– Хуже!
– Что может быть хуже, ну-ка расскажи, мы послушаем.
Мы с Данилой переглянулись. У меня мелькнула шальная мысль, что этот удачливый грабитель банка, так ловко похитивший пять миллионов долларов, свалился в ту же яму, где и я побывал в свое время. Неисповедимы, господи, пути человека. Оказывается, ходим мы все одними и теми же дорогами, и спотыкаемся на тех же неровностях.
– Ну, так вот, – продолжал мажордом Чита, – когда я вскочил на взгорок, то столкнулся с тремя пьяными вдрызг молодыми амбалами. Они друг друга поддерживали! Видно со свадьбы возвращались, потому что были в парадных костюмах, а у одного через плечо висела лента шафера. В ней я и запутался. Лента виновата. Зачем ее дружку через плечо как хомут одевают? Жених понятно главный на свадьбе, а при чем здесь дружок.
– Короче!
– Короче, они упали в эту яму, а я на них. И еще сумкой одного зашиб. Сумка-то тяжелая была. Вот тогда я и потерял память, потому что эти орлы, как только поднялись на ноги, и увидели на кого они стали похожи, принялись меня воспитывать, да в основном ботинками и по голове. А потом как слоны затоптали меня вместе с моей сумкой в самую грязь. Это меня и спасло. Я потерял сознание.
– А дальше что?
– А дальше я пришел в себя от того, что вдруг смотрю, лежу не в грязи, а в воде и вода вокруг меня прибывает и прибывает. А я понять не могу, где нахожусь и ничего не помню. Кое-как выполз я на берег, и спрашиваю первого встречного, откуда в озере вода? А он мне и отвечает, что пить надо меньше, плотину восстановили, вот дно и наполняется. Ты, говорит, на свадьбе гулял? Я, на всякий случай сказал, да! А он засмеялся, и поведал мне, что еще троих таких же красивых, как я видал. Хорошо, говорит, погуляли! Вот тогда я с сотрясением мозгов в больницу и попал. А вы меня по моргам искали.
– Да, красиво ты врешь, ничего не скажешь! – задумчиво сказал толстый Лис. – Говоришь, эти ребята возвращавшиеся со свадьбы оставили тебя в яме вместе с твоей сумкой?
– Да с сумкой!
– Хорошо помнишь?
– Теперь хорошо!
– А хоть приблизительно, ты помнишь где была яма?
– Если бы дно у озера было сухое, я может быть и вспомнил бы, а на воде мне трудно определиться. Знаю только, что это на том краю.
– А деньги, деньги за это время не размокли, как ты думаешь?
– Не должны бы. Они все были в целлофановых упаковках, – успокоил их мажордом. – Сейчас главное место этой чертовой ямы точно определить, и можно было бы там с аквалангом понырять, или с багорком пройтись.
– По твоей спине бы багорком пройтись. Договорились Чита, если не найдем, так и сделаем, багры – не проблема!
Мы с Данилой переглянулись. Совершенно случайно мы с ним стали обладателями бесценной информации. Обычные кладоискатели рыщут по архивам, перекапывают наобум тысячи квадратных метров земли, исследуют в море всю прибрежную акваторию, надеясь найти затонувший корабль с несметными сокровищами, но чаще всего их усилия остаются тщетными. А тут конкретно указано место, где произошло избиение незадачливого грабителя. Той информации, что мы услышали, хватало нам за глаза. Пора было отсюда смываться. Но мы не могли даже толком размять затекшие от долгого сидения ноги. Чем бы закончилось для нас эта авантюра, я не знаю, но неожиданно огонь свечи стал стелиться по полу.
– Кто-то в дом пожаловал!
– Где-то окно открылось!
– Гляньте, даже огонь погас!
Я обрадовался тому, что троица не догадалась выставить свечку до нашего прихода, иначе нас Данилой давно бы вычислили. А теперь вместе с гостями рыцарского зала мы с моим приятелем вслушивались в крадущиеся шаги. Кто-то шел верх по парадной лестнице. Высовывать из-за скульптуры голову нам не было резона, и так сейчас все станет ясно.
– Вадик? – послышался удивленный голос Владлен Петровича, – ты? Где был в такой час?
Вадька, кажется, даже споткнулся.
– Я.., я.., это… я!
– Так куда все-таки ты ходил, изволь объясниться.
– Я..., я проверял предсказания Нострадамуса!
– Что...о?
– Центурия – десятая, катрен – пятьдесят третий. Прочитать?
Не дожидаясь ответа отца, Вадька шпарил наизусть заученное четверостишие:
Сойдутся три души на поле брани,
Та, что большая меньшую убьет.
Низвергнет с трона сам себя хозяин,
Оставив нищих по миру сирот[2].
– С чего ты взял, что она имеет отношение к тебе?
– Ну, как же, предсказания универсальные! – удивился Валька. – Мне десять лет, значит центурия – десятая, пятьдесят третий день пошел – значит, катрен тоже должен быть пятьдесят третий. Это прямо про нас с тобой; про тебя, меня и Данилу, которого ты выгнал, – заявил Вадька отцу. – Он книгу у себя в комнате забыл. Вот она. Хотел ее ему вернуть, да заблудился.
– Ладно, иди спать, завтра разберемся! Хотя подожди, как ты там сказал? «Сойдутся три души на поле брани»? Именно сегодня? Мистика, какая-то!
Вадька ушел к себе наверх унося книгу, а Владлен Петрович плотно захлопнул дверь за собой. Оставаться нам здесь нельзя было ни одной лишней минуты. Скатившись по лестнице, через полминуты мы были в угловом туалете, еще через минуту за той стороной ограды.
– Слышал про яму? – отдышавшись, первым спросил меня Данила.
Мне и переспрашивать не надо, что он имеет в виду.
– А то!
– Попробуем?
– Там глубоко!
– А мы кошкой!
– Багром бы лучше с крючком на конце. Багра нет у тебя, метра на пять длиной?
– Поищем!
– А когда?
– Поспим немного!
Звезды уже начали гаснуть на небе. Перед тем как разойтись, Данила с лаской в голосе сказал:
– А Вадька то какой молодец, сроду бы на него не подумал. Через весь город поперся, ночью, один, чтобы книжку только мне отдать. Во, брат был бы!
Утром, ни свет, ни заря с сияющими глазами прискакала Настя. У нее был такой заговорщический и счастливый вид, что я поневоле подумал, она попала на запись какой-нибудь популярной телепередачи или выиграла в лотерею автомобиль. Не угадал я, не в том озере забрасывал сеть.
– А я вчера на свидание ночью ходила… Первый раз! – огорошила она меня своим заявлением. Как будто кто меня ножом по сердцу полоснул. Я растерялся и скорчил скорбную мину, а потом сообразил, что надо принять не оскорбленный и обиженный вид, а наоборот, самый отрешенный и бесстрастный.
– Ну и как?
– До сих пор балдею!
Никому бы я не признался, что наедине с собою, в самых сокровенных мыслях давно надеялся, что наша дружба с Настей перерастет в нечто более высокое. Вместо толчков, колкостей и ехидных реплик, вместо вечного этого прыганья, лазанья, беганья будет, будет…как в рыцарских романах, великая любовь. То, что сейчас с утра до вечера льется ушатами с экрана телевизора, меня ни в коей мере не устраивало, скотский секс да и только. Я был и остаюсь поборником большого, чистого и необыкновенного чувства. Женщина должна быть на пьедестале!
А пределом моей тайной, приземленной мечты, было скромное желание, пройтись с Настей под ручку на виду у местной молодежной тусовки. Городишко у нас, так себе небольшой, нравы большого города не привились еще. Никто не владеет клубной картой, не ездит кампаниями по заграничным курортам, на рождество в Куршевиль, на гонки в Монте-Карло, на футбол в Испанию. Желание-то, может быть и есть, я не спорю, а вот возможности не те, кошелек потощей. Та монета, что открывает двери престижных мест, не звенит у местной тусовки в кармане.
Большой мир у нас представлен в усеченном виде. Местный Бродвей с центральной площади всего лишь метров на сто уполз в боковую улицу. Правда, улочка вывесками похожа на Лас-Вегас. Вот по нашему Бродвею, я и мечтал пройтись с Настей под ручку. Однако планка моих мечтаний, как сейчас выяснилось, была поразительно низка, по сравнению с той высотой, что взяла Настя. Она не просто прошлась с кавалером под ручку, она, она…я просто возмущен, она бегала на ночной свидание. С кем?.. Кто этот счастливчик? Почему изменила вдруг двум своим бескорыстным рыцарям. А ведь ни я, ни Данила, не смели не то, что заговорить с какой-нибудь ее подружкой, даже поздороваться мы боялись. Нам такой демарш устраивался, сразу вверялась протестная нота, мы оба оказывались персонами нон грата, она фыркала, рычала, заставляла нас исполнять одно поручение, нелепее другого, одним словом давала понять, что на чужую сторону смотреть не «моги». Пуп земли – это она. Икона – она! Помыкала нами, как хотела, на носилках разве только мы ее не носили, и опахалом не обмахивали, а так выказывали собачью верность и преданность. И такая награда, такая подлянка! Взяла и вытерла об нас ноги! На свидание она, видите ли, сбегала, счастливая прискакала. Постеснялась бы рассказывать! «До сих пор балдеет!»
– От чего балдеешь? – кипел я от возмущения.
От моего намерения скрыться за маской безразличия не осталось и следа.
– От вас, от мужиков балдею! Сроду не знала, что это такой кайф!
