И тогда он женится на ней, а не на какой-то там Эльке!
Слишком всё быстро закрутилось. Стася предпочла бы помедленнее, поспокойнее. Понятно, что ничего обдумать она не успела, пыталась разобраться в своих ощущениях, да тоже не вышло. С одной стороны, над всеми смешанными чувствами главенствовало нетерпение, а с другой — извечное, чтобы не сказать, клиническое: и хочется, и колется…
Это и представляло собой главную проблему, на решение которой требовалось время. А времени-то и не хватало.
Человек более опытный и то испытывал бы затруднения, а что уж говорить о Стасе! Поставив в итоге на контролируемое дерзкое соблазнение, она не рассчитала свои силы. Знала, что алкоголь позволяет расслабиться, отпускает моральные скрепы, чувствовала, что ей трудно будет преодолеть собственную сдержанность, а надо действовать вопреки себе, против своей натуры, вот и забыла про закуску, приняла допингующий продукт на пустой желудок.
А стол изобилием не блистал. Водка и печенье — кошмарная парочка! Зажицкие не появились, а посему начали втроём: Гонората, Павловская и Стася. Гонората легко пьянела, водки не любила и поэтому сразу принялась себя ограничивать. Стася знала, главным образом из книг, ну, и по своему мизерному опыту, что дамы не пьют как сапожники, никакого хрясь сразу по стакану! — а только маленькими глоточками, по чуть-чуть, а приличные деревенские женщины, вообще, выпивая рюмку, прикрывают рот передником. В застольях, где Стасе доводилось участвовать, главным напитком был «папа с мамой», то есть сладкий вишнёвый сок со спиртом, а сей нектар очень удобно было пить по полрюмки. Вот она машинально и применила известную методу в новых обстоятельствах. Только Павловская, имевшая крепкую голову, опрокидывала рюмку как нормальный человек.
Гонората помнила про свою интригу, слух у неё был хороший, и, как вернулись работники, уловила. Она завела пластинку, заставила Стасю поднять тост, долила её рюмку доверху, слегка удивившись, что девушка не возражает. В стоявшем на столе графинчике, который своей элегантностью должен был подчёркивать изысканность торжества, оставалось уже на донышке.
Павловская встала из-за стола, подошла к буфету, спокойно достала оттуда непочатую поллитровку и предъявила на всеобщее обозрение.
— Вот, пожалуйста! Есть ещё!
На эту презентацию и угодил вошедший из кухни Лёлик.
Он не кинулся очертя голову в бездну разврата и не воспылал безумной страстью при виде Стаси. «Добрый вечер, девушки», — только и сказал. Стася же совсем растерялась, беспомощно огляделась, схватилась за графинчик и поболтала остатками водки.
— Гонората, ты почему так плохо пьёшь, — высказала она претензию хозяйке. Это должно было прозвучать задорно, а вышло, скорее, жалобно. — Здесь ещё чуток есть, с кем мне выпить?
— С Лёликом, — посоветовала Гонората и достала из буфета соответствующую ёмкость. — Из меня никудышная компания, от водки сразу плохо делается, а вот Лёлик — другое дело, может поддержать.
Лёлик, конечно, мог, но в данный момент не хотел.
— Господи, отстань, что это вам так приспичило?
— Тоже мне трезвенник выискался, трудно, что ли, с ней выпить?
— Я устал, только что со стройки. Мне есть хочется.
Гонората заподозрила неладное.
— Отец тоже вернулся?
— Вернулся, ужинает. Что она тут графином размахалась? Я голоден как волк и с ног валюсь, ещё развезёт!
Обуреваемая своими разнонаправленными чувствами, Стася, словно маятник, раскачивала графин с остатками водки над свежепоставленным стаканом. Говорить она была не в состоянии, только смотрела глазами раненой серны. Подпиравшая буфет Павловская наблюдала за этой сценой с умеренным интересом.
— Выпей, раз девушка просит. Видишь же, что просит. С одного не развезёт. Наливай, Стася, а то выветрится!
Стася послушно налила, старательно следя, чтобы последние капли попали в стакан. Во избежание лишних препирательств Климчак стакан взял.
— Ну ладно, ваше здоровье.
Выпил и, не обращая внимания на застывшую Стасю, поискал, чем бы закусить. Обнаружив только печенье, обозвал его дерьмом, заявил, что идёт ужинать, и отправился на кухню. Стася отмерла и вся в нервах, забыв о приличиях, жахнула свою рюмку. Гонората выглянула на балкон.
— Слушайте, пошли на балкон, там приятнее. Давайте все перетащим.
Перебазировались за столик на балконе. У Стаси уже шумело в голове от последней рюмки, но ещё хватило ума напиться содовой. Она изо всех сил пыталась собраться с мыслями и чувствовала, что сегодня решающий вечер — пан или пропал, надо же, в конце концов, определиться!
Гонората вернулась в комнату, сменила пластинку, рядом опять нарисовался Лёлик.
— Что, меняете дислокацию?
— Кто ещё там, в кухне? — с подозрением спросила его сестра. — Только родители?
— И Эльжбета. А ты против?
Гонората откровенно поморщилась.
— А эта чего заявилась?
— Работать на стройке может, а прийти нет? Имеет право с нами поужинать?
В голосе Гонораты слышалось крайнее осуждение:
— Нашёл невесту, нечего сказать! Не вздумай её сюда в комнату пускать, — она заметила бутылку водки и вручила её брату. — На, открой!
— Очень надо, она сюда и не рвётся, — обиделся Климчак, ловко выбивая пробку. — Устала девчонка, весь день вкалывала на даче, поест и пойдет домой.
— И ты с ней? — брызнула ядом сестричка.
— А что, мне невесту и проводить нельзя? — парировал братец.
Сидевшая здесь же у открытой двери Стася слышала весь разговор и вскочила как ошпаренная. Та самая Элька! Ну нет, этого она не допустит, раз уж решила быть соблазнительницей!
Климчак стоял за порогом, рванувшаяся к нему Стася об этот самый порог запнулась и рухнула прямёхонько на него, что выглядело, будто кинулась к нему в объятия. Бутылку, к счастью, держала Гонората, так что у Лёлика руки были свободны, и он смог поймать падавшую на него девушку. Такое проявление страсти пришлось ему по вкусу, и хотя голод давал себя знать, игнорировать столь нежные авансы донжуан из Плоцка не собирался и дал заманить себя на балкон.
Гонората наполнила рюмки. Она вовсе не хотела зла этой глупышке Стасе, хоть та и носилась со своей добродетелью, как дурень с писаной торбой, зато очень даже желала зла Эльжбете. Всё лучше, чем эта подстилка, бетон мешать да лестницы мыть — ещё куда ни шло, так нет же, лезет в приличный дом, а уж в невестки такую, боже упаси! Совсем у Лёлика крыша поехала, но, может, Стася эту Эльку подвинет…
Таким-то вот образом девчонка, воспринимаемая до сих пор с некоторым пренебрежением, вдруг сделалась главной героиней разыгравшейся драмы.
Пользуясь случаем, Гонората подсунула участникам вечеринки полные рюмки. Как истинный джентльмен Климчак не мог отказаться и выпил, Стася тоже. От более нежных проявлений чувств Стася сумела уклониться, не обниматься же при всём честном народе, но намекнула весьма прозрачно, что не прочь провести с Лёликом вечер, и настроение у неё боевое, готова хоть коней красть. Климчак с сожалением признался, что сегодня как раз с этим могут возникнуть проблемы, так как девушка его здесь, да и вообще он ещё не ужинал. Стася моментально нашла выход — пусть скорее поест, проводит девушку и вернётся, а она милого дружка подождёт. Милый дружок подумал, что вариант неплох, и со вторым стаканом прошмыгнул на кухню, гонимый скорее голодом, нежели страстью к невесте.
Стасю же выпитая вместе с Лёликом последняя рюмка добила окончательно. Голова пошла кругом, остатки самоконтроля полетели в тартарары. Куда он ушёл? К проклятой Эльке! Нельзя, чтобы он на ней женился, ни за что, и точка! Сам же сказал и ей, и Зажицкой, что женится только на девственнице, а эта Карчевская — такая шалава, пробу некуда ставить, обычная потаскуха! Так как же он может…
Нет, она этого не допустит ни за что на свете!
До безобразия трезвая Павловская уселась рядом, попросила содовой, сифон стоял у Стаси за спиной. Несмотря на полный ералаш во всём организме, она умудрилась-таки наполнить и передать подруге стакан, ничего не разбив. А поскольку образ Лёлика всё сильнее крутился у неё в голове, а противная Павловская подтвердила, что в кухне и в самом деле сидит его невеста, Эльжбета, Стася насела на соседку с вопросом:
— А она девственница? Слушай, эта его девушка — девственница?
— Откуда мне знать? — с холодным равнодушием отвечала Павловская, поскольку сие обстоятельство было ей глубоко безразлично.
— О чём это она? — изумилась Гонората. — Спятила, что ли?
Павловская пожала плечами:
— Совсем у неё ум за разум зашёл. Где Эльжбета и где девственность, полный бред…
— А я — девственница! — победно заявила Стася и съехала с табуретки, разбив по пути рюмку.
Подобное продолжение банкета Гонорату никак не устраивало, она помогла гостье подняться и усесться поудобнее.
