– Выносят? – переспросила я.
– Ну да! Какие-то три человека вынесли из квартиры соседей два тюка, замотанных в ковры. Сначала я подумала, это выносят какие-то вещи, но вдруг из одного тюка случайно высунулась женская рука. Эти люди остановились, положили тюк и завязали его поаккуратнее. И тогда я поняла, что в обоих тюках спрятаны трупы… Знаете, по их форме, по тому, как их несли…
Лариса Прокофьевна заметно побледнела – видно, и сейчас, по прошествии немалого времени, ее охватил страх.
– И почему же вы не позвонили в милицию? – спросила я, чтобы заставить ее продолжать.
– Я… я очень испугалась, – призналась Лариса Прокофьевна, – я хотела позвонить, но Семен… Семен меня отговорил.
– Он что – был у вас дома? – догадалась я.
– Ну да… – Лариса слегка порозовела. – Зашел ко мне, знаете ли, по-приятельски, выпить чаю с пирожными…
– Понятно, – проговорила я выразительно.
– Это совсем не то, что вы подумали!
– А откуда вы знаете, что я подумала?
– В общем, я решила посоветоваться с ним. А он… вы знаете, он такой беспринципный человек! Он меня отговорил звонить в милицию. Сказал, они начнут задавать всякие вопросы… начнутся выяснения, разбирательства, меня долго будут таскать по всяким инстанциям… Еще всплывет, что он был у меня, а у него, вы знаете, судимость… Но главное – мне кажется, он сразу почувствовал, что из этого дела можно извлечь выгоду!
«Уж чья бы корова мычала, – подумала я. – Можно подумать, ты вся такая белая и пушистая!».
– В общем, он посоветовал мне никуда не сообщать. В конце концов я ведь могла ничего не видеть, правда?
Я ничего не ответила, да Лариса и не ждала ответа. Выдержав небольшую паузу, она продолжила:
– Короче, Семен посоветовал сделать вид, будто ничего не произошло. А потом он расспросил, кто эти люди, есть ли у них родственники, близкие знакомые. Я навела кое-какие справки…
– Как я понимаю, вы наводили справки не в тот день, а спустя какое-то время.
– Ну разумеется!
– То есть когда стало понятно, что исчезновением Капустиных никто не заинтересовался. Пропали люди – и как будто их не было!
На этот раз Лариса не стала возражать. Она продолжила:
– Ну, в общем, я выяснила, что никаких родственников у них нет. Ни близких, ни дальних. И завещания они не оставили. А в таких случаях по закону квартира переходит в собственность государства. Ну, мы с Семеном и подумали: зачем же ей пропадать? Согласитесь, у нас постоянная нехватка жилья, тем более таких хороших квартир…
– То есть вы хотите сказать, вас беспокоило исключительно благо общества, а о своих меркантильных интересах вы и не думали! – проговорила я язвительно.
– А почему мы должны стараться задаром? – фыркнула она. – Не при коммунизме живем!
– Итак, вы распустили слух, что Капустины уехали за рубеж на постоянное жительство, а потом состряпали фальшивую доверенность от них на продажу квартиры.
– Что за слово неприятное – состряпали! – поморщилась Лариса Прокофьевна. – Изготовили… Кстати, очень хорошо изготовили, комар носа не подточит!
– Комар, может быть, и не подточит, но судебный эксперт… Ладно, а как же с нотариусом? Ведь такого рода доверенности должны быть нотариально заверены!
Лариса засмущалась: видимо, я затронула один из самых опасных моментов в ее истории.
– Значит, не хотите сотрудничать? – проговорила я, отодвигая в сторону блокнот, в который записывала ее показания. – Что ж, это ваше право. Только потом не удивляйтесь, что Ривкин опять вышел сухим из воды, а на вас возложили всю тяжесть обвинения. Включая убийство гражданки Баранкиной…
– Да я к этому убийству не имею никакого отношения! – заверещала Лариса. – У меня алиби!
– Насчет алиби вы будете доказывать суду, а только Семен Ильич будет все валить на вас! И уж он, будьте спокойны, не промолчит о роли нотариуса!
– Я тоже не буду молчать! – перебила меня Лариса. – Записывайте! Все записывайте! Нотариус у Семена свой… то есть своя. Она не была полностью в курсе дела, просто не очень внимательно проверяла документы. Вот ее помощник, Виталий, – тот всегда был в курсе, с ним Семен делился прибылью. Виталий готовил документы на подпись нотариусу и ставил на них карандашом специальную пометку – мол, это наши люди, к ним не нужно слишком придираться. Вот нотариус и смотрела на все сквозь пальцы…
– Позвольте, – до меня начало доходить, – ведь для того, чтобы заверить доверенность, нотариус должен был убедиться, что перед ним сидят Татьяна и Сергей Капустины и в его… присутствии подписывают этот документ?
– Ну да, – кивнула Лариса. – Она, Инна Михайловна, носит очки очень сильные. Минус девять или даже минус десять. Но иногда она их снимает, и тогда ей трудно разглядеть, кто перед ней сидит…
– И кто же перед ней сидел? – осведомилась я.
– Мы с Семеном! – ответила Лариса Прокофьевна, скромно потупившись.
– Так-так… – кивнула я, и тут в стену постучали, и Василий Макарович крикнул, чтобы мы шли в кабинет, будем преступникам очную ставку устраивать.
– Значит, как вы действовали дальше, мне понятно. Вот только нужно же было их выписать и все такое…
Лариса бросила на нас весьма выразительный взгляд, из чего я сделала вывод, что паспортистка и вообще все в жилконторе у нее давно прикормлены.
– А в квартире? Что вы сделали с вещами? – спросила я. – Ведь остались же после Капустиных вещи…
– А там ничего не было, – спокойно ответила Лариса. – Мебель кое-какую мы, конечно, вывезли, а вообще-то у них почти все встроенное – кухня, прихожая, гардеробная. Ремонт хороший там, почти ничего переделывать не нужно.
– Но вещи…
– Не было, – повторила Лариса, – ни книг, ни фотографий, вообще никаких бумаг. Ни документов, ничего, пустые полки. Техники бытовой тоже не было – телевизор только. И одежда только верхняя – шубы две у Татьяны было приличных, пальто… Я их, конечно, пристроила, не пропадать же добру…
Я представила, как мерзкая баба вот этими загребущими руками хватает одежду своей соседки, при этом точно знает, что соседку убили. Ну и люди!
– Мы можем идти? – спросил Ривкин. – Поверьте, мы не причастны к смерти Капустиных и Нину Баранкину тоже не убивали. Я ведь не убийца, я…
– Ты жулик и подлец! – в гневе рявкнул дядя Вася. – Пошел вон из моего дома!
Двоих прохиндеев как ветром сдуло.
Мы посидели молча.
– И как таких земля носит… – вздохнула я.
– И не говори, – дядя Вася смотрел грустно, – уж я всякого повидал, но вот честно тебе скажу, тезка, лучше дело иметь с обычными ворами да грабителями, чем с этими.
– А зачем вы их отпустили? Нужно было милицию вызвать и сдать их! Ведь Капустиных убили!
– Убили… – повторил дядя Вася с непонятной интонацией.
– Что не так? Вы думаете, эта Лисонька-Ларисонька все выдумала?
– Да нет, такое не выдумаешь… Но где доказательства? И потом, она же от всего отопрется! Будет насмерть стоять! Ничего не знаю, ничего не видела – и точка!
– Эта, конечно, может… – нехотя признала я, – а с квартирой мы не можем заморачиваться, чтобы клиентке не навредить. Так что опять мы с вами зашли в тупик…
От грустных мыслей нас отвлек телефонный звонок.
– Василиса, – голос капитана Творогова был необычайно приветливым, – спешу тебе сообщить, что дело об убийстве Баранкиной мы успешно раскрыли!
– Да что ты? – ахнула я.
– А ты чего удивляешься, чего удивляешься? – мгновенно завелся Леша. – Думаешь, мы только кофе у Милки пить можем?
– Милка-то тут при чем? – заметила я.
Леша понял, что, правда, заводится зря, и успокоился.
– Я что звоню-то? – опомнился он. – Ашот велел тебе спасибо сказать. Это, говорит, Василиса нам удачу принесла, как сказала, что если соседей поспрашивать, то все выясним, – так и вышло.
– Да ладно, будто бы вы сами не догадались… – заскромничала я.
– Вот и я ему то же самое говорю, а он велел благодарность тебе объявить!
Тут я поняла: капитан Бахчинян в данном случае ни при чем, это Лешка усовестился, что грубо со мной разговаривал в прошлую нашу встречу, и решил мириться.
– Так что мы свое дело успешно сделали, по такому поводу приходи к Милке, я тебя кофе угощу! – радостно продолжал Леша. – А может, и чем покрепче! И еще – давай куда-нибудь сходим, а, Вась?
Так, кажется, наши отношения вступают в новую романтическую фазу. Я не успела подумать, надо мне это или нет, но нельзя было расхолаживать Лешу.
– Конечно, дорогой, обязательно, – промурлыкала я. – А что там с Баранкиной-то?
– Да понимаешь, пошли мы по соседям. Как водится, никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А на следующий день одна бабка с дачи приехала, что ниже этажом живет. Она накануне рано из дому умотала, на электричку семь сорок. И когда из своей квартиры выходила, то переступила через еще одного соседа, Бусыгина. Он, понимаешь, сильно зашибает, и вот когда пьяный домой приходит, жена его в квартиру не пускает, и он на лестничной площадке спит. Она, бабка-то эта, еще в свое время коврик ему постелила, жалко, говорит, собака и то в лучших условиях у них живет.
