Мало того, если слушателю не хватало впечатлений, Герард Гаврилович тут же называл и дублера Жугдэрдэмидийна Гуррагчи – Майдаржаввын Ганзорик.
А если был в приподнятом настроении духа, то и уточнял, что Ганзорик – это сокращенное имя, придуманное для облегчения жизни русским коллегам, потому как полное имя – Ганзорихуяк…
Вы спросите, а зачем Герард Гаврилович подвергал себя всем этим испытаниям? Ответил бы всем любопытствующим, что его фамилия немецкая или даже испанская, так ни один бы российский кадровик, ни одна российская паспортистка, ни один российский начальник и ухом бы не повел. Ну, немец и немец, подумаешь, делов-то!
Так-то оно так, но здесь как раз и кроется загадка всего характера нашего героя. Поняв его тут, можно понять и все его отношение к жизни и ее смыслу.
Когда-то, на заре туманной юности, в 1981 году, когда советские граждане узнали фамилию монгольского космонавта, он впервые услышал этот сакраментальный вопрос. Случилось это в школе, было ему одиннадцать лет, учился он в четвертом классе. И судьбе было угодно, чтобы он прямо на уроке неосмотрительно сообщил, что у него, как и у нового космонавта, есть монгольские корни. Зачем? Да кто ж разберет душу юноши, переживающего впечатления от половозрастного созревания. Учительница, которой мудреное имя самой никак не давалось, посмотрела на ученика Гонсо с явным неодобрением, подумав, что ученик над ней издевается, и громко сказала:
– Дети, тогда давайте попросим нашего Герарда правильно произнести имя первого монгольского космонавта. Пусть он нас всех научит!
Весь класс дружно уставился на нежданного смельчака. А он залился краской и, как исконно русский человек, выдавил из себя что-то вроде «жук… де… гурак…».
Класс, естественно, залился хохотом, и весь день Герарда иначе как «жук-гурак» не называли. На следующий день к забаве приобщились и другие классы, и потеха продолжалась несколько дней.
И тогда наш герой, в душе которого был учинен самый настоящий публичный погром, понял, что у него есть два выхода.
Первый – никогда никому больше про свои монгольские корни не сообщать.
Второй – выучить имя космонавта наизусть, так, чтобы среди ночи от зубов отскакивало.
Первый путь был, конечно, проще, но выбрал он второй. Но, повторим, не потому, что хоть в какой-то степени ощущал себя монголом. А потому, что тут был вопрос достоинства. Сохранение же собственного достоинства для нашего героя уже тогда было важнее всего.
Хотя если поразмышлять, то нетрудно понять, что ничего другого не остается впечатлительному юноше, чье имя Герард. Ведь у всех встречных в памяти сразу воскрешается образ влюбленного мистера Икс в одноименной оперетте – в смокинге, черной полумаске и лаковых штиблетах, которого воплотил на сцене статный красавец с голубыми глазами, непревзойденный Герард Васильев. При этом юноша, которого на улице стали дразнить Жерар Филипом, внешностью Герарда Васильева в столь юные годы, естественно, наделен не был… Вот и остается любой ценой хранить достоинство и выбирать пути, которые это достоинство запятнать не могут, а отстоять помогут.
Может, по всему по этому наш герой и решил стать следователем, причем непременно по особо важным делам, и поступил на юридический факультет. А когда пришло время распределения, попросился именно на следственную работу и был благополучно отправлен следователем прокуратуры в тихий провинциальный городок Лихоманск, что располагался на тучных черноземных просторах южной России.
На месте происшествия было открыто окно, так что вещи могло выдуть ветром. Поэтому следует сделать вывод об отсутствии состава преступления.
Из постановления об отказе в возбуждении уголовного дела
Герард Гаврилович прибыл к месту службы в самом боевом расположении духа, с горячим желанием содействовать укреплению и торжеству законности. Привычное понятие «социалистическая законность» уже кануло тогда в прошлое, а какой бывает другая законность, несоциалистическая, и с чем ее едят, здесь – в Лихоманске – никто толком тогда еще не знал. Зато многие граждане еще со времен перестройки хорошо усвоили, что обогащаться можно любым способом, главное, не попадаться, ибо теперь «Разрешено все, что не запрещено!». А еще им вдруг стало ясно, что богатым теперь все дозволено, а выражение «кормило власти» надо нынче воспринимать буквально. То есть «кормило» – это вовсе не руль государственного судна или весло, при помощи которого управляют ходом этого судна, а кормило натуральное, с помощью которого прежде всего кормятся, едят досыта. И если виновных нет, значит, они уже у власти.
А еще народ увидел, что быть бандитом и жуликом теперь самое милое и почетное дело, потому как телевизор иного не показывал. Увиденное же и услышанное по телевизору воспринималось в Лихоманске все еще чисто по-советски – как указание и одобрение свыше.
Было и еще одно обстоятельство, которое осложняло вступление Герарда Гавриловича в должность. Дело в том, что прокурора, под руководством которого он должен был работать, немолодого, необъятных размеров мужика, звали всего-навсего Жан Силович Туз.
Когда Туз узнал, кто будет теперь у него следователем, он при первой же встрече с Герардом Гавриловичем коротко резюмировал:
– Вот сука-то злопамятная!
Герард Гаврилович тут же, разумеется, сильно напрягся. Поначалу, узнав, что начальником его будет человек с именем Жан Силович Туз, он подумал, что они общий язык смогут найти – ведь Тузу с его именем-отчеством в жизни, пожалуй, еще посолонее пришлось. Но теперь он увидел, что начальство издевается над его фамилией, а это уже касается его достоинства, а значит, надо давать отпор.
– Ты не красней, Гаврилыч, не заводись, – заметил, быстро взглянув на него, Туз. – Думаешь, мне легко было в жизни Жаном Тузом быть? Да еще в органах?! Да еще во времена борьбы с безродными космополитами! Каждому же не объяснишь, что батя мой сына назвал в честь французского боевого товарища… Тебя-то небось мамаша осчастливила таким имечком – в честь артиста опереточного?
Герард Гаврилович лишь чуть кивнул, отдавая должное проницательности своего нового начальника и расценивая это как комплимент, ибо, повзрослев, он превратился в достойного привлекательного молодого человека. Мать у него действительно была созданием романтическим, потому и придумала для сына столь элегантные инициалы – ГГГ. В этом необычном сочетании букв ей виделся некий таинственный и благоприятный для сына смысл.
– А ругаюсь я почему? Есть там в областной прокуратуре, понимаешь, у меня старинный дружок в кадрах… У меня с его женой история одна веселая была… Так этот саксофон узнал об этом, затаился и гадит с тех пор мне по-маленькому. По-большому, видишь, силенок не хватает. Я, говорит, Тузу такую команду в прокуратуре составлю, что над ним весь район потешаться будет. Ну и началось! Как какой-нибудь Лапинздронов или Трюфель там в областной прокуратуре возникнет, так он их сразу ко мне переводит. Раз Засорайко – значит, мой. Если Дурнев – тоже, Граматикопуло – тоже ко мне… У меня следователь был – Плохой, представляешь? Следователь Плохой! А еще были Буйбля, Шкуропет, Бардак, Хердувимов и Забабашкин… Нет, ты представляешь, прокурор Туз и его Шкуропеты да Забабашкины! Он, этот засранец, таких специально в институтах выискивал. По прокуратуре идешь – как по комнате смеха! Таблички на кабинетах одна другой краше. Он меня, гад, до того довел, что я при каждом новом сотруднике вздрагиваю.
Туз говорил так искренне, с такой болью, что Герард Гаврилович не мог ему не поверить и не посочувствовать.
– Так что Гонсо – это, считай, шикарная фамилия! Загадочная. Не то что Хердувимов, там все сразу понятно. В общем, не журись!
Туз помолчал, а потом осторожно спросил:
– Слушай, Гаврилыч, я что-то сразу не соображу, в каких местах такие фамилии водятся? В заморских небось?
Герард Гаврилович покорно вздохнул и сказал:
– В Монголии.
– Во как, в Монголии, – покрутил круглой седой башкой Туз. И тут же оживился, заерзал нетерпеливо в кресле и подмигнул Герарду Гавриловичу: – Слушай, так ты что, можешь сказать, как монгольского космонавта зовут, а?
– Жугдэрдэмидийн Гуррагча, – бесстрастно доложил Герард Гаврилович начальству. – Дублером был Майдаржаввын Ганзорик, сокращенно от Ганзорихуяк…
Когда Туз пришел в себя, он только слабо махнул рукой:
– Ладно, Гаврилыч, ты только никому больше этого не говори. Особенно при бабах! Кто знает, что им на ум взбредет? Подумают еще невесть что!.. Вообще-то народ у нас хороший, но интересный. Один капитан-разбойник Мурлатов со своим Шламбаумом чего стоит.
– А почему капитан-разбойник? – удивился Гонсо.
– Потому что это смесь такая хитрая. Капитана-исправника, который еще при царе-батюшке за порядком в уезде следил и был в нем царь и бог, и соловья-разбойника, который всех, кто ему попадется, без дани не пропускал… Вот и получился – капитан-разбойник. Любимая присказка – «Лови, мент!» А чего лови, не уточняет. Но я-то знаю, что не преступников он имеет в виду, а совсем другое…
