Я нырнула в кусты жимолости и нашла знакомую щель в заборе.
Соседка уже заглядывала в нее со своей стороны.
– Без тебя никто не ухаживал за садом! – поспешила сообщить мне Антонина Кузьминична. – Эта Ольга… можешь себе представить, она вообще ни разу не подошла к цветам!..
– Да уж знаю… – пробормотала я неприязненно. – По виду цветов я сразу это поняла!
– Ну, еще не все потеряно! – Соседка заметила мой подавленный вид и решила меня немного поддержать. – Если ты возьмешься за дело, многие растения можно спасти…
– Об этом пока рано говорить! – отмахнулась я. – Прежде мне нужно разобраться с мужем…
– Да, да… – закивала Антонина Кузьминична, – но может быть, теперь, после того как этой Ольги… не стало… вы с ним помиритесь?
– Вряд ли… – я понурилась. – Очень уж по-свински он со мной обошелся… Антонина Кузьминична, а в тот день, когда… как вы выразились… этой женщины не стало… вы ничего особенного не видели?
Я сама не знала, на что рассчитывала, и задала соседке этот вопрос скорее для того, чтобы перевести разговор с неприятной темы – мне совершенно не хотелось обсуждать с ней свои запутанные отношения с мужем.
– Нет, Васенька… – ответила она виновато, – ничего такого я не видела… меня уже и милиция спрашивала, и я так им и сказала – ничего, мол, не видела, ничего не знаю. Толенька-то мой, он вообще ни с кем не велел мне разговаривать, ты ведь его знаешь…
– Жаль… – я вздохнула, – и эту женщину… Ольгу… вы в тот день не встречали?
– Ты же знаешь, я со своего участка не выхожу… правда, я ее слыхала – когда Пал Палыч приезжал, она калитку открыта и сказала ему – мол, не нужно ничего… так я ее только мельком видела, издали… а больше – нет…
Пал Палыч – это местный фермер, который три раза в неделю, в одно и то же время привозил в наш поселок молоко, творог и сметану из своего хозяйства. Это был сутулый длиннорукий мужчина с грустными глазами когда-то крепко пившего, но завязавшего человека. Молочные продукты у него были очень вкусные, и я их часто покупала, пока здесь жила.
У меня внезапно мелькнула мысль… какая-то очень важная мысль…
– …а потом уж Володя вернулся, – продолжала Антонина Кузьминична, – и тут такой шум поднялся… милиция приехала, ходили по домам, всех расспрашивали… а мне Толенька сказал, чтобы я лишнего не болтала, а я никогда и не болтаю, ты же знаешь…
– Знаю… – машинально подтвердила я.
Та важная мысль, которая у меня только что появилась, бесследно исчезла в глубине сознания.
– Спасибо, Антонина Кузьминична, – я прервала ее монолог, – мне нужно идти. Только очень вас прошу – никому не говорите, что видели меня сегодня.
– Никому не скажу, – закивала соседка, – а кому мне и говорить-то? Ты же знаешь, Васенька, со мной никто, кроме тебя, не разговаривает. Толенька мой всегда на работе, а Инна Алексеевна со мной и словом не обмолвится…
Инной Алексеевной она называет свою невестку. Это же надо! Кажется, это единственный случай в истории…
Василий Макарович поднялся на второй этаж, открыт левую дверь и оказался в спальне. В той самой спальне, где несколько дней назад произошло кровавое убийство.
Здесь еще чувствовался сладковатый, омерзительный запах – запах крови, смерти, страха.
Бывший милиционер тяжело вздохнул.
В глубине души он скучал по своей работе – по чувству собственной значимости, по увлекательным разговорам с коллегами, по бессонным ночам, которые он проводил в многочасовой засаде или в погоне за матерыми преступниками.
Но, с другой стороны, работа постоянно заставляла его сталкиваться со всем худшим, что есть в человеке, и невольно в душе возникала уверенность, что каждый способен на преступление и люди гораздо хуже, чем кажутся. Жить с такой уверенностью в душе тяжело, и он радовался, что постепенно выздоравливает, учится радоваться простым вещам, привыкает видеть людей в лучшем свете.
Ему часто приходилось осматривать место преступления, и опытным глазом он сразу заметил, что после милиции в эту спальню никто не входил. Должно бьпь, хозяин дома не мог заставить себя переступить порог, увидеть комнату, в которой недавно произошло ужасное кровопролитие. Тем более что дом был достаточно просторный, и места в нем вполне хватало.
Кровать, на которой нашли убитую, была немного отодвинута от стены – похоже, ее сдвинул с места убийца во время борьбы со своей жертвой. Хотя, как сказал капитан Бахчинян, никакой борьбы, собственно, и не было, Ольгу Кочетову застали врасплох, и она практически не сопротивлялась.
С Ашотом Бахчиняном Василий Макарович успел поговорить утром, пока Василиса спала.
Он встретил бывшего коллегу возле отделения милиции, когда тот, злой и невыспавшийся, брел на работу.
– Здоров, Тиграныч! – окликнул его Василий Макарович. – Что такой унылый?
– А чего радоваться? – вздохнул тот, степенно поздоровавшись за руку. – Девчонку упустили, машину помяли… ты, между прочим, помял! Мы начальству не сказали…
– Да вот я и хотел извиниться… – потупился бывший мент, – хочешь, пивом тебя угощу?
– Да ты что! – Бахчинян замахал руками. – Пиво? С утра? Да если начальство унюхает, мне голову оторвут, другой стороной приставят и скажут, что так и было!
– А может, тогда кофейку? – Василий Макарович изображал опытного змея-искусителя. Он знал, что Ашот Бахчинян не может жить без хорошего кофе.
– Кофейку? – Ашот заколебался. – Да я и так уже опаздываю… начальство взгреет…
– Тут на углу Среднего подвальчик есть, там женщина кофе варит по-турецки – просто класс!..
– По-турецки? Так это ты про Милу говоришь! Что я, Милу не знаю? – Ашот маслено заулыбался. – Ну ладно, уговорил… начальству скажу, что к судмедэкспертам ездил…
Они спустились в полутемный подвальчик, где за стойкой властвовала полная блондинка бальзаковского возраста с ямочками на щеках. Увидев Бахчиняна, она оживилась и потянулась за медной туркой:
– Ашотик, тебе как обычно?
– Да, Мила-джан, свари нам с другом настоящий кофе – горячий, крепкий и сладкий, как твой поцелуй!
– Ох, Ашотик, когда ты угомонишься!
Мила занялась приготовлением кофе, а Бахчинян следил за ней выпуклыми темными глазами и повторял:
– Какая женщина! Нет, Макарыч, ты только посмотри, какая потрясающая женщина! Красавица, умница, а кофе варит!.. Вах! Лучше только моя бабушка Каринэ варила! Мила-джан, у тебя точно в роду не было армян?
– Не было, Ашотик, не было! – посмеивалась Мила, ловко двигая турку в горячем песке.
– Честное слово, я на ней женюсь! – вздыхал Бахчинян.
– У тебя же есть жена! – усмехнулся Василий Макарович. – Жена и трое детей!
– Даже помечтать не даешь!
– Ты, мечтатель, лучше мне скажи – это ведь вы с Твороговым выезжали в загородный дом на убийство?
– А что? – насторожился капитан. – Ты-то, Макарыч, какое отношение к этому делу имеешь?
– Да никакого отношения! – смутился дядя Вася. – Просто любопьпно. Дело громкое, а я, понимаешь, по работе соскучился… интересно, чем люди занимаются…
– Век бы ее не видать, эту работу! – вздохнул Бахчинян. – Как вспомню ту комнату – мурашки по коже! Ты меня знаешь, Макарыч, я не первый год в милиции, всякого повидал, но там… все в крови, а труп… лица просто нет, сплошная рана! Все-таки, Макарыч, я тебе скажу – женщины, они очень жестокие! Вот как девчонка, которую мы вчера упустили, могла так человека изуродовать?..
– Запросто, Ашотик! – подала голос Мила. – Ежели сопернице – так и я могу всю физиономию расцарапать! Мама родная не узнает! Так что смотри у меня! Мне тут докладывали, что ты к Таньке ходишь на Седьмую линию…
– Вах! И ты поверила? – Ашот честно выпучил глаза. – Какая Танька? Не знаю никакой Таньки! Да она кофе варить вообще не умеет!
– А ты уверен, – спросил дядя Вася, – уверен, что это она убила, та девчонка?
– А кто же еще? Мотив у нее был? Был! Возможность была? Была! И отпечатки ее…
Он подозрительно уставился на Василия Макаровича:
– Нет, Макарыч, все-таки у тебя в этом деле какой-то интерес есть!
– Да какой там интерес… – снова отмахнулся дядя Вася, – не интерес, а так, любопытство…
И вот теперь он своими глазами увидел место преступления.
Шторы в комнате были задернуты, и Василий Макарович включил верхний свет. При этом его взгляд задержался на выключателе.
Выключатель был смонтирован в одном блоке с электрической розеткой, и вот на этой-то розетке дядя Вася заметил характерное темно-бурое пятно. Он поцарапал пятно ногтем, и последние сомнения отпали: это было не что иное, как засохшая кровь.
Откуда кровь могла взяться на розетке?
К тому времени, как сюда приехала милиция, кровь на трупе наверняка засохла. Да к тому же Бахчинян с Твороговым люди опытные, работают аккуратно, они не станут хвататься за окружающие предметы окровавленными руками, не станут искажать картину преступления.
