Может, он какой-то самец неправильный?
Рядом послышалось шумное сопение, сопровождаемое характерным звуком сдерживаемой рвоты.
Еще один неправильный самец попался.
– Что, Витек, – Алексей повернулся к сидевшему слева брюнету лет тридцати пяти, – изнемогаешь от страсти? Вожделеешь, капая слюной?
– Не могу больше! – страдальчески простонал тот. – Я, как эти ее труселя кожаные увидел, сразу понял, что под ними ничего, кроме собственно дамы, нет.
– И сразу возбудился, сатир похотливый!
– Ам! – при резком захлопывании ладонью рта обычно такой звук и получается. Брюнет сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, после чего мрачно проворчал: – Вы бы поосторожнее с инсинуациями, батюшка-царь, ежели не хотите свою одежду в чистку сдавать. Какое, на фиг, возбуждение, если она свое кожаное бельишко постирать не может!
– Ах, какие мы брезгливые! – ухмыльнулся Майоров. – Не знал бы я тебя столько лет, решил бы, что ты из этих, лазоревых. Ладно, иди прекрати это глумление над искусством, а то девушка на мои крики и хлопанья в ладоши не реагирует.
– Не пойду я! – отшатнулся брюнет. – У меня обоняние очень чувствительное. Вон Игоряша из охраны на нее правильно реагирует, его и отправьте. Заодно разнообразие в личную жизнь парня внесете. Эй, Игорь!
Рослый, очень коротко стриженный парень в трескавшемся на широченных плечах черном костюме, завороженно следивший за траекторией движения дынь, вздрогнул и нехотя обернулся:
– Да, Виктор Сергеевич?
– Иди на сцену и скажи девушке, что прослушивание закончено, господину Майорову пора на важную встречу. Мы уходим.
– Что, опять никого не выбрали?
– Нет.
– Не понимаю, – пожал могучими плечами парень, – сколько уже красоток вы прослушали, и каких красоток, – и чтобы никто не подошел?! А эта, – она кивнул на сцену, где продолжали трястись вразнобой дыни и ляжки, – вообще улетная телка!
– Вот поэтому ты охранник, а не продюсер, – хмыкнул, поднимаясь, Майоров. – Иди, Игорь, иди. Но в темпе, мы тебя ждать не будем.
Они уже садились в машину, когда за спиной послышались странные звуки – цокот в сопровождении смачных шлепков.
– Только не это! – скривился Алексей, оборачиваясь. – Игорь, я тебя уволю!
– Простите, Алексей Викторович, я просто не ожидал, что она такая шустрая, – пропыхтел охранник, перехватывая несущуюся прямо на босса блондинку. С немалым, между прочим, удовольствием перехватывая, за грудь.
– Пусти, урод, пусти! – заверещала девица, выворачиваясь из цепких рук парня. – Господин Майоров, как же так! Мне же обещали, что с вами вопрос решен, что прослушивание – так, для видимости! Вам ведь звонили, да?
– Может, и звонил кто, – пожал плечами Алексей, усаживаясь на заднее сиденье «Бентли», – но мой секретарь не соединила.
– Это как?
– Это так. Ей строго-настрого запрещено соединять меня с желающими порадеть за своего человечка. Прежде чем обращаться ко мне, вам, девушка, не помешало бы навести справки. Тогда вы знали бы, что я занимаюсь только с реально талантливыми людьми, а папики со своими кошечками меня не интересуют, независимо от толщины кошельков папиков. Обратитесь к Ривкину, он за деньги и бородавочника на сцену выведет.
– Бородавочника?! – рассвирепела блондинка. – Да у меня, к вашему сведению, ни одной бородавки нет! И вообще, не… корчить из себя принципиального, когда семью угробил ради любовницы! Сам свою б… активно проталкивает везде и всюду, а изображает из себя порядочного! А жена где с ребенком, а? Небось уже и косточки давно сгнили?
– Игорь, убери эту дрянь, – сквозь зубы прошипел Виктор, с тревогой наблюдая, как выцветает лицо друга. – Быстро.
– Убери? – завизжала девица. – Как семью убрал, да? Не получится, за мной такие люди…
Что делали за ней какие-то люди, узнать не удалось, охранник зажал лопатообразной ладонью рот блондинки и поволок ее обратно в здание ДК текстильщиков, где Алексей арендовал зрительный зал для прослушивания.
– Поехали, – приказал Виктор водителю.
– А Игорь?
– Своим ходом доберется.
– Куда сейчас, в офис?
– Нет, на старую квартиру, – тихо проговорил Алексей. Его осунувшееся лицо с закрытыми глазами сейчас напоминало гипсовую посмертную маску. – Виктор, сколько времени осталось до встречи с Изотовым?
– Чуть больше часа.
– Пожалуйста, перенеси ее в другой ресторан, поближе к тому дому, и предупреди Изотова.
– Понял. Может, вообще отменить?
– Еще чего! Забыл, каких трудов нам с ним стоило договориться? Это ведь Первый канал! И вообще, я в порядке, так, сердце немного прихватило. Полежу дома в тишине, отдохну, и все будет о’кей.
– Ага, конечно, – вполголоса пробурчал Виктор. – Особенно после той квартиры все будет о’кей, как же! Что ты себя изводишь, Алексей! Зачем создал музей из жилья? Давно уже следовало бы сделать там ремонт, убрать вещи Аннушки и Ники, чтобы не рвать себе сердце, и жить дальше. Нет их, понимаешь, нет!
– Есть, – глухо проговорил Алексей. – Я чувствую.
– Что ты чувствуешь, что? Ника на связь выходит, как раньше?
– Нет. Но она просто разучилась это делать, вот и все. Но они живы, я знаю!
– Не лги себе, не надо. Ты застрял на стадии отрицания смерти, слишком надолго застрял. Мы все – и я, и Левандовские, и Салимы, и Сашка с Винсентом – все, кому были дороги Аннушка и Ника, прошли через эту стадию. Почти год мы с тобой искали твоих девочек по всему миру, нам помогали и Хали Салим, и Винсент Морено – а его церэушные связи открыли нам многие двери – и что? Никаких следов, ни одного! А как мы надеялись на Михаила Исмаилова, последнего, кто видел Аннушку и Нику, как ждали, когда он выйдет из комы и расскажет, что произошло, почему он оказался в пропасти в расплющенной машине. А он ничего не помнит, вообще ничего! Даже жену с детьми забыл! Три года прошло, три! Будь твои девочки живы, они нашли бы способ подать о себе весточку, ты же знаешь Аннушку – она никогда не сдается.
– Знаю. И потому жду.
– Да лучше бы ты окончательно сошелся с этой своей Изабеллой, а не метался между двумя квартирами! – сорвался на крик Виктор. – Я готов терпеть общество мадемуазель Флоренской, хотя она нас всех, кто знал и любил Аннушку, раздражает одним своим видом, лишь бы ты окончательно принял неизбежное и научился с этим жить!
– Да не примете вы ее, – криво усмехнулся Алексей. – Я и сам ее принимать не хочу, но в то же время и без нее не могу. Физически не могу, понимаешь? Ломка начинается, как у наркомана.
– Если честно, не понимаю. Не верю я во всякие привороты-отвороты, глупости все это. В конце концов, если ты считаешь, что Изабелла тебя как-то приворожила, съездил бы к деду Тихону, старому знахарю, который тебя лечил когда-то. Он, насколько мне известно, разбирается в ведьмовстве.
– Не в ведьмовстве, а в ведовстве.
– Да какая разница!
– Большая, поверь. Что же касается деда Тихона – я к нему сразу поехал, как только вернулся тогда из Турции, где пропали мои. Думал, он поможет их найти своими методами…
– И что?
– А ничего. Нет деда Тихона.
– В смысле? Он что, умер?
– Надеюсь, что нет. Помнишь, какие пожары бушевали тем летом?
– Еще бы не помнить, в Москве дышать было нечем от смога.
– Так вот, лес, в котором находился хутор старика, выгорел дотла. Я там только обугленный остов печи нашел.
– Так может…
– Нет, я местных расспрашивал. Уцелел старик, его Ханыч спас.
– Тот алабай, что вы когда-то ему подарили? Знатный пес, помню.
– Да, хороший, его Ника выбрала. – Алексей на секунду замолчал, словно захлебнулся воздухом, потом заговорил снова: – В общем, ушел дед Тихон вместе с Ханом в неизвестном направлении, местные очень жалеют об этом, ведун он сильный.
– Ну поискал бы кого-то другого, бабку-шептуху, чтобы приворот сняла, – усмехнулся Виктор.
– Не ерничай, – сухо оборвал приятеля Алексей. – Ничего смешного в этом нет, поверь. Я раньше тоже хихикал над теми, кто верит в колдовство и магию, до поры до времени, пока сам… Короче, к неизвестным бабкам я не пойду, а вот старика искать не перестану. О, мы уже приехали. Давай, Виктор, займись переносом места встречи, потом заедешь за мной.
– Хорошо.
Створки лифта раздвинулись, Алексей вышел на площадку своего этажа, вытаскивая из кармана ключи, и вдруг замер, прислушиваясь. Неужели?..
Нет. Заливистый детский смех колокольчиком звенел из соседней квартиры. Ему вторил басовитый лай развеселившегося пса. Такие обычные, такие привычные когда-то звуки. И такие невозможные сейчас.
Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Банальная до оскомы истина, верно?
Но по-прежнему истина.
Всего лишь три года назад он, Алексей, вот так же выходил из лифта, возвращаясь из очередного гастрольного тура. И детский смех в сопровождении веселого лая несся из его квартиры – это баловались Ника и их пес Май, ирландский волкодав, привезенный Анной после очередной передряги.
