Когда, по их мнению, старуха была мертва, они прошли в комнату, где начали искать деньги и что-нибудь еще, что можно было с собой унести. Деньги, только что полученную пенсию, они нашли без труда, как и положено, она находилась на верхней полке шифоньера, а больше в доме ничего ценного не оказалось.
Они уже собрались уносить ноги, когда в коридоре услышали хрипы Николенко. Так дело не пойдет, решили они, и, протащив грузное старухино тело в комнату поближе к свету, снова принялись ее душить. Константин Иванович, когда они все это рассказывали, у меня создалось впечатление, что от своих зверств эти выродки получали настоящее удовольствие.
— Здесь нет ничего удивительного. Низкий интеллект, помноженный на низкопробные зверские боевики, плюс завышенная оценка собственной значимости — и результат налицо, но это уже не из нашей области. Что там дальше?
— Убедившись, что на этот раз старуха мертва, они сдернули с ее пальца колечко и убрались восвояси. Обо всем этом ты, вероятно, догадывался, а теперь расскажу то, чего ты знать не мог.
— Напрасно ты так думаешь, я ведь предупредил о возможном существовании их руководителя, хотя пол его я не указывал.
— Короче, они вскоре раскололись и сознались во всем. Они признали за собой четыре факта, а вот пятый — убийство Нины Антоновны Серовой, — как мы ни бились, отрицают начисто. Но об этом ты нас предупреждал. Весь механизм преступлений продумала старшая сестра Нины — почтальон Галина Соколова. Она же давала наколки, сообщала им адреса одиноких стариков и время, когда они должны получать пенсии. Можно сказать, работала у них главарем, а по совместительству и осведомительницей.
— Небольшие, однако, прибыли она получала. Не понимаю, зачем ей все это понадобилось? Ну, грохнули они четвертых, ну, поимели полторы тысячи, стоит ли громадный риск этой мелочевки?..
— Дослушай сначала капитана Оленина. Кроме этих двух сучат, она снабжала информацией группу сопливых рэкетиров, о существовании которой догадывался Лапшин. Естественно, и они платили ей определенный процент. Это вымогательство продолжалось около полугода. Сопляки тоже взяты с поличным, но подвесить им дело будет сложно. Они при задержании заявили, что пришли просить вернуть деньги, которые пенсионеры Нифонтов и Гаев якобы у них занимали еще месяц назад.
— А что говорят потерпевшие?
— Что могут говорить перепуганные насмерть старики? Вся надежда на старшую Соколову.
— Слабая надежда. Как вы ее взяли?
— Подождали, когда вернется с работы, и захомутали на дому вместе с ее беззубым сожителем. Правда, он страшно не хотел с нами идти.
— А зачем он вам понадобился?
— Больно уж рожа у него подозрительная, и весь он в шрамах и наколках. Вот и забрали на всякий случай, до выяснения.
— А что выяснили? — насторожился я, как легавая, почуявшая дичь.
— Особенно его пока не трясли, но установили, что недавно откинулся, срок тянул за мокруху. А почему ты вдруг так им заинтересовался?
— Федорыч, а ты не помнишь, какие зубы у него отсутствуют?
— Нет четырех верхних резцов, одни клыки торчат.
— Как его фамилия? — едва сдерживая возбуждение, спросил я, сразу вспомнив темную лестничную площадку и скрюченную Кнопку на ней. — Как зовут?
— Погоди, дай вспомнить. Кажется, Бондарев… Ну да, Андрей Бондарев. Тебе что-то эта фамилия говорит?
— Нет, но его внешность даже по описанию говорит о многом. Этот Андрей Бондарев каков из себя? Он довольно высок и худощав? Или я ошибаюсь?
— Нет, все точно. Откуда ты его знаешь и какого полета этот стервятник?
— Это я тебе скажу потом, сначала нужно выпить за его задержание.
— Опять потом! Да что же это такое получается? — выпив, возмутился капитан. — Участковый Оленин, не жалея живота своего, ловит вам душителей, а в ответ только и слышит: потом. Что потом? Когда потом? Потом будет суп с котом.
— Успокойся, капитан, пока ничего определенного я сказать тебе не могу, потому что не уверен в своих подозрениях. Сначала на него должны взглянуть я и находящаяся в больнице Галина Русова.
— Что? Но ты же в прошлый раз имел в виду совершенно другое лицо. Я бы даже уточнил, разбитое лицо. А теперь? Не понимаю…
— А понимать тут особо нечего. Когда тебе нужно подстричься, ты что делаешь?
— Иду в парикмахерскую.
— Правильно, тебе и в голову не придет взять ножницы и самому делать прическу. Верно? Во всяком деле нужен свой специалист, свой профессионал. Вот ты когда-нибудь резал свинью?
— Что ты, я у матери в деревне курице голову срубить не могу.
— А теперь представь, что тебе нужно замочить кабанчика. Что ты делаешь?
— Иду к мужикам и прошу, чтоб закололи.
— Вот именно, все просто и никаких проблем.
— Понятно, тебе завтра же нужно на него посмотреть, это очень важно.
— Я постараюсь, хотя на сто процентов не обещаю. Ваша главная задача — продержать его до выхода из больницы Галины Русовой.
— Продержим! Уж чего-чего, а это… Ладно, пойду я, поздно уже.
Телефон затрещал в одиннадцать вечера, и я как чумной схватил трубку. Увы, опять звонила Галка. Узнав, что у меня, как и у нее, никаких новостей нет, заскулила:
— Костя, мне страшно, а вдруг он ее уже убил?
— Сейчас бандюге нет никакой корысти ее мочить. Татьяна ему нужна живая.
— Костя, если он вдруг позвонит, давай завтра же, как только получим деньги, все решим. Не могу я так долго ждать.
— В таком случае я снимаю с себя все полномочия и поступай как знаешь.
— Ну зачем ты так? — с удвоенной энергией заныла она. — Какая, в сущности, разница? Одним днем раньше или позже.
— А та разница, что после его звонка у меня будет время, чтобы подготовиться к передаче денег по формуле товар-деньги и никак иначе. В противном же случае ты можешь лишиться не только денег, но и сестры. Да-да, моя милая, в большинстве случаев так и поступают. Забирают деньги, а потом сообщают, где можно взять товар. Как правило, он уже дохлый. Поверь, с таким вариантом мне уже приходилось сталкиваться. Так вот, чтобы этого не произошло, я советую тебе все переговоры с ним переадресовывать на меня. В противном же случае я самоустраняюсь.
— Я все сделаю, как ты скажешь. Но почему, почему он не звонит?
— На психику давит.
— Кажется, я не выдержу. Я сойду с ума.
— Именно на это он и рассчитывает. Берет на измор для того, чтобы, измотанные долгим напряжением, мы были готовы принять любые его условия. А нам этого делать ни в коем случае не следует. Все, постарайся уснуть или хотя бы отключиться, сегодня он уже не проявится.
Рябинин позвонил утром. По шуму проезжающих машин я понял, что он воспользовался автоматом. Несколько секунд он молчал, напряженно вслушиваясь. По этой паузе я понял, что и у него, несмотря на зверскую силу, с нервишками не все ладно. А это, при затеянной им сложной афере, архиплохо.
— Ну что, Рябинин, так и будем молчать? — первым заговорил я.
— Нет, почему, можно и потолковать. Я только что звонил Галине Григорьевне. Она сказала, что все в порядке, и велела позвонить тебе. Вот я и звоню. Учти, если сейчас сюда подъедет ментовка, то у меня будет достаточно времени, чтобы взорвать к чертовой матери эту телефонную будку вместе с Танькой.
— Не суетись, никто не приедет. А Галина сказала правильно, с этой минуты дело будешь иметь только со мной.
— А мне хоть с шайтаном, лишь бы не опрокинули и отдали бабки.
— Бабки будут в пятницу к обеду, как условились, можешь быть спокоен.
— Где она их насшибала?
— Какая тебе разница? Ты получишь свое, и остальное тебя не должно волновать.
— А ты что так со мной разговариваешь? Я ведь могу и обидеться.
— Я думал, ты серьезный парень, а ты начинаешь втирать мне блатной расклад.
— Извини, Константин Иванович.
— Извиняю, и давай перейдем к делу. Прежде всего я должен убедиться, что Татьяна жива и здорова, только после этого я начну с тобой переговоры.
— Галина Григорьевна с ней уже разговаривала.
— Я не Галина Григорьевна, и давай уточним сразу, что больше ты на нее ссылаться не будешь, тем более все решения принимаю я. Дай трубку Татьяне.
— Константин Иванович! — после непродолжительной возни закричала она. — Скорее меня от него заберите. Вы продали квартиру?
— Все нормально, Татьяна, терпи до пятницы. Передай ему трубку.
— Конечно, он меня не бьет. И кормит хорошо, — невпопад вдруг заговорила она, из чего я мог понять, что дело обстоит наоборот.
— Ну что, убедился? — вырывая трубку, спросил Рябинин.
— Убедился, я рад, что ты обращаешься с ней по-человечески. Перейдем к делу.
— Перейдем. Ты знаешь старую дорогу на птицефабрику?
— Знаю. Но можно ли по ней проехать?
— Можно, а нельзя, так пойдешь пешком. Примерно в километре от основной дороги, с левой стороны, увидишь ржавый вагончик. Положишь деньги под линолеум в левом дальнем углу и вернешься домой.
