Наталья Александрова - Секрет золотой луковицы

— Опять, — вздохнул Леня, посмотрев в окно.

Перришон сидел на подоконнике неподвижно, как будто был не живой птицей, а фигуркой, что устанавливают в садике на даче, наподобие гнома, ежика или лягушки. Он пристально смотрел в окно.

А там, за стеклом, прямо напротив, на наружном карнизе сидела ворона. Ворона была даже симпатичной — яркие глаза-бусинки и растрепанный хохолок. Сидела она также неподвижно и смотрела на попугая долгим, влюбленным взглядом.

— Перри, у тебя это так и не прошло? — удивился Леня.

— Дур-рак! — ответил попугай, не отрывая глаз от вороны.

— Вот так вот! — В голосе Лолы звучала самая настоящая злость. — Вот как он теперь разговаривает!

— Это любовь, — констатировал Маркиз, — ничего не попишешь. Лолка, наш попугай влюбился!

Это началось с неделю назад. Ворона расположилась сначала на дереве, что напротив окна, затем перебазировалась на карниз. Она каркала что-то, потом замолчала. Перришон тоже смотрел на нее молча. Эти взгляды были так красноречивы, что Лола закрыла в доме все окна, оставив только малюсенькие щелочки. Влюбленные не могли соединиться и от этого страдали. Ворона покаркала немного и улетела. И вот теперь явилась вновь.

— Я этого не вынесу! — простонала Лола. — Ну сделай же что-нибудь! Видеть не могу эту уродину! Ой!

Попугай сорвался с подоконника и бросился к Лоле с намерением сильно ударить клювом, она едва успела закрыться руками.

— Перри, она пошутила! — Маркиз отогнал попугая. — Лолка, следи за словами, ты оскорбила его нежные чувства!

— Кар-ра… — нежно проворковал попугай, вновь взгромоздившись на подоконник. — Кар-рина хор-рошая…

— Красивое имя, — одобрил Леня, подсаживаясь на подоконник.

При этом пришлось сдвинуть азалию, на что Лола негодующе зашипела, прямо как кот Аскольд, когда наступят на хвост.

— Была у меня одна знакомая Карина, — мечтательно продолжал Маркиз, — такая, знаешь… фигуристая… — Он обрисовал в воздухе нечто, напоминающее восьмерку.

Лола фыркнула, но Маркиз махнул за спиной рукой — не мешай, мол, в сторонку отойди, у нас мужской разговор.

— В принципе как мужчина мужчину я могу тебя понять, — вкрадчиво говорил Леня, — но видишь ли, Перри, дружище, ваша любовь, она… ну, у вас нет будущего.

Попугай посмотрел удивленно и захлопал крыльями. Ворона за окном сделала то же самое.

— Ты хочешь сказать, что вы оба — птички? — догадался Леня. — Ну да, вроде бы есть по два крыла и клюв… Но как бы это сказать… я в зоологии не силен, ну в общем, в природе это выглядит так, как если бы Пу И влюбился в белую медведицу!

— Господи! — Лола схватилась за сердце и плюхнулась на диван.

— Кр-ретин! — рявкнул попугай, после чего повернулся к своей возлюбленной и закаркал что-то нежное.

— Вот видишь! — заметила Лола. — Он ничего не слушает, он даже каркать научился.

— Ну так открой окно, пускай он летит на крыльях любви! — предложил Леня, обидевшись на «кретина».

— Да ты что, — испугалась Лола, — скоро холода наступят, а попугай — птица южная, он же замерзнет. И кроме того, Ленечка, я вовсе не уверена, что он хочет улететь. Скорей всего она, эта нахалка, хочет влезть в нашу семью…

— Угу, хочет совратить нашего невинного мальчика, — поддакнул Леня. — Лолка, это в тебе говорят свекровские чувства.

— Что ж, прикажешь и свадьбу им устроить? — окончательно разозлилась Лола. — Купить невесте белое платье и фату? Ворона в фате — это круто!

— Ну, не расстраивайся. — Маркиз примирительно погладил свою боевую подругу по плечу. — Я уверен, это у них скоро пройдет… И мы заживем по-прежнему.

— Твоими бы устами… — простонала Лола и ушла в ванную, чтобы поднять настроение.

Маркиз понял, что чаю с лимоном ему в этом доме сегодня не дадут, и решил сам о себе позаботиться. Перед уходом он сделал щелочку в окне пошире.

— Пролезть не пролезешь, но хоть поцелуетесь, — сказал он вороне.

Показалось или нет, что ворона ему подмигнула?

Кеша припарковал машину не во дворе, а на улице. Ему было неуютно. С тех пор как он разговаривал позапрошлой ночью со страшным незнакомцем в черных очках, Кеша потерял сон и аппетит, он вздрагивал от шагов, раздававшихся сзади, а когда на лестнице собственного дома сосед, подойдя неслышно, дружески хлопнул Кешу по плечу, тот едва не упал в обморок.

В витринах магазинов Кеше мерещились страшные рожи, они гримасничали и насмехались над ним. Спина у Кеши каменела, ему казалось, что ее неустанно сверлит чей-то тяжелый, недобрый взгляд. То есть он прекрасно знал чей — того неприятного типа, что пугал его приговором и зоной за убийство, которого Кеша не совершал.

«А ты докажи!» — звучал в ушах ненавистный пугающий голос, и Кеша понимал, что выхода у него нет, ему нужно сделать то, что велел этот человек, только тогда появится у него маленький кусочек надежды, что удастся избежать зоны.

А сделать нужно было вот что. Зайти в гости к Андрею Януарьевичу и взять у него золотые часы-луковицу. И принести их тому страшному человеку.

Кеша даже в мыслях не употреблял слово «украсть». Хотя именно это и велел ему сделать тот человек. Но в конце концов Кеша решил выбрать меньшее из двух зол — лучше быть вором, чем сидеть за убийство, которого не совершал.

С детства Кеша считался мальчиком-из-приличной-семьи. Его приличная семья включала маму и бабушку. И еще кота Васисуалия. Отца Кеша помнил плохо. Он оставил их с мамой, когда Кеше не было и трех лет. Это бабушка так выражалась — оставил. Не бросил, не сбежал, не ушел к другой женщине, а именно оставил. Бабушка всегда употребляла только это слово, так что Кеше представлялось в детстве, что они с мамой сидели в большом пакете и папа оставил его на вокзальной скамейке, торопясь на поезд.

Впрочем, такие мысли посещали его недолго. Отец уехал куда-то в другой город и присылал оттуда деньги на Кешу. Бабушка никогда отца не ругала, но если заходила о нем речь, голова ее вскидывалась вверх, отчего взгляд получался надменный и острый подбородок торчал вперед слишком воинственно. Кеша уже знал, что таким образом бабушка выражает пренебрежение. Еще он с детства запомнил слово «мезальянс». Это бабушка так отзывалась о браке своей дочери, беседуя со старинными подругами за чашкой чаю, когда думала, что Кеша ее не слышит.

«Взяли в приличную семью, — ахали подруги, — без роду без племени… а он…» Дальше они укоряюще качали головами.

В конце концов Кеша не выдержал и спросил у матери, что же все-таки отец сделал такого, что бабушка его так ненавидит. Мама повела себя странно. Вместо того чтобы ответить сыну на четко заданный вопрос, она затряслась, потом зарыдала и даже начала биться головой о стену. Прибежала бабушка и плеснула на нее водой, потом обняла и повела на диван. Мама долго еще кричала на бабушку, что испортила ей жизнь, бабушка отвечала тихо и с достоинством, Кеше было плохо слышно из-за плотно закрытой двери. Тем не менее он испугался такой маминой реакции и больше уже никаких вопросов не задавал.

Мама много работала, Кешиным воспитанием занималась бабушка. Она водила его по музеям и театрам, заставляла читать умные книжки. Телевизор подвергался в доме остракизму, про компьютер бабушка и слышать не желала. Кеша пошел в школу поздно, потому что был маленький, болезненный и худосочный, бабушка не одобряла спорт и закаливание. Бабушка по-прежнему вела его по жизни железной, уверенной рукой, критиковала его приятелей, часто беседовала с учителями. Учился Кеша неважно, с ленцой. Но переползал из класса в класс благодаря бабушкиной неустанной заботе.

Мама много ездила в командировки, чаще всего в Москву, и лет в тринадцать Кеша снова подслушал ее серьезный разговор с бабушкой.

— Ты пригласи его на чай, — говорила бабушка, — или на обед… Я хочу на него посмотреть…

— Ни на чай, ни на кофе, ни на обед, ни на ужин! — отвечала мама зло. — Ты думаешь, я полная дура и не усвоила урока? С меня хватило первой попытки, больше я не совершу такой глупости — знакомить тебя с человеком, которого люблю!

— Тот был тебе не пара! — закричала бабушка. — Это был…

— Ага, мезальянс, — издевательски отвечала мама. — А тебе не приходило в голову, что в своих непомерных амбициях ты лишила ребенка отца?

— Ты тоже не слишком принимаешь участие в его воспитании, — слабым голосом ответила бабушка.

На миг Кеше стало жалко бабушку — она постарела, сгорбилась, и не получалось уже у нее вскидывать голову и смотреть надменно и высокомерно. Но когда бабушка стала перечислять Кешины мелкохулиганские поступки, ему стало скучно подслушивать и он улепетнул из дому, пока не засадили за уроки.

Школу Кеша закончил весьма посредственно, и мама схватилась за голову. Нужно было срочно куда-то пристраивать этого оболтуса.