Надежда удовлетворенно вздохнула и открыла дверь, которая оказалась не заперта. Вошедший сразу же, без всякой прихожей, попадал собственно в помещение клуба, которое представляло собой довольно большую полутемную комнату с полуподвальными окнами, замазанными грязно-серой краской. Комната была завалена всяческими деталями от велосипедов.
В углу стоял обшарпанный письменный стол, над которым висел все тот же сине-белый плакат, за последнее время изрядно поднадоевший Надежде. Рядом с этим плакатом повесили еще один, на котором большими красными буквами было написано: «Андербайкер – ум, честь и совесть нашей гребаной эпохи». Тут же к стене пришпилили подробную карту Центрального района, на которой жирными красными стрелками, какими на военных картах отмечают передвижения войск, были отмечены какие-то маршруты – видимо, любимые пути передвижения доблестных андербайкеров. Там же прикрепили картонную табличку «Директор клуба».
Под этой табличкой сидел длинноволосый парень в такой же синей, как плакат, футболке. Впрочем, у остальных обитателей клуба тоже были такие же синие футболки разной степени чистоты и свежести.
Председатель, или директор, клуба сидел за столом и что-то торопливо писал, двое коротко стриженных парней сидели по бокам от него на столе и о чем-то горячо спорили. Еще один – маленького роста и щуплый – с сосредоточенным видом ковырялся в куче металлолома, сваленной в углу, – там находилось кладбище велосипедов.
Надежда постояла немного, привыкая. В комнате было душно и полутемно, никто не обратил на нее внимания.
– Здравствуйте! – наконец решилась она.
Троица за столом повернулась и с изумлением уставилась на нее, причем при ближайшем рассмотрении один из стриженых парней, сидящих на столе, оказался девушкой.
– Вы по какому вопросу? – опомнился председатель.
– По личному, – строго сказала Надежда Николаевна, – по очень важному личному вопросу.
Не дожидаясь разрешения, она придвинула к себе шаткую табуретку, которую высмотрела еще с порога, и уселась с другой стороны стола.
– Кто тут официальное лицо? – еще строже спросила она.
– Ну я, – буркнул председатель, – а что?
Надежда выжидающе уставилась на парня и девушку, сидящих на столе, и смотрела, пока они не соскочили. Тогда она жестом циркового фокусника выложила на стол фотографию парня в синей футболке, которую отпечатала утром на собственном принтере. Надежда по возможности увеличила снимок и убрала оттуда посторонних лиц. Качество получилось так себе, но парня узнать можно.
– Ваш? – спросила Надежда.
– Ну наш, – буркнул председатель, сообразив, что отпирательство бесполезно, на парне была их фирменная футболка.
– Кто такой? – наступала Надежда. – Фамилия, имя, место жительства?
– А вы сами-то кто такая? – вякнула девчонка из угла.
Надежда смерила ее уничтожающим взглядом и проскрипела:
– Вы бы, милочка, пока помолчали, до вас тоже очередь дойдет, – после чего повернулась к председателю.
– Да что случилось? – опомнился он. – Что с Витькой?
– Понятия не имею, что с вашим Витькой, оттого и пришла, – зачастила Надежда. – Он мою племянницу с пути истинного сбил, сманил этими велосипедами. Совсем девка от рук отбилась, дома не ночует, школу бросила. То есть с лета еще учиться и не начинала…
– Как зовут вашу племянницу? – снова встряла девица.
– Таня Собакеева, – брякнула Надежда.
– Нет у нас таких! – злорадно высказала наглая девица. – Адресом ошиблись, тетя…
– Но этот Витька-то у вас есть? – сурово возопила Надежда, тыча в фотографию.
– Ну есть… – Председатель явно отступал перед ее натиском.
– Да при чем тут Витька-то? – снова вклинилась девица. – Он с вашей племянницей незнаком!
– А ты откуда знаешь? – заорала Надежда, полностью войдя в роль. – Сама с ним спишь?
Девица была страшная и какая-то замурзанная, у Витьки же, Надежда точно знала, имелась другая, та, что с фотографии, та-то попригляднее выглядит. Разумеется, никакой племянницы у Надежды Николаевны не было, то есть были, конечно, но они давно уже закончили школу и даже институты. Но ведь самый удобный способ выяснить местонахождение неизвестного Витьки – прикинуться обеспокоенной теткой пропавшей племянницы.
– Да при чем здесь это? – стушевалась девица. – Я его девушку знаю, она не из наших.
– То-то что не из ваших, – злорадно сказала Надежда и тут же сменила тон на более серьезный: – Вот что, ребята, дело-то нехорошее. Девчонке, Таньке-то, шестнадцать лет всего. А она пропала, три дня ни слуху ни духу. Если вы мне адрес этого Витьки не скажете, я в милицию отсюда прямиком пойду. Так что ждите гостей через часок. Вам оно надо?
– Не надо, – согласился председатель и так зыркнул на девицу, что та мигом притихла.
– Небось у вас с подвалами этими и так с милицией проблем хватает? – догадалась Надежда.
– Хватает. – Председатель был краток. – Пишите адрес. Пускай Витька сам со своими проблемами разбирается.
Надежда поглядела на нахальную девицу торжествующим взглядом и достала блокнот.
Всю дорогу Надежда с гордостью вспоминала, как удачно она провела разговор в клубе андербайкеров и выяснила адрес нужного парня. Звали его Виктор, фамилия Грачев, жил он на Трамвайном проспекте.
Надежда Николаевна подошла к типовому девятиэтажному дому.
На нужном ей подъезде была установлена железная дверь с кодовым замком, но открыть этот замок не представляло никакого труда: три кнопки из десяти оказались отполированы пальцами жильцов до нестерпимого блеска.
Поднявшись на седьмой этаж, Надежда подошла к двери сто четвертой квартиры и нажала на кнопку звонка. За дверью раздался довольно громкий звук, как будто что-то упало, и все стихло.
Зато из соседней квартиры неслись недвусмысленные звуки семейного скандала.
Визгливый женский голос очень темпераментно перечислял всевозможных домашних животных:
– Козел! Свинья! Кобель!
В промежутке между этими зоологическими высказываниями раздавался звон бьющейся посуды.
– Боров! Баран! Мерин! – продолжался бесконечный перечень животноводческих терминов.
Мужской голос что-то отвечал, но расслышать слова было труднее – этот голос звучал глуше и потому не так разборчиво.
Надежда Николаевна снова нажала на кнопку.
Трель звонка была хорошо слышна, но никто на него по-прежнему не отзывался.
– Кобель поганый! Верблюд! Свинья! – визгливая соседка явно начала повторяться.
Надежда посмотрела на часы. Времени у нее оставалось в обрез. Наверное, парень куда-то ушел. Она развернулась, решив вернуться на другой день, потому что время поджимало, а Трамвайный проспект очень далеко от ее дома, больше часа добираться, но вдруг внизу, на первом этаже, с лязгом распахнулась дверь подъезда, и пробежавший порыв ветра слегка приоткрыл дверь сто четвертой квартиры.
Надежда Николаевна вздрогнула.
Она не раз видела в детективных фильмах, как неразумные, легкомысленные герои входят в незапертые квартиры и в результате попадают в ужасные неприятности.
Умом Надежда понимала, что входить ни в коем случае нельзя, но природное любопытство пересилило рассудок, и она, оглядевшись по сторонам, вошла в квартиру, открыв дверь локтем, чтобы не оставлять отпечатков пальцев.
Нельзя сказать, что внутри царила тишина.
Где-то потрескивал рассохшийся паркет, время от времени гудели ржавые трубы, из-за стены соседней квартиры доносились приглушенные звуки скандала, но признаков присутствия хозяина квартиры не было.
– Эй! – окликнула Надежда, почему-то испуганно приглушив голос. – Эй, есть здесь кто-нибудь?
Никакого ответа, конечно, не последовало.
Надежда крадучись, стараясь не шуметь, пересекла прихожую.
Она сама не понимала, почему так странно ведет себя. Если здесь никого нет – то можно не таиться, спокойно ходить по квартире, хлопать дверями и разговаривать в полный голос.
А если здесь кто-то есть?
Если здесь кто-то есть, то он все равно знает о ее появлении.
И если здесь кто-то есть – почему этот «кто-то» не подает никаких признаков жизни?
Надежда почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки.
– Есть здесь кто-нибудь? – повторила она еле слышно, открывая дверь комнаты.
Эта единственная жилая комната была и спальней, и гостиной, и кабинетом, и столовой. Здесь стоял узенький раскладной диванчик, накрытый сильно потертым вылинявшим пледом, и стол, по совместительству исполнявший обязанности письменного и обеденного – на одной его стороне лежала стопка общих тетрадей в клетчатых переплетах, а на другом – грязная тарелка с неаппетитными остатками недоеденных пельменей. В углу, возле диванчика, лежал на полу черный матерчатый рюкзак с уже знакомой Надежде символикой «подземных байкеров».
Еще в комнате имелся старенький корейский телевизор и недорогой музыкальный центр.
