Я живу как раз напротив жилого дома, на втором этаже которого расположен наш офис. Из моих окон хорошо видны окна работы. Я взяла зеркальце и начала пускать солнечный зайчик, целясь туда, где по моим расчетам должен сидеть господин Жуль. Прошла минута, а может — две, прежде чем жалюзи на окне, которое я атаковала, резко закрылись.
Как всегда, Константин Жуль не поинтересовался, кто с ним заигрывает. Как всегда, он просто перекрыл путь моему зайчику. Как всегда, он даже не вспомнил, что мой балкон находится напротив его окна.
Я запустила зайца в другое окно — туда, где сидел Нарайян. Через секунду окно открылось, и мне погрозил кулак.
Я вздохнула и отложила зеркало.
Три года назад мои родители уехали работать по контракту в Бразилию и оставили мне роскошную трехкомнатную квартиру в центре города, на улице Патриотической.
Я люблю эту улицу. Несмотря на все урбанистические прелести, которыми эта улица изобилует.
Внизу, прямо под моим балконом проходит трамвайная линия. Когда мимо идет трамвай, дом трясется и содрогается, на кухне звенит посуда, люстра на потолке вибрирует, а рыбки в аквариуме забиваются в угол. Грохот стоит такой, что закладывает уши. Трамваи ходят с перерывом в пять-десять минут, поэтому, чтобы жить в этом доме, нужно иметь либо многолетнюю привычку, либо полное отсутствие слуха и нервов. Иногда к трамвайному грохоту присоединяется гул взлетающих самолетов — недалеко от центра находится городской аэропорт. И если трамваи перестают ходить после полуночи, то на самолеты это правило не распространяется.
Кроме трамваев по проспекту несется неиссякаемый автомобильный поток.
А так как улица Патриотическая метрах в пятидесяти от моего дома неумолимо пересекается с улицей Театральной, то все прелести шумного перекрестка мне хорошо знакомы. Начиная с шести утра пробки на светофоре сопровождаются истерическими гудками машин, сизым маревом выхлопа, воплями гаишников в «говорильники».
Конечно, улица Патриотическая — это не только машины, трамваи и самолеты. Это прежде всего люди, люди и люди, спешащим, бурлящим потоком несущиеся куда-то. Поток ослабляет напор только к позднему вечеру, а утром опять набирает силу.
Несмотря ни на что, я люблю свою улицу. Так любят близкого родственника, несмотря на то, что он беден, болен, некрасив и слегка истеричен…
Кроме того, у моей улицы есть масса достоинств. Во-первых, она достаточно зеленая. И хоть основную часть зелени обеспечивают старые тополя, которые невыносимо цветут, заваливая улицу сугробами белого пуха, все равно они создают уют и иллюзию близости природы. Во-вторых, все жизненно необходимые точки находятся рядом. При необходимости можно всю жизнь прожить, не покидая пределов Патриотической улицы.
Внизу, например, прямо под моей квартирой, на первом этаже, находится булочная. Это замечательная булочная, с незатейливым названием «Горячий хлеб». Магнетизм этого названия понимаешь, когда два раза в сутки — в три часа дня и в три часа ночи, — в магазин приезжает фура со свежим хлебом. Тогда в моей квартире стоит такой запах, что… хочется немедленно бежать вниз, купить булку горячего хлеба и съесть его просто так, без всего, всухомятку, наплевав на калории и фигуру.
Рядом с булочной расположен салон красоты. Называется он «Нифертити» — именно так, через букву «и» в первом слоге. Сколько лет я хожу в него, но так и не могу выяснить, просто ли это ошибка, или есть в этом неправильном написании некий гламурный, изысканный смысл.
Галерею «полезных дверей» продолжает аптека. «Здравия желаем!» выведено неоном на вывеске и я никогда не могла понять, то ли это название аптеки, то ли бодрая социальная реклама. Возле аптеки с утра до вечера сидит нищий. Все местные знают, что зовут его Толя Журавель и живет он в нашем квартале. Я всегда думала, что Журавель — это прозвище, данное нищему из-за отсутствия правой ноги, но недавно местная сплетница Клара Сергеевна сказала, что это его настоящая фамилия. Я всегда подаю Толе, и Клара Сергеевна подает, и прохожие подают, особенно те, кто неподалеку живут, потому что знают — Толя деньги не пропивает, а содержит на них престарелую маму. Вечером Журавель вытряхивает из картонной коробки мелочь, рассовывает ее по карманам, подхватывает костыли и ковыляет сначала в аптеку — за лекарствами, потом в булочную — за хлебом. Когда он появился у этой аптеки, я и не помню; по-моему, мне было лет пять, а Толя уже сидел на крылечке с картонной коробкой. Правда, раньше он играл на баяне, но баян, говорят, украли, а на новый Толе денег никогда не собрать. Где и как Журавель потерял ногу, не знает даже Клара Сергеевна.
Совсем недавно маленькой достопримечательностью нашей улицы стал открывшийся банк «Патриот». «Патриот» на Патриотической — по-моему, звучит очень красиво и… патриотично. Я ни разу не воспользовалась услугами этого банка, а вот господин Жуль мигом доверил все свои капиталы милому, уютному «Патриоту», где всех клиентов знали в лицо и непременно предлагали выпить чашечку кофе.
Бойкое место на улице Патриотической — кафе «Три толстяка». Это демократичное заведение с демократичными ценами и демократичным незамысловатым меню. В народе кафе прозвали «Три поросенка», его посещают и тинэйджеры, и пенсионеры; спешащие служащие забегают сюда выпить чашку кофе, а влюбленные парочки часами сидят под вынесенными на улицу тентами, прячась от жары и глазея на суетливую городскую жизнь. Я тоже частенько захожу в это кафе. Покупаю большую чашку американо, кусок шоколадного торта и… жалею, жалею себя, что я такая молодая, красивая, умная и одинокая.
Конечно, в моей жизни периодически случаются «ухажеры», как называет их вездесущая Клара Сергеевна, но, как правило, это богатые папики с пузцами, толстыми кошельками и лысинами. Завоевав в 2004 году титул первой красавицы страны, я вдруг обнаружила, что нормальным, веселым, сильным парням «мисс» не нужны. Общепризнанная красота действует на них, как пугало на ворон. Они предпочитают нетитулованных девчонок, пусть и с худшими внешними данными. А вот папиков хлебом не корми, дай засветиться с какой-нибудь мисс. Я их гоню, толстеньких, вместе с их букетами, конфетами, кредитками, связями и выгодными предложениями. И не потому, что мне нужен только Константин Жуль, а потому что мне не нужны ни кредитки, ни связи, у меня все в этой жизни есть — молодость, красота, здоровье, квартира, образование и… призрачная надежда, что когда-нибудь господин Жуль посмотрит на меня другими глазами. Я живу этой надеждой, лелею ее, она кажется мне смыслом и стимулом моего легкого, безоблачного существования.
Завоевав два года назад титул «мисс», я поняла, что от него больше мороки и неприятностей, чем ожидаемых привилегий и почестей. Не вынеся долго публичности, я отгородилась от мира, перестала давать интервью, отказалась от массы выгодных контрактов и предложений, и зажила в своем маленьком, обособленном, уютном мирке, со своей странной, безответной любовью, на своей с детства любимой улице Патриотической. Уже год, как я не выезжаю за пределы этой улицы, несмотря на то, что у меня есть красный «Фольксваген», который пылится перед домом на автомобильной стоянке.
Мне здесь хорошо и спокойно, спокойно и хорошо и, пожалуй, я единственная женщина в мире, променявшая титул красавицы на должность секретарши агентства, которое никому не нужно.
«Цок, цок, цок», — нарастал непривычный для городского шума цокот подков оп асфальту. Он приближался, с каждой минутой становился все веселей.
— Привет, Бубон! — крикнула я, перегнувшись через перила балкона.
Внизу, по пешеходной дорожке, неспешно продвигалась повозка, забитая до отказа детьми. Она была украшена разноцветными воздушными шариками, бумажными гирляндами и еще какой-то невероятно-яркой ерундой. Тащил повозку старый, каурый конь, на шее которого тихо бренчал колокольчик. На козлах сидел рыжий клоун, с круглым красным носом, в берете с помпончиком, в невообразимо-розовых шароварах и зеленой рубашке с манишкой. На лице у клоуна сияла нарисованная красной краской улыбка.
— Привет, мисс Вселенная! — подняв голову, заорал клоун. — Как дела у красавицы?
— Отлично! — как обычно, ответила я.
Конь, звеня колокольчиком, упрямо тащил повозку по привычному, заученному маршруту — до светофора на перекрестке, потом направо, по улице Театральной, и снова направо, на Патриотическую. Маршрут назывался «окружная» и для всех желающих прокатиться на повозке в сопровождении клоуна, стоил десять рублей. Желающими в основном оказывались дети, причем, если десяти рублей у них не было, они все равно набивались в повозку, и все равно Бубон возил их в «окружную».
— Ты знаешь, что стала еще красивей? — Бубон помахал мне беретом с помпончиком. Нарисованная улыбка дрогнула у него на лице и расползлась так, что кончики красных губ достигли ушей.
