– Маленькая девочка? – переспросил «попугайчик». – Но мы не пускаем маленьких детей!
– Это только для меня она была маленькой девочкой! – простонал Маркиз. – А так она – вполне взрослая девица… поэтому мне и не помогли в милиции. Они сказали: «Ваша сестра – взрослый, совершеннолетний человек и может делать все, что хочет. Может, она встретила мужчину и живет теперь у него или вообще уехала в другой город»…
Словно подслушав его, певец на эстраде с большим чувством запел:
«Вы девочка, вы маленькая девочка…»
– Может, она действительно встретила мужчину? – робко предположил официант.
– Ну вот, и вы туда же! – Леня закрыл лицо руками и затрясся в глухих безутешных рыданиях, сквозь которые с большим трудом можно было расслышать слова: – Я знаю свою маленькую сестренку! Она не могла так поступить со мной, не могла исчезнуть, ничего не сказав своему любимому брату! Нет, я сердцем чувствую – с ней случилось что-то ужасное! С ней случилось ужасное, а вы даже не хотите взглянуть на ее фотографию!
В то же время, не прекращая рыдать, Леня сделал левой рукой неуловимое движение, и рядом с женской фотографией на столе возникла новенькая зеленоватая бумажка с портретом американского президента.
– Ладно, – официант махнул рукой, видимо, тем самым хотел показать, что ради ближнего поступается своими незыблемыми принципами, – ладно, что же я, зверь… так и быть, я посмотрю на фотографию вашей сестренки…
Он взял снимок со стола и поднес его к глазам. При этом зеленая бумажка каким-то удивительным образом оказалась в его кармане. Впрочем, это как бы не имело отношения к принятому им решению.
Долго и внимательно он рассматривал фотографию – видимо, считал себя обязанным отработать исчезнувшие деньги, но тем не менее вердикт был неутешительным:
– Нет, не помню… я не видел эту девушку… по крайней мере, последнее время она у нас не показывалась.
Леня мгновенно перестал рыдать и деловито поинтересовался:
– Может, она приходила в другую смену?
Официант задумчиво пожевал губами и удалился, держа фотографию в вытянутой руке, как будто боясь обжечься.
Через минуту он возвратился и помотал головой:
– Нет, последние дни ее здесь не было. Степан Степанович совершенно уверен.
– Степан Степанович? – переспросил Леня удивленно. – Кто такой Степан Степанович, на чье мнение вы так полагаетесь?
– Степан Степанович – большой человек! – официант с уважением оглянулся на дверь. – Он отставник и работает у нас гардеробщиком. Сейчас, конечно, на улице тепло, и работы для него нет, но он на редкость ответственный человек и приходит ежедневно… так сказать, всегда на посту. И видит всех входящих и выходящих. Так он вашей сестры, извиняюсь, не видел, а это значит, что ее здесь не было!
– Но вы же сказали, он отставник, значит, человек пожилой, – Маркиз все не хотел сдаваться, – может, у него со зрением не все в порядке или, наоборот, с памятью?
– Нам бы с вами такое зрение и такую память! – проговорил официант. – И потом, вы не знаете, где он служил до того, как вышел в отставку!
– Ах, вот даже как! – с интересом отозвался Леня.
– Именно! – Официант значительно возвел глаза к потолку. – Так что вы понимаете – на его зрение можно положиться!
– Неужели и оттуда… уходят в отставку?
– Как видите!
– Ну что ж… – Леня поднялся из-за стола, – будем искать дальше…
– А как же насчет «Жаркого объятия»? – заволновался официант.
– Насчет чего? – Ленины брови удивленно поползли вверх.
– Коктейль «Жаркое объятие», – напомнил служитель, – вы заказывали коктейль!
– Выпейте его за мое здоровье, дорогой! – Леня положил на стол еще одну купюру, помельче, и направился к выходу.
– Нет, Ленечка, – заговорила Лола, когда они прилично отошли от входа в заведение, – зря ты меня обвиняешь в пристрастии к театру! В тебе тоже пропадает настоящий актер!
– Ты так считаешь? – Маркиз скромно потупился. – Ну, тебе, конечно, виднее…
«Фигляр несчастный», – совершенно несправедливо подумала Лола.
– Моя сестренка… – передразнила она вслух своего партнера, – моя маленькая девочка… я заменял ей папу и маму… кормил ее грудью и вытирал попку… с ней наверняка случилось что-то ужасное…
– Но ведь с ней действительно случилось ужасное, – отозвался Маркиз, – так что никого не обманул…
– Ладно тебе, – Лола махнула рукой, – лучше скажи, куда мы теперь направляемся.
Леня взглянул в свой список и ответил:
– Отсюда ближе всего до «Блудного попугая».
…«Блудный попугай» оказался полной противоположностью предыдущему заведению. Это было заметно еще издали, перед входом стояло несколько мощных навороченных мотоциклов, сверкающих хромированными деталями, – «Хонды», «Ямахи» и даже один культовый «Харлей Дэвидсон». Тут же было припарковано несколько джипов – не представительских лаковых «Лендкрузеров» или «Лексусов», а настоящих боевых внедорожников с поцарапанными капотами и ободранной на бортах краской. Особенно впечатляла одна машина, поднятая над тротуаром на огромную высоту, так что под ее днищем можно было пройти, почти не нагибаясь, покрытая выгоревшими надписями на нескольких языках и следами бесчисленных аварий, которые украшали ее, как шрамы украшают лицо старого морского волка.
Над дверью заведения красовалась вывеска, выполненная из огромной, грубо оструганной доски. Название было вырезано на ней криво и неровно.
Тут же, перед входом, курили двое мрачных бородатых парней в черных майках, обтягивающих рельефную мускулатуру, и в банданах, украшенных черепами.
Байкеры удивленно покосились на Лолу и Маркиза, но посторонились, давая им дорогу.
– Что-то мне подсказывает, что и это – не тот попугай, который нам нужен! – проговорил Леня, толкая тяжелую дверь. – Но все же для порядка зададим здесь пару вопросов.
Полутемный зал тонул в густом дыму, как поле боя после артиллерийской канонады, причем к запаху обычного табака примешивался какой-то приторный сладковатый аромат, наводящий на мысли о марихуане. Навстречу вошедшим никто не поспешил, их вообще не заметили, что было неудивительно в условиях дымовой завесы, бьющего из динамиков тяжелого рока и пытающихся перекричать его хриплых голосов десятков посетителей. Публику на девяносто процентов составляли рокеры, байкеры и металлисты, остальные десять процентов были представителями других, не столь многочисленных неформальных объединений молодежи.
Впрочем, не всех присутствующих можно было отнести к молодому поколению – попадались в зале и крепкие мужички прилично за сорок, ни в чем не уступающие своим молодым коллегам, и шатался от стола к столу здоровенный старик лет семидесяти, длинные седые волосы которого были прихвачены кожаной банданой, а голые руки, длинные и сильные, как у гориллы, сплошь покрывали татуировки.
Лавируя между голыми деревянными столами, уставленными пивными кружками и бокалами, Леня пробрался к стойке бара, усадил свою спутницу на высокий табурет и взгромоздился рядом.
Бармен, плечистый детина в майке с надписью «Настоящий гангстер», повернулся к новым посетителям. На его широком невозмутимом лице не дрогнул ни один мускул, и он спросил, легко перекричав динамики:
– Лакать какого?
Увидев на Ленином лице легкую растерянность, он пояснил:
– Пойла, в смысле, какого плеснуть? «Зеленую фею»?
– А что это за фея? – спросила Лола, кокетливо поправив волосы и разглядывая занятную татуировку на запястье бармена. Там была весьма художественно изображена замысловатая математическая формула, под которой змеилась надпись готическими буквами: «Не забуду линейную алгебру».
– Память о моей далекой юности, – пояснил бармен, перехватив Лолин взгляд, – глупый был, на матмехе учился… а «Зеленая фея» – это абсент.
– Ну, фею так фею, – согласилась Лола.
– Только если вы первый раз, много сразу не пейте, – проговорил доброжелательный бармен, подхватывая высокий бокал и ставя его перед собой на стойку, – с непривычки разные глюки бывают… одному парню померещилось, что прямо в зал въехал крейсер «Аврора» и шарахнул холостыми по окнам… так он под стойку залез и завопил: «Ой, мама, они все по новой начинают!» Еле его оттуда вытащили…
За разговором бармен производил необычные манипуляции. Он положил на специальную дырявую ложку кусок сахара, поднял ее над бокалом и влил через сахар приличную порцию прозрачной зеленой жидкости. Затем он чиркнул спичкой, и жидкость в бокале вспыхнула.
Лола, как зачарованная, следила за его действиями.
– А Ван Гог, тот вообще абсента напился и ухо себе отрезал, – продолжал бармен.
Он перелил напиток в другой бокал, накрыл картонным кружком с соломинкой и пододвинул Лоле, закончив:
– Но он вообще был крези.
Леня тоже заказал «Зеленую фею», и пока бармен трудился над коктейлем, пододвинул к нему фотографию и спросил:
