— Петька, — заорал он, — не трогай меня! Ты меня замочишь!
Я ускорился, потому что официант, сделав круглые глаза, кажется, уже нащупывал тревожную кнопку.
В машине Ильич плюхнулся на заднее сиденье и сразу повалился плашмя. Вроде как спать захотел. Но я ему не дал.
— Кто знал о взятках и условиях договора? Дора?
— Никто не знал! — подлетел Ильич. — Только я и борисовцы. В том то и дело! Погиб я. Петька, сволочь, ты почему мне зонт не вынес? Я весь промок как цуцик! — Он был уверен, что его вот-вот грохнут, но нервничал из-за того, что попал под дождь.
— У меня нет зонта. У меня нет даже ботинок.
— А это что? — Он ткнул мне в плечо тупым предметом, — Неделю сзади валяется.
Я оглянулся и увидел электрошокер.
— Это, — почему-то обрадовался я, — это фаллоимитатор!
Ильич надолго замолчал, вертя в руках продолговатый предмет, и забыв пригнуться.
Я решил отвезти его к себе. Он слабо посопротивлялся, но согласился, что так лучше для его безопасности. В сарае я показал ему, где кофе и как справиться с печкой. Когда я сказал, что уезжаю, он испугался и заартачился, но потом смирился и заквохтал над своей промокшей кожаной курткой. Я позвал Рона в машину, и, буксанув в снежной каше, рванул с места. Домой я сегодня не вернусь. Я перночую у Беды и меня не интересует, хочет она этого или нет. Надо же когда-нибудь проделать это на трезвую голову.
* * *
Я запутался в похожих как близнецы четырехэтажных домах. Наконец, один мне показался похож. Дверь открыл бородатый мужик. Такого поворота я не предвидел. Мужик сильно смахивал на геолога, для полноты имиджа ему не хватало костра, луны, и гитары. Он грустно посмотрел на меня и грустно сказал:
— Элла, к тебе пришли.
Я облегченно вздохнул, поняв, что не туда попал, но в коридоре появилась Беда в шортах и с сигаретой в руке. Совсем забыл, что она Элла. Рон подскочил на высоту ее роста и лизнул в очки. До меня дошло, что я жалкий мокрый идиот с грязной собакой, нарушивший идиллию тихого семейного вечера. Беда смотрела на меня, как на беженца из Таджикистана, пришедшего попросить милостыню.
— Ты забыла у меня электрошокер.
— А говорил — очки. — Она забрала предмет, похожий на зонт.
Тут я подумал, что плевать на геолога, и в обуви прошагал на кухню.
— Чем мы будем ужинать? — спросил я, обшарив пустой холодильник.
От возмущения у нее вспотели даже очки.
— Ты что, ничего не купил? — заорала она.
Геолог жалобно заморгал, понимая, что назревает не менее семейный скандал.
— Эллочка, я ухожу, — засуетился он, поцеловал ей ручку, втиснулся в грязные кроссовки и хлопнул дверью. Значит, не муж.
— Ты осталась должна мне за бампер.
— В смысле?
Я бросил на стол газету.
— Вышло так, что дело твоего депутата и мое дело — одно и то же. Как говорит Сазон: «Тот же хрен, только в другой руке».
— Ну, извини, — пожала она плечами, взяла газету и пробежала статью глазами.
— Ты что, не читаешь издание, в котором работаешь?
— Я взяла отпуск, продала компьютер и лечу в твой город. Говори, как он называется.
Я прыжком оказался в комнате. Компьютера на столе не было, на полу валялся кожаный баул. Я порылся в нем, обнаружил пару пакетов с кешью и черное белье.
— Тревожный чемоданчик?! Запас еды и белья на два дня, карандаш, линейка, зажигалка или спички, фонарик или свечка, бутылка коньяка и презервативы.
Она вырвала у меня из рук черные трусы и запихнула поглубже в баул.
— В твоей голове хаос. Если берешь карандаш и линейку, то презервативы уже не пригодятся. Так как называется твой город?
— А что ты собираешься там делать?
— Найду, кто убил Грача.
Я совершенно искренне покатился со смеху.
— Которого из них?
— Обоих. — Она сунула в баул толстую вязаную кофту.
— В моем городе сейчас +20.
Она поменяла кофту на линялую футболочку.
— А Колька, что? Будет доканывать меня в твоем городе?
— Ой, разбирайся с этим сам. Колька, Троцкий, Борисов, качки. С этим ты справишься.
— Да этот болван вот-вот нароет, кто такой на самом деле добрый дядя Петя Дроздов, правая рука Ильича. И потом, третий депутат для меня — это слишком.
— Вот пока он нароет, я разберусь с твоим делом.
— Ну, нет! — я схватил ее за плечи, а Рон меня за штанину.
— А как поживает Сазон? — спокойно спросила она, и моя злость превратилась в тоску. — Ладно, подожди меня.
Она села на диван, взяла зеркало и стала красить губы. Никогда не видел ее с малиновыми губами. Зрелище оказалось не для слабонервных. По-моему, такие вызывающе полные губы не стоит красить малиновым. Или это называется «стильная бабень»?
— Мы в кабак?
— К Кольке. Он снимает квартиру в соседнем доме. Телефона нет.
— Он же меня узнает.
— Но ты же будешь со мной. Пошли, это единственный способ угомонить его хоть на время. Попрошу его больше в этом не ковыряться, скажу — новые обстоятельства.
— Ты же сама подсунула ему качков Борисова, — проворчал я, натягивая куртку.
— Я подсунула не качков, а Борисова. Остальное он накопал сам. Быстро и качественно. Далеко пойдет. Кто сдал ему информацию про взятки и залы?
— В том-то и дело, получается, Ильич деньги взял, сам себя оговорил и Борисова обломал. Дальше что?..
— Убийство Троцкого, — хмыкнула она.
— Или Серова, — хмыкнул я.
— Рокки, гулять!
— Рон, дома! На работу с собакой?
— У меня творческий отпуск.
На улице я пошел к машине, но Беда потянула меня за рукав.
— Эй, это соседний дом.
Не напоминать же ей про драные ботинки, в которых скопились все осадки сегодняшнего вечера. Дождь не кончился, он просто сбавил обороты, и поливал город размеренно и неторопливо. Беда сняла очки и шла, подставив стихии лицо с малиновыми губами. Взять зонт ей не пришло в голову. А может, его у нее и не было.
До соседнего дома оказалось пятнадцать минут ходьбы. Я проклял Беду с ее любовью к пешим прогулкам.
* * *
В дверь Беда звонила, звонила, а потом по своей милой привычке, пнула ее ногой. Она, конечно же, оказалась не заперта.
— Пойдем отсюда, — потянул я ее за руку. — Пойдем, а то узнаешь, откуда берутся дрянные, избитые сюжеты.
Но она с любопытством проворной молодой кошки нырнула в черное пространство.
— Колька, — крикнула она, — у тебя дверь нараспашку!
Мы прошли через темный коридор на кухню, где горел свет.
— Колька!
И тут мы увидели Кольку.
Кольку пытали, от Кольки хотели что-то узнать. Его физиономия напоминала фарш, а руки были туго связаны за спинкой стула. Двое недружелюбного вида парней уставились на нас с Бедой так, будто мы были парой тараканов, по глупости выползшие перекусить рядом с хозяином.
Но Колька решил еще поиграть в героя и крикнул:
— Элка, беги!
Элка и побежала. Она ломанулась к широкой лампе-тарелке, низко свисающей над кухонным столом, и так дернула шнур-выключатель, что, судя по звуку, лампа рухнула вместе с куском потолка. Стало темно, нервы у парней не выдержали, и они стали палить. Никто не ожидал такой прыти от бабы. Может, в их планы вообще не входила стрельба, и они хотели просто поговорить. Не убили же они до сих пор Кольку. Секунды замешательства мне хватило, чтобы толкнуть Беду на пол и наугад преодолеть метры, отделяющие меня от Колькиных гостей. Я мог иметь преимущества только в ближнем бою.
— А… — раздался сбоку полухрип-полувой, и, кажется, это был Колька.
Мне хватило двух ударов, чтобы тот, кто был правее, перестал стрелять и двигаться. А с другим я переборщил. Просто очень торопился. Когда он наскочил сзади, я с разворота не рассчитал силу удара, и он, пробив мощным телом окно, с воплем вылетел наружу. Внизу раздался нехороший стук, и настала тишина.
Потом послышались звуки открываемых балконов.
— Эй, что там? Эй, вызовите милицию! Человек упал. Ему же больно!
— Стреляют, что ли? Или выхлоп?
— Ага, выхлоп с мордобоем! — переговаривались между собою соседи.
— Ну, нет никакого покоя! Уже и дома стреляют!
— Пожар!!! — заорал кто-то.
— Не пожар, а самоубийство! Труповозку нужно вызвать.
— Может, живой?
— Тогда скорую.
— Если самоубийство, тогда психиатрическую!
— Вызывайте всех, кто-нибудь приедет!
— Эй, жива? — крикнул я Беде. В темноте ее не было видно.
— Кретин. Ты зачем наделал столько шума?
— Жива. Наделала ты.
— Если бы не я, в твой разинутый рот залетела бы пуля.
Она ползала где-то внизу, и я ее не очень хорошо видел.
— Колька, Колька, — забормотала она. — Черт, он, кажется, ранен.
Я нагнулся. Колька, привязанный к стулу, лежал на боку. Я нащупал шейную артерию, пульса не было, а рука оказалась вся в крови.
— Уходим. Он убит.
