— Да-а, странный тип, — задумчиво согласился Шульгин.
— Более чем. Я Орлову прямо сказала, что теперь подозреваю его.
Шульгин не одобрил:
— Это вы зря. Это опасно для вас.
— Может быть, — согласилась Далила, — но я уповаю на вашу защиту.
Он рассердился:
— Каким образом я смогу вас защитить, если вы даже встретиться со мной не хотите?
Она миролюбиво ему пояснила:
— Будет достаточно и того, что Орлов знает о нашем с вами сотрудничестве. Думаю, он побоится меня убивать. Он не страдает наивностью и наверняка догадался, что я обязательно вам сообщу об этом открытии.
Шульгин встрепенулся:
— Об открытии? О каком?
— О том, что Матюк оказался Орловым.
— Ах вот вы о чем. Думаете, это его остановит?
— Если Орлов не дурак, то да. А, похоже, он далеко не дурак.
— Дай-то бог, — безрадостно пожелал Шульгин и проникновенно спросил:
— Когда мы увидимся?
От такого внимания Далилу потянуло на откровенность. В последние дни Далилу не покидало ощущение, что за ней следят.
"Сказать Шульгину об этом? — задумалась она и, опомнившись, строго себе приказала:
— Ему-то как раз говорить и нельзя. Майору поперек горла мое расследование, а я ему еще козырь дам. Сразу поднимет шум, мол, я подвергаю себя опасности, и мне работать с Орловым категорически запретит. Да и то, что следят, не факт. Как я докажу? Сошлюсь на интуицию? Скажу, что чувствую шкурой? Ему станет смешно".
Шульгин повторил вопрос уже не очень проникновенно, скорей, раздраженно:
— Когда мы увидимся?
— На следующей неделе обязательно к вам заскочу, — равнодушно пообещала Далила, удивляясь неожиданному интересу к себе.
"Что это? — входя в подъезд тетушки Мары, гадала она, находясь в полном смятении чувств. — Майор пытался ухаживать или мне показалось?
У него умные страдающие глаза.
А голос! Я раньше не замечала. Теперь почему-то заметила, мне очень понравился голос, низкий, хрипловатый, волнующий. Майор пытался быть нежным…
Это смешно.
Но с чего вдруг?
После обмена колкостями.
Я постоянно ему дерзила. И он все время старался меня обидеть, заносился, ворчал. А теперь…
Пригласил.
Как это все неуклюже!
Мент есть мент. В нем слишком много цинизма. А как он бывает груб!
Нет, мы не пара.
Пара? Да о чем это я? — рассердилась Далила. — Он не в загс, а в ресторан меня приглашал. Что было бы дальше — догадаться нетрудно.
Правильно сделала, что не пошла.
Да как он посмел!
К черту его! Разумеется, к черту!"
С этими мыслями Далила переступила порог квартиры тетушки Мары. Та, взглянув на лицо племянницы, всплеснула руками и с озорной улыбкой спросила:
— Ты влюблена?
— Ужас какой! — отшатнулась Далила. — С чего ты взяла?
— Ужас? С чего я взяла? — снисходительно усмехнулась тетушка Мара и безжалостно сообщила:
— С такими глазами ты возвращалась домой, когда Матвей тебя, глупую девочку, под нашей лестницей тискал и до синяков зацеловывал.
Далила, зардевшись, воскликнула:
— Ну ты даешь! Не ожидала я, не ожидала пошлости от тебя.
Одна бровь тетушки Мары взметнулась, вторая даже не дрогнула:
— Пошлости? Теперь ты так это называешь?
— Теперь? «Это» я так называла всегда. Пошлость, она и в Африке пошлость.
— Да нет, раньше ты «это» называла любовью и в пошлости меня не обвиняла, — обиделась тетушка Мара. — Подумаешь, «тискал» сказала. Да, у меня есть привычка говорить прозаично и прямо. Раньше эта привычка не раздражала тебя. А теперь тебя все раздражает.
Проходя в гостиную, Далила смутилась:
— Прости. Я свинья. На Димку вчера накричала. С Галиной безобразно поспорила. Облаяла Лизу. А сегодня отшила мента.
— Что значит — «отшила»?
— Он в ресторан меня приглашал.
Тетушка, присаживаясь к столу, печально спросила:
— Что ж не пошла?
— Он мне не пара, — призналась Далила. — Мы разные, как север и юг.
— Это неважно. Деточка, на тебя столько свалилось в последнее время. Ты застыла душой и совсем растерялась. Все будет хорошо, но сначала ты должна отогреться. Сейчас не время капризничать, подойдет любое плечо.
— Нет, любое не подойдет. И вообще, кто это мне говорит? Ты? Гордая старая дева?
Тетушка Мара, обреченно махнув рукой, сообщила:
— Да не дева я, хоть и старая. И от гордости не осталось и следа. Кстати, про какого «мента» ты говорила? — запоздало заинтересовалась она и, между прочим, добавила:
— У меня в холодильнике вкуснющий пирог.
— Сейчас все расскажу, за этим я и пришла, — выскакивая на кухню, закричала Далила, — только чайник поставлю. Страшно хочу твоего пирога.
Потом по обычаю пили чай — тетушка очень любила сидеть с племянницей за столом и, прихлебывая ароматный чай из лечебных трав, болтать о том да о сем под песочный пирог.
Послушав рассказ Далилы, она отодвинула блюдце, собрала крошки от пирога и, деловито поправив скатерть, удивленно спросила:
— Не пойму, что волнует тебя?
— Конечно, Орлов. Пятьдесят тысяч мне заплатил!
Тетушка безмятежно осведомилась:
— Пятьдесят тысяч долларов?
— Именно. Спрашивается, зачем ему это расследование?
— Ты подозреваешь его?
Далила отрезала:
— Подозреваю.
— Мне кажется, что напрасно, — безразлично молвила тетушка, увлеченно собирая посуду.
— Напрасно? Два года прошло! Спохватился! Невестин, видите ли, не убивал! Почему он раньше молчал, этот Орлов? — вдохновенно вопросила Далила.
— Видимо, раньше его не шантажировали, — заметила тетушка, отбывая с посудой на кухню.
Больше об этом не говорили. Далила вскоре засобиралась домой. Уже прощаясь, тетушка Мара с укором спросила:
— И долго ты будешь одна?
— Вы что, сговорились?! — поразилась Далила и с отчаянием заявила:
— Я не одна!
И зло повторила:
— Не одна! Не одна! Не одна!
— Хорошо, — горестно вздохнув, согласилась тетушка Мара, — ты не одна. У тебя есть сын, любимый племянник, крестница, даже я, старая грымза.
Далила свирепо вставила:
— Еще родители заграничные, которых считай что нет. И Лиза, и клуб.
— И Галка.
— Точно, черти ее раздери.
— И работа любимая, — пополнила список тетушка и притворно задумалась:
— Что еще? Ах да, соседи. Прохожие, наконец.
— Пассажиры, — усмехнулась Далила, но тут же сердито заскрежетала:
— С ними теперь энергично общаюсь в метро. Женька мою машину не починил до сих пор. Какую-то вшивую фару тетке родной будет месяц менять, а своим «писюшкам», если что, раз, два и готово.
Тетушка Мара, покачав головой, констатировала:
— Хитрая-а!
Далила брыкнулась:
— Сама воспитала.
— Почему — воспитала? Воспитываю до сих пор. Ты вот что, Женькой мне зубы не заговаривай. И на меня не кивай. Я бескомпромиссная, потому замуж не выходила, но и без мужчин никогда не жила. И теперь не живу.
— Да ты что?! — ошалела Далила. — И как же ты с ними устраивалась? Где прятала их от нас?
— Где придется, по-разному было, — с достоинством ответила тетушка Мара и назидательно изрекла:
— Человек — существо двуполое. Против природы, дружок, не попрешь.
Далила хихикнула:
— А я к тебе зачастую без звонка, внезапно врываюсь. Прости, больше не буду.
Возвращаясь домой, Далила (в который раз!) восхищалась тетушкой Марой, ее острым безмятежным умом.
"Шантажируют! Орлова, конечно же, шантажируют! Как я раньше не поняла? — удивлялась она. — Но кто? И чем?
В любом случае начинать надо с больницы, — решила она. — История с этими крабами какая-то темная".
Пришлось в понедельник звонить Шульгину — не спрашивать же у самого Орлова, в какой он больнице лежал.
Шульгин по телефону давать информацию наотрез отказался.
— Вы ведете себя несерьезно, — посетовал он. — Приезжайте, поговорим.
Далила (черт знает зачем) старательно принарядилась и поехала.
И, к ее досаде, он старания эти заметил.
— Сегодня вы неотразимы! — воскликнул Шульгин.
И Далила себя прокляла: «Дура! Еще начни с ним кокетничать! Вот нелепость!»
От нелепости заспешила: выяснила про больницу и сразу ушла.
А в больнице ее поджидал сюрприз в виде тещи Свиридова, уютно сидевшей на диванчике у телевизора в холле под пальмой.
— Марьванна! Опять «помираете»?! — поразилась она.
Марья Ивановна с гордостью сообщила:
— На этот раз в самом деле из жизни едва не ушла. Вчера после встречи с тобой аллергия у меня приключилась. На «Скорой» сюда привезли. Еле осталась жива.
Далила, опуская упрек, подумала: «Бог ее наказал за мучения домочадцев».
А теща мученика Свиридова с патетикой изрекла:
— Ты здесь! Я здесь! И это судьба!
— Не иначе, — усмехнулась Далила.
— Ирония неуместна. Сегодня все разрешиться должно. Послушай про Лену.
— Марьванна, место неподходящее, вы больны, я спешу, — застрекотала было Далила, но Марья Ивановна ее решительно остановила:
