнувшись, добавил он.
Потом он начал представлять мне своих друзей, помощников, каких-то там министров и депутатов… — в общем, я не запомнил и половины их имен. Да я бы их все равно друг от друга не отличил бы: одинаковые дорогие костюмы, перстни на всех пальцах, золотые цепи на шеях, и лоснящиеся от избыточного питания здоровенные морды. Закончив с приветствиями, вся компания переместилась в обеденный зал и тут я со страхом понял, что живым отсюда не выйду: еды и выпивки было столько, что хватило бы на сто Вованов. Или на триста таких, как я. С опаской глядя на стол, я послушно уселся по правую руку от Толяна и приступил к трапезе. Нет, правильнее будет сказать «обжираловке». А учитывая количество «коротеньких-прекоротеньких» тостов, и к «упиваловке»!
Татьяна, сидевшая рядом со мной, шепотом подсказывала мне имена то и дело обращающихся ко мне лиц, я что-то им отвечал, иногда чему-то смеялся вместе со всеми, — в общем, отрывался по-русски. Основную часть застолья — в основном на автопилоте. Кивал, улыбался, пил. Снова пил, закусывал, улыбался. Потом пил, закусывал, пил… Опять пил, пил, пил… По моему, улыбку с моего лица можно было содрать только рубанком! — Но я выдержал до вечера, и когда гости начали разъезжаться, я еще стоял на ногах. Правда, нетвердо. Опираясь на Татьяну. Но улыбаясь и пожимая протянутые мне руки. По команде Татьяны «Жми!». Потом меня где-то прислонили к стене, показали мою комнату, туалет и постель, и разрешили спать. Ну, я заснул. Потом упал. И снова заснул. Потом не помню…
Утро я встретил все на том же полу, уткнувшись носом в подставку под телевизор. С грехом пополам добравшись до ванной, я критически осмотрел свое лицо и решил, что бывало и хуже. Правда, всего один раз! В Сомали, когда я отравился какими-то местной едой, и провалялся в госпитале четыре недели.
Потом я побрился, с трудом удерживая бритву в пределах лица. Потом обрадовался, что в России и пошел искать рассол. Искать, к счастью, пришлось недолго: рассол сам шел мне навстречу. В большой банке в руках у прехорошенькой служанки. Я благодарно припал к емкости, уговорил половину, потом облегченно перевел дух и смог выговорить, причем довольно связно, трудную фразу:
— Д-д-добр-р-рое ут-тро! А эт-то м-м-мне?
— Вам! — улыбнулась девушка. — Кстати, завтрак через полчаса!
— Г-где? — осведомился я и попробовал запомнить примерный маршрут. Получилось не очень. Тогда я забрал вожделенный сосуд из рук моей благодетельницы и вернулся в свою комнату, резонно рассудив, что меня найдут!
Как ни странно, к завтраку я начал довольно связно мыслить. А к его окончанию даже соображать. Поэтому на приглашение подняться в кабинет к Толяну и поговорить о делах ответил утвердительно. Потому, что понял смысл предложения.
Толян удобно устроился в кресле у окна и предложил мне занять кресло напротив. Я любезно согласился и довольно успешно, правда, со второй попытки, совместил седалище с сиденьем. Толян с отеческой улыбкой посмотрел на меня и спросил:
— Что, плохо?
— Угу! — согласился я. — Но при должной тренировке оправдаю Ваши надежды.
— Трепло! — рассмеялся он и перешел к делу: ты — конкретный мужик! Поэтому у меня есть к тебе предложение!
— Извините! — перебил его я. — Может, это будет немного невежливо, но я позволю себе Вас перебить! Я вынужден отказаться от работы на Вас!
Толян удивленно посмотрел на меня:
— Почему?
— Дело в том, что в моей работе есть определенный кодекс чести. Увы, я чуть за него не переступил! К моему стыду, я не смог оставаться бесстрастным к Вашей совершенно очаровательной дочери! Поэтому я считаю, что провалил свою последнюю работу! Прошу меня простить! — я встал и прямо посмотрел ему в глаза.
Толян захохотал. На весь дом. До слез. Он, даже кривясь от боли в ране, не переставал смеяться…
Я обиженно посмотрел на него и буркнул:
— И что тут смешного?
— А кто сказал, что этот последний месяц ты на меня работал? Тебе что, звонил твой Босс? Или Татьяна привезла от меня деньги? Ты что, совсем дурак? Как же, доверил бы я ее жизнь в такой ситуации простому наемнику! Держи карман шире!
— Зачем его держать? — удивился я.
— Пословица такая! — снова расхохотался Толян. — Просто когда возникла нужда, я посоветовался с дочкой, и она сказала, что у нее есть очень близкий друг в Америке. И ее там наверняка не будут искать. И что ты ей очень нравишься! А ты мне что-то клеишь про какую-то там работу! И потом, если она чего-то хочет, то тут проще соглашаться — все равно добьется своего! А раз ты удержался, то я тебе сочувствую!
— Это почему?
— Ты ее еще больше раззадорил! Так что, ты, парниша, попал!
— А что делать?
— Не знаю! Думай сам! Кстати, вчера мы с ней немного пошептались по-дружески, и я тебя еще больше зауважал! — добавил он, вдоволь посмеявшись. — А ты знаешь, что ты — первый мужчина, которого она поцеловала? За исключением меня, конечно?
Я ошарашенно стоял перед ним и пытался привести свои мысли в порядок. А Толян продолжал меня глушить:
— Она тебя считает своим другом. Достойным уважения и даже любви. Голова у тебя есть! А она у меня уже взрослая, и за себя отвечает сама! Правда, обижать ее я все равно никому не позволю! — в его глазах на мгновение мелькнули холодные огоньки и снова погасли. — Твой дом приведут в порядок к послезавтрашнему вечеру, люди уже работают. Мигелито за помощь и уважение уже отблагодарили, и он передавал тебе привет. А теперь, если ты не против, поговорим о деле…
Я сел в кресло и потряс головой. Бардак в моей голове стал еще ужаснее. А Толян, словно не замечая моего состояния, как ни в чем не бывало, продолжал:
— У меня есть довольно большое дело в Америке. Пара гостиниц, четыре банка. Сеть бензоколонок. Еще кое-что по мелочам. А человека, способного за всем этим присмотреть, нет. А нужен! Ты! Зарплата — в пределах десяти процентов от чистой прибыли. Не много на первое время, но на жизнь должно хватить. По грубым подсчетам, тысяч триста — четыреста в месяц у тебя должно получиться!
