Если бы преступление было налицо – застрелили или зарезали, тогда, конечно, было бы следствие по всей форме, никуда не денешься. А так – вполне сойдет за несчастный случай. Ведь никаких признаков насильственной смерти.
– Но вдруг они уже что-то нашли? Результатов экспертизы ты тоже не знаешь. Можешь и вообще не узнать. Есть тайна следствия, они не обязаны перед тобой отчитываться. Хоть бы ты трижды был и из газеты.
– Девушка, никогда не читайте на ночь детективы, – ласково улыбнулся ей Вадим. – И не смотрите сериалы.
– Почему это? – забавно сморщила носик Марина. – Я люблю сериалы!
Баратынский сделал строгое лицо и голосом зануды-лектора произнес:
– Оттуда в общественное сознание проникает дикая или совершенно фантастическая информация.
– Ты хочешь сказать, что можешь быть в курсе всех следственных действий?
– А мне не надо быть в курсе следственных действий. Меня интересуют результаты этих действий. То бишь – добытые факты и установленные мотивы.
– И как ты собираешься получать такую информацию?
– У меня, как у любого порядочного или непорядочного журналиста, пишущего на скандальные и криминальные темы, есть свои источники в силовых структурах. Кроме того, главный редактор нашей газеты – близкий родственник очень-очень большого милицейского чина. Конечно, чаще всего мы ему помогаем, публикуя интересную для него информацию. Но иногда и он снисходит до того, чтобы чуток подтолкнуть наши собственные расследования.
– Хорошо, – тряхнула копной белокурых волос Марина. – Допустим, помогут тебе доброжелатели. Вот ты узнаешь, что следствие хотят прекратить, так как это несчастный случай. Ты сам что можешь сделать? Какие у тебя возможности заняться профессиональным расследованием? Или тоже родственник главного редактора поможет?
– Нет, тут мне никто помогать не будет. – Вадим стал абсолютно серьезен. – Более того, если у меня начнутся проблемы, то родная газета спокойно отойдет в сторонку. В общем, такие вещи делают под личную ответственность.
– Сурово.
– Сурово, – согласился Баратынский. – Но это правила игры.
– Так надо ли в нее играть? Может, оставить кесарю кесарево? Кому положено, пусть занимается раскрытием преступлений. А ты пиши статьи.
– Рад бы, но боюсь, ничего не выйдет. Говорю тебе – у меня есть все основания считать, что дело объявят несчастным случаем. И закроют. Может быть, оно и так. Только я хочу лично в этом убедиться. Пока же картинка не складывается.
– Но согласись, что здесь больше эмоций, – настаивала Марина, которая совсем неожиданно забеспокоилась – не случилось бы что-нибудь и с Вадимом, если он впутается в эту историю. – Какая-то чешуя, которая, может быть, налипла на несчастную блондинку, пока она была в воде. Твои уверения, что Артем не купался, будучи под хмельком. Ну, а вдруг он единственный раз нарушил свое золотое правило, и это вот так плохо закончилось? Ты допускаешь такое?
– Допускаю. Но есть еще одна вещь, которая мне не дает покоя.
– Что ты имеешь в виду?
Вадим задумался, прежде чем ответить. Потом сказал:
– Помнишь, Артем намекал, что у него здесь дело появилось.
– Да, что-то такое было. Он так странно сказал – дельце открылось.
– За что люблю женщин, так это за их исключительную память на всякие мелочи – взгляды, знаки, словечки.
– Мерси. Могу еще чем-то облегчить расследование?
– Ну, прости.
– Ладно, рассказывай дальше.
– Так вот. Артем сказал, что задержаться в Солнечноводске ему пришлось потому, что дельце открылось. И добавил, что если раскрутит его – свою поездку сюда оправдает. Думаю, тут имелись в виду затраченные деньги.
– Точно! – вскрикнула Марина. – Я вспомнила! Ты еще спросил, мол, что такое, а он ответил этой вашей любимой дурацкой фразой – без комментариев. И добавил – летел за сенсацией, а привезу скандал.
– Именно. Молодец! Я вчера целый вечер сидел в номере и пытался припомнить мельчайшие подробности наших последних встреч и разговоров. Что-то меня беспокоило, какая-то брошенная им фраза. Только я никак не мог вспомнить.
Вадим глотнул кофе, задумчиво посмотрел на блистающую поверхность озера. Затем вновь обратился к Марине:
– Скажи, а тебе больше ничего не запомнилось из его слов?
– Наверное, это все. Я же не знала, что надо вслушиваться... Ой, кажется, еще одно.
– Да, говори, – встрепенулся Баратынский.
– Боюсь оказаться неточной. Просто у меня есть такая особенность – я плохо реагирую на всякую нецензурщину и жаргонны словечки. Это меня иногда просто бесит. Так вот, Артем еще употребил такой оборот – мне обломится. Или похожий.
– В десятку! – обрадованно вскрикнул Вадим. – Я точно вспомнил. Он сказал – оправдаю поездку, а может, еще что-то обломится.
– Тебе это о чем-то говорит?
– Только об одном. Скорее всего у Темы здесь образовался финансовый интерес. Если бы ты его получше знала, ты бы поняла. Он был славный мужик. Но очень жадный до денег.
– Мне кажется, ты все усложняешь, – возразила Марина. – Если уж ты начал припоминать все, о чем Таран говорил в тот вечер, то вспомни более интересную деталь. Я тогда еще подумала, что это у вас уже шуточки такие, тематические.
– У нас с Артемом? – удивился Вадим.
– У вас всех, кто сюда приехал за сенсацией – живой русалкой.
– Поясни, я что-то не пойму.
– Любовь с русалкой – это круто? Ну, вспомнил?
– Марина, ты гений! Дай я тебя поцелую! Ну хотя бы по-братски.
– Вот по-братски точно не надо, – не отказала себе в удовольствии пококетничать Марина. – Так ты вспомнил?
– Теперь я тоже стал припоминать. Вроде вопрос шутливый, но как интересно он его сформулировал.
– Круто – вообще очень значительное, глубокомысленное и многозначное определение чего угодно.
– Не издевайся. Тут может быть...
– Ключ к разгадке всего дела, – улыбнулась Марина.
– Как знать. Мы тогда еще посмеялись вместе.
– Посмеялись. Но помнишь, что ты ему ответил?– Приблизительно. Что-то в том смысле, что достоверных данных нет.
– И еще в том смысле, что для людей это ничем хорошим не заканчивалось, живых свидетелей не оставалось. Видишь, какая у меня память.
– Исключительная. Но ты сама понимаешь, что твоя исключительная память лишь укрепила мое желание начать собственное расследование.
– Каким же это образом?
– Русалки. Снова на горизонте русалки.
Марина протянула руку вперед и коснулась загорелого Вадимова лба.
– Дай измеряю температуру. По-моему, ты уже бредишь. Снова начнешь охоту на русалок? И главное – зачем?
– Есть одна идея. Но сначала нам с тобой надо кое-что выяснить.
Марина напряглась – если Вадим именно сейчас собирается с ней объясняться, то время он выбрал крайне неудачное. Она стала лихорадочно сочинять текст своего ответа, который, с одной стороны, должен немного отрезвить Баратынского. Но с другой – не лишить его надежды продолжить этот разговор в будущем.
– Марина, помнишь, я сказал, что расследование я провожу вроде как бы с одобрения своего начальства, но под личную ответственность. И помогать в случае чего мне никто не будет.
– Да, помню, – быстро сказала Марина, тревожно ожидая, что последует дальше.
– Дело действительно странное, куда заведет расследование – непонятно. И мне очень нужен кто-то, на кого можно опереться. Мне рассчитывать на твою помощь в экстренных случаях? Разумеется, подвергать тебя хоть малейшему риску я не стану. Что от тебя может потребоваться? Позвонить, передать информацию и так далее. Даже просто посидеть и вместе обсудить ситуацию. Ты согласна? Да или нет?
Поняв, что опасность миновала и объяснения в любви сегодня не последует, Марина легко и радостно улыбнулась:
– Конечно да. Неужели ты во мне сомневался?
***
На площади Согласия, которая в недавнем прошлом носила имя Ленина, проходил митинг. В центре укатанной в асфальт площади, там, где раньше возвышался неизбежный памятник вождю мирового пролетариата, стоял здоровенный, наспех сколоченный помост. Корявое сооружение было полностью задрапировано флагами с эмблемой Фронта экологической обороны и транспарантами.
На помосте стояла небольшая кучка людей с суровыми лицами и в одинаковых майках все с той же эмблемой. Они, как и все собравшиеся на площади, в данную минуту сосредоточенно слушали эмоциональную речь Стаса Ложкина.
В приступе благородного негодования он извивался всем своим упитанным телом, напоминая Элвиса Пресли, зачем-то перекрашенного в рыжий цвет. Обеими руками уцепившись за стойку с микрофоном, Ложкин то прижимал ее к пухлой груди, то поднимал над головой, то наклонял почти горизонтально. Это так же придавало ему карикатурное сходство с королем рок-н-ролла.
Истеричный, но не лишенный пафосных интонаций голос эколога-экстремиста разносился по всей площади и окрестным улицам:
– Им не удастся остановить нас! Им не удастся запугать нас! Сегодня на стороне Потапова и ему подобных вся мощь государственного репрессивного аппарата. Нас кидают в милицейские застенки, нам активно мешают в нашей повседневной работе. Но вечно так продолжаться не будет! Ширится международное экологическое движение, нарастает гнев миллионов честных людей во всех уголках земного шара. И этот гнев обрушится однажды на голову тех, кто целенаправленно, преследуя свои корыстные цели, губит живую природу!
