— А рост? — глаза ее как-то очень прямо смотрели на меня, словно силясь уловить малейшую ложь.
— Мелкая, — пожала я плечами. — Максимум полтора метра.
— А звали как?
— Мы в общем-то не знакомились, — хмыкнула я. — Я в холле пол отмывала, потом сюда захожу — и вот оно, чудо, идет навстречу, молчит и даже не здоровается.
— А ничего не заметили… необычного?
— Невоспитанная у вас девица, — укоризненно поведала я. — Ни «здрасьте», ни «привет», прошла мимо, словно меня и нет. Разве так делается?
— Точно Нинка, — клиента прошептала это словно про себя, тихо-тихо.
— Так, ну я пойду? — вопросительно посмотрела я на нее. — Скоро заря, работать надо.
— Погодите! — Ирина Сергеевна схватила меня за руку и тревожно, сбивчиво заговорила: — Я заплачу, только вы прямо сейчас посмотрите квартиру, тут все нормально, ага? И охранку самую сильную, да подороже, только прямо сейчас, ладно? А куда она пошла-то, когда мимо вас прошла?
— Туда, — терпеливо возвела я очи в потолок, указывая на верхний уровень. Не люблю неадекватных клиентов. Хватит и того, что я сама ненормальная, как меня Бакс терпит — не пойму.
— Пойдемте, посмотрим, может быть, она там? — воскликнула она и понеслась по лестнице, забыв отпустить мою руку. — Куда, куда она зашла?
— Вон туда, — вздохнув, показала я свободной рукой на третью дверь справа по второму уровню.
— Женька, — прошептала она, и я первый раз в жизни увидела, как человек стремительно побледнел, краски словно смыло с ее лица. — Это же Женькина комната!
«А какой приятной женщиной казалась, — скорбно заметил внутренний голос, — давай ее психоаналитику покажем, а?».
«Это ее жизнь, каждый по-своему с ума сходит», — пожала я плечами, пошагала за неадекватной клиенткой, которая уже добежала до закрытой двери, юркнула в комнату… и закричала.
Тоскливо, безнадежно.
Я остановилась.
Что-то знакомое почудилось в этом плаче…
«Ты точно так же рыдала над могилой Димки», — вздохнул голос, и я, похолодев от страха, рванула в комнату.
Женька, большой и сильный, сидел в кресле, свесив голову. Лицо скрывала пшеничная челка, а поза казалась слишком…неживой.
Вот черт!
Я отпихнула от него рыдающую Ирину Сергеевну, двумя руками рванула в стороны рубашку и припала щекой к груди.
«Ту-у-к…», — устало и протяжно шепнуло сердце, и я поняла, что все, механизм сломан. Что еще пару раз оно стукнет по инерции — и замрет навсегда.
И не будет нахального и надежного парня с мальчишеской улыбкой.
— А вот хрен тебе! — яростно сказала я, встряхивая руками. — Ты меня на свидание позвал? Позвал! А сам в кусты??? Не выйдет! Я тебя отучу обманывать девушек!!!
— Женечка, сынок, — его мать рядом плакала навзрыд.
— «Скорую помощь» вызывайте, потом вместе поревем, — рявкнула я на нее и впилась ладошками в Женькину грудь, кожа к коже, громко и отчетливо читая заклинание на переклад. На самом деле это целый ритуал, с пантаклей и жертвоприношением, только нет времени отыскивать дворняжку, мел и свечи. Придется просто прочесть заклинание, отдать от себя чуточку жизни, немного принять его смерти. Немного. Совсем немного. Только чтобы оно не остановилось, а там разберемся.
Наложив печать на заклятье, я снова припала к его груди ухом. Натужно, но сердце билось. Со скрипом, с шелестом, медленно — но все еще работало.
— Ты мне карусельки обещал? Обещал! Так что будь добр за свои слова ответить! — нежно улыбнулась я и как-то внезапно увидела, что парень-то вовсе не худ. Под рубашкой оказалось совершенное тело, с отчетливыми кубиками на прессе и идеальными дельтовидными мышцами.
— Упс, теперь будет два свидания! — пакостно ухмыльнулась я. — Я тебя тоже спасла! Ясно?
«Ты хоть при матери-то постесняйся», — чопорно заявил внутренний голос.
— Магдалина… — тут же донесся до меня полузадушенный шепот.
И обернулась — Ирина Сергеевна с серым лицом сидела на диване, прижимая руку к левой груди и, явно боясь вздохнуть, выдавливала из себя: — Нитроглицерин … дай. Сердце …
— Где, где таблетки? — отчаянно закричала я, кидаясь к ней. Та махнула свободной рукой куда-то в сторону, осторожно вздохнула, морщась от боли, и как-то осела, закатив глаза.
«Инфаркт, не иначе», — констатировал голос.
Я чуть не заревела.
Вот черт, ну и ночка у меня выдалась!
Сил лечить еще и маменьку не было. И потому я взяла из ее безжизненной руки трубку радиотелефона и набрала «03».
— Алло! — нервно затараторила я, не успела дежурная ответить. — Девушка, срочно нужна машина на Доудельную, сорок пять, квартира семнадцать! Очень сроч…
— Не кричите, — сухо оборвала меня дежурная. — Что за хулиганство — на этот адрес вызов уже был.
— Так то мать звонила, она уже с инфарктом лежит, — расстроено объяснила я.
— Вызов же был для молодого парня! — неприветливо сказала девушка.
— Ну да, — уныло покачала я головой. — Сначала он чего-то запомирал, а сейчас у его матери от расстройства инфаркт приключился!
— Сколько лет больной? — устало спросила она.
— Да откуда я знаю! Я тут посторонняя! Вы скажите, машина выехала?
— Выехала, встречайте у подъезда, — сказала она и положила трубку.
Как встречайте? А если, пока я бегаю, мать с Женькой совсем помрут? А он мне два свидания должен, между прочим!
— Ну вот что мне с тобой делать? — в сердцах сказала я, расстроено глядя на Женькины кубики на прессе.
— А какие варианты? — немедленно раздался нахальный голос.
Я обернулась и увидела, как другой Женька сидит прямо на столе, и с ухмылкой смотрит на меня.
Потом перевела взгляд на кресло. Почти неживое двухметровое тело все так же бессильно лежало в нем. Потом на стол, где вполне живой Женька сидел и дрыгал ногами. Потом снова на кресло.
— Ты кто? — заморочено посмотрела я на живого Женьку.
— Приехали! Знакомились уже!
— А это тогда кто? — указала я на кресло.
Парень вгляделся в себя — другого, в глазах плеснулось непонимание и изумление. Соскочив со стола, он подошел к креслу. Внимательно осмотрел свое второе тело, взял за руку. Зачем-то соприкоснулся лбами с собой — другим и отрешенно прикрыл глаза.
У меня голова пошла кругом. Черт, ну что за напасть? Надо встречать врачей со «скорой», а тут такой казус. Странно, но я совершенно не испугалась. Было дурное предчувствие, но не страх.
Пять минут я подождала, после чего решительно позвала:
— Женя!
Он медленно поднял голову, открыл глаза и вопросительно посмотрел на меня каким-то усталым взглядом.
— Объясни, что происходит?
Отрешенность стекла с его мальчишеского лица, плотно прикрылась беспечностью. Он ухмыльнулся и ласково спросил:
— А тебе какая разница?
— Разница есть! — твердо сказала я.
— Не будь занудой, — улыбка стала еще ласковее, и это настораживало.
— Это кто вообще? — сухо спросила я, указывая на тело в кресле.
Женька снова склонился над собой — другим, вгляделся, и лицо его преисполнилось нежности и гордости.
— Ух ты, какой все-таки я прикольный!
И он отечески потрепал себя по голове.
Вот только светлые волосы от его ласки не шелохнулись, пропустив между собой его ладонь, словно ее и не было…
Несколько секунд я непонимающе смотрела на это, потом рванулась к нему, взмахнула рукой… и с ужасом увидела, как она спокойно проходит сквозь него.
— Привидение? — беспомощно выдохнула я.
«Глупый вопрос», — вздохнул внутренний голос.
«Но он не похож, не похож, он ведь как реальный».
«Пока не попробуешь коснуться, — с какими-то стариковскими утомленными интонациями подытожил голос. — Влипли мы».
Женька вскинул голову, взглянул мне прямо в глаза и скучным голосом осведомился:
— И что? Если привидение — так и не человек?
Сердце мое заледенело, и я непослушными губами прошептала:
— Божечки, что же я наделала….
— В смысле?
— Это же я из тебя привидение сделала. Однозначно. Обряд был проведен с ошибками, на бегу, и, видимо, я просто твою душу дернула обратно, но в тело вложить не смогла…
Я смотрела на него остановившимся взглядом, не зная что делать — рыдать навзрыд, вымаливая прощение, или же просто напиться, уколоться и забыться.
«Ты чего, серьезно?» — недоверчиво протянул внутренний голос.
«Шучу! — тоскливо ответила я. — Но ситуация — хоть вешайся. Я же только что из живого человека привидение сделала…»
«А так бы он совсем помер…»
— А ты-то тут при чем? — Женька спокойно смотрел на меня, и, похоже, вовсе не собирался хватать катану и отрубать мне голову за такой проступок.
— А кто, Пушкин?
— Не приписывай себе чужие заслуги. Я медитировал, и смог достичь полного просветления.
