– Папа! То, что твою дочь забрали в полицию, а тебе не на чем ее привезти домой, – не повод угонять чужую машину! – глотая слезы разочарования своим родителем, предприняла я очередную попытку его вразумить. – Сейчас вернется владелец!
– Уже вернулся, – раздалось за спиной.
Я обернулась, и все встало на свои места.
– Ну ты, доча, даешь! – пришел в себя отец после моей горячей тирады про угон. – Наш «жигуленок» ведь сломался. Ну я и позвонил Вовке! Это первое, что пришло мне в голову. – Думаю, не стоит уточнять, что за Вовка стоял сейчас передо мной. Впрочем, для кого Вовка, а для кого и Владимир Павлович. – Он разрешил мне обратный путь посидеть за рулем. И как это ты могла нафантазировать такое? Угон! А все знаешь почему?
– Знаю, – понуро склонив голову, обреченно ответила я. – Потому что я дура.
– Ну вот и правильно, молодец. Садись, наконец, в машину.
– Овца! Овца! Овца-а-а! Овца! – Иногда мама поражает разнообразием своего лексикона, в особенности ругательного. – Зачем ты ушла ночью из дома?
– Вот! – вместо ответа я протянула ей излюбленный салатовый сейф. Будучи фаворитом, он вернул маме прекрасное расположение духа, она чмокнула меня в щеку и, назвав своей умницей, разрешила не ходить в институт. А я и не собиралась: за час сорок пять минут не выспишься.
Владимиру Павловичу предлагали чаю, но он тактично отказался и, поглядев на меня с тоской отвергнутой дворняжки, отправился восвояси, а я пошла принимать душ, после чего благополучно транспортировалась до долгожданной постели и заснула без задних ног.
Продрыхла я до часу дня. А разбудил меня звонок в дверь – к маме пришла коллега по работе и по совместительству подруга. Они обсуждали, как удачно обе ушли в отпуск, и злорадствовали по поводу того, как оставшиеся нелюбимые обеими и неизвестные мне Маринка и Светка будут работать за четверых.
Когда из института пришла Танька, я взяла у нее конспекты и принялась старательно переписывать, а она тем временем рассказывала про однокомнатную квартиру, в которую они скоро въедут. А я не забывала при этом поглядывать на часы и обдумывать гардероб, ведь совсем скоро я предстану перед Ним.
…К кафе под названием «Гвоздика» мы подъехали в пять минут седьмого.
– Сядешь за третий слева столик, – инструктировал меня в машине Хрякин, одетый в неброский дорогой свитер бежевого цвета, который шел ему необычайно. – Подойдет молодая женщина в сиреневом платье, блондинка. Отдашь ей эту папку. – Он протянул мне красную папку, похожую на те, в каких вручают грамоты. – Вопросы есть?
Да. Ты меня любишь?
– Есть. Почему ты сам не можешь ее отдать?
– Видишь ли, это кафе – любимое местообитание сотрудников моего банка. Неохота им глаза мозолить.
– Почему же ты не назначил ей встречу в другом месте? – сегодня я была очень подозрительной.
– Юль, ну она же делает нам одолжение! – пристыдил он меня, словно шкодливого кота, засунувшего нос в банку сметаны и не видящего в этом ничего зазорного. – Ей удобнее было встретиться здесь, а я не стал наглеть и гнуть свою линию.
– Ага, ясно. А что мне нужно говорить?
– Ничего. Просто молча отдашь папку.
Я раскрыла рот, чтобы выплеснуть наружу еще кучу-малу вопросов, скопившихся в моей туповатой голове, но кавалер понял меня по-своему и поцеловал. Вопросы как ветром сдуло.
– Ну тогда я пошла? – Открыла дверь, собираясь выбраться наружу, чтобы для начала глотнуть свежего воздуха после такого умопомрачительного поцелуя, а после выполнить поручение, но Николай меня остановил.
– Подожди. Я буду ждать тебя у магазина.
– Зачем? – искренне удивилась я.
– Все по той же причине, – вздохнул он. – В целях конспирации.
– А магазин-то который?
– Тот, что через дорогу. – Потом внезапно добавил: – Солнышко, что бы я без тебя делал! Ну все, действуй, Маня!
Я хмыкнула, вспомнив советский фильм, и приставила подобно солдату ладонь к воображаемому козырьку:
– Слушаюсь! – И выбралась из «БМВ».
Кафе самообслуживания представляло собой небольшое, скромное помещение метров тридцати с двумя рядами столиков и прилавком, где восседала крупная бабища зачем-то в белом колпаке, а также ряд очаровательных круглых зеленых столиков с зонтами на улице с парадной стороны. Вот за одним из этих зеленых столиков и должна была состояться наша встреча. До этого я ни в одном кафе не бывала, но по книгам и фильмам знала: сидеть вот так без всего неприлично, а может, даже нельзя, необходимо что-нибудь заказать. Предусмотрительно захваченных с собой ста рублей почти впритык хватило на стакан сока и булку с маком. Вдруг мне пришла в голову мысль, что детективщица могла прийти раньше (все же договаривались на шесть) и успела уже, не дождавшись, уйти.
– Простите, – обратилась я к бабе в колпаке. Для этого пришлось повторно занимать очередь. – Вы случайно не видели здесь женщину в сиреневом?
– Много здесь народу шляется, – не очень вежливо пробасила она в ответ. – Что ж я, всех запоминать должна?
– Извините, – только и оставалось пискнуть мне, после чего, выйдя из помещения, я заняла выжидательную позицию за третьим столиком.
С целью избавления от скуки принялась вливать в себя сок, но добравшись до дна стаканчика, поняла, что зря: захотелось, простите, в уборную. Промучившись десять минут, решилась-таки на отчаянный шаг. Вернулась в одноэтажное здание и, подойдя снова к любительнице белых колпаков, шепнула ей на ухо:
– Простите, где здесь туалет?
Получив весьма грубое неопределенное «там», я решила искать спасение сама и, прогулявшись чуть вдоль стены, толкнула внезапно обнаружившуюся дверь с надписью: «Не входи, а то убьет». Мне открылся коридорчик подсобного помещения, в конце которого красовалась крупная буква «Ж» на двери.
Прихваченная с собой красная папка ужасно мешала, все время так и норовя выскочить, и когда я уже собиралась временно определить ее на пол, взяла и упала сама. От удара о выложенный кафелем пол она приоткрылась, и оттуда вылетели зеленые бумажки, по вкусу и запаху напоминавшие… настоящие американские доллары.
Сначала я тупо уставилась на баксы, потом, справив все свои дела, решительно открыла папку и, аккуратненько собрав выпавшие деньги, сунула их обратно. Помимо гринов, в ней еще находились какие-то листы с напечатанным на допотопной машинке текстом. Подумав над тем, что обязательно спрошу у Кольки, зачем платить детективу, если она его друг, я направилась к выходу из подсобки.
Симпатичная блондинка с нагловатым выражением лица лет двадцати пяти от роду и, как и было обещано, в платье сиреневого цвета уже сидела за третьим слева столиком, с аппетитом поглощая мою оставленную без присмотра булку и запивая ее моим же недопитым соком. Сама, конечно, виновата: не стоит оставлять свои вещи на улице, но не пойдешь же в туалет с булкой и пластиковым стаканом! Одна папка чего стоила! Впрочем, с ее стороны так поступать – ну очень некрасиво! И даже как-то неадекватно. Вы бы стали употреблять вовнутрь неизвестно кем оставленный напиток и булку, пусть и с маком (не знаю, как другие, а я просто помешана на продуктах, напичканных этим наркотиком)? Вот и я о том же. Однако она могла посчитать, что это Колькино, а я ведь не знаю, какие у них отношения. Возможно, что Колино – то и ее тоже?
Я сморщилась от этой мысли и, постояв еще секунд десять в нерешительности, все же не стала вслух никак реагировать на уведенный из-под носа ужин и обратилась к даме в весьма любезной форме:
– Здравствуйте. Николай Хрякин просил меня передать вам одну вещь. – Блондинка сняла солнцезащитные очки и без видимого интереса взглянула на меня своими почти прозрачными глазами. Похоже на то, что она натуральная блондинка, только у них бывают такие светло-светло-голубые, почти бесцветные глаза. Я протянула ей папку. – Вот это.
Цепкими пальцами она ловко выхватила у меня из рук «одну вещь», заглянула внутрь – я в это время садилась за стол, – кивнула сама себе, поднялась и… ушла. В недоумении я вытаращилась на удалявшуюся фигуру девушки, не в силах что-либо понять. Дело в том, что я ожидала чего угодно: от разговоров на профессиональную тему и призыва к сотрудничеству до вероятного удивленно-восклицательного вопроса: «Какой еще Хрякин?!» Вероятного, естественно, в том случае, если женщина эта – чужая, ну в смысле не та, что мне нужна. Но так просто взять, встать да и уйти? А вдруг это действительно другая баба и, вместо того, чтобы поинтересоваться, чего от нее хотят, она решила сперва заглянуть в то, что ей дают. А там… Боже мой!
От неприятных мыслей у меня засосало под ложечкой. А если это никакой не детектив, а просто алчная девица, увидавшая деньги и впоследствии удалившаяся? А сейчас придет Колькин детектив, а мне нечего ей предъявить! Господи, только не это! Ну, что называется, попала!
