Но я уже опомнилась от неожиданности и начала кое-что соображать. Правда, приблизиться к художнику не рискнула. Творческие люди – народ особенный, импульсивный.
– А можно посмотреть, этот ваш… вроде как наш, но, право слово, не от нас, сюрприз поближе? – слегка заикаясь, попросила я. И не успела отцепиться от Наташки, чтобы протянуть руку за картонным подаянием, как художник красивым жестом запустил эту папку в нашу сторону. Инстинкт самосохранения заставил пригнуться, папка просвистела над головами и, врезавшись в стену, шлепнулась на пол, по которому тут же разлетелись рисунки Рожкова.
Я не знала, в какую сторону смотреть – то ли на бесновавшегося в кресле Рожкова, то ли на разбросанные карандашные эскизы. И то, и другое было довольно страшно. Пересилило любопытство. Спятивших мужиков видеть приходилось, а вот того, что валялось на полу!..
Часть эскизов еще осталась в папке. И я успела этому порадоваться. Главной их героиней являлась Полина. Вот только в чертах ее лица проглядывал образ другой девушки – внучки Святослава. Чья-то безжалостная рука помешала Лие-Полине безмятежно радоваться лесным первоцветам, соревноваться в стройности с молодыми березами, любоваться севшей ей на рукав бабочкой… В каждом рисунке глаза были безжалостно проколоты чем-то острым, из них лились неправдоподобно красные на белом фоне бумаги фломастерные ручьи крови.
– Ос-споди-и… – в ужасе протянула позади меня Наташка. Разделяя ее чувства, я не стала дублировать восклицание, но импульсивно вытянула ноги – уж очень они дрожали в коленках.
Художник с силой долбанул кулаком по подлокотнику кресла, и этот глухой звук заставил нас вспомнить о его присутствии. Я собралась было выразить ему соболезнование, но выдавала только на редкость ритмичный перестук зубов. Наташка уже немного отошла от ужаса – она тихонько подвывала. Начальная стадия грядущего речитатива, я надеялась, приведет подругу к тому, что она сможет сформулировать доводы нашей непричастности к варварству.
Рожков не стал дожидаться. Ругаясь без художественных изысков, он перетащил нас с Наташкой на диван и, гаркнув пару раз для острастки: «Тихо!!!», принес бутылку минеральной воды. Плеснув ее в две чашки, навязчиво предложил выпить. Я категорически отказалась развернувшись почти на сто восемьдесят градусов к спинке дивана, боялась обгрызть края чашки. Зубы продолжали стучать, словно работали на рекламных батарейках.
– Хорошо, что эти мерзопакостные дополнения сделаны не вами, – задумчиво процедил Рожков, и я мысленно с ним согласилась.
Какое там «хорошо» – замечательно! Уж очень неприятной была у художника интонация.
– Значит, вы просто за мной следили…
Ну уж с этим-то никак нельзя было согласиться.
– Мания величия, блин! Псих ненормальный! – ожила Наташка. Не иначе как минеральная водица была живительной. Подругу даже не смутило то обстоятельство, что нормальных психов не бывает. – С какой стати нам за тобой следить, мазила несчастный?
– Вы сказали, что вчера ко мне приставала покойная Полина…
– Мы услышали это от… третьего лица. Это лицо случайно видело, как вчера в лесу девица Полина неслась вам на встречу. Прямо как живая.
Рожков набычился и потребовал немедленно показать ему это «лицо». Судя по тону, сделал вывод, что оно принадлежит уроду-садисту, измывавшемуся над его эскизами, а посему неплохо бы превратить его в изрядно побитую морду. Наташка задумалась. Осознание того, что может пострадать невиновный человек, заставило меня в последний раз щелкнуть зубами и тихо проронить:
– Оставьте это лицо в покое. Оно уже получило приложение камня к своему лицу за случайный подгляд. Чудом удалось вернуть к жизни. А что касается «покойной Полины», то вашу Лию, позировавшую вам из-за отсутствия по уважительной причине оригинала, издалека приняли за него. А где Лия раздобыла соответствующий образу прикид?
– Я попросил об одолжении Анастасию и Веронику. Они тайком от Ольги Леонтьевны выделяют мне на время платья… Гм, гм… Действительно, Лия в минуты отдыха носилась по поляне, как коза. Понимаете, никак не могу отделаться от задумки написать Полину другой, нежели на портрете. Она же была молодой девицей, не могла не радоваться жизни, ярким краскам… Да! Кстати, о красках. Сегодня утром я их не нашел. Зато обнаружил… – Рожков кивнул в сторону испорченных эскизов. – Кто же мог такое сотворить? Столько работ насмарку!
Наташка встрепенулась:
– А если это предупреждение вам обоим? Намек на то, чтобы покинули территорию пансионата. Покойница не желает оставлять родовое гнездо, а также не терпит конкуренток… Ир, надо предупредить Ольгу, чтобы не отпускала ни Настю, ни Веронику шляться по дворцу по ночам в одиночестве.
– Вы это серьезно?
За иронией в голосе художника пряталась нервозность.
Наташка негодующе хмыкнула, всем своим видом показывая, что серьезнее не бывает.
– Не вздумайте принимать портрет Полины в дар!
– Да я, собственно говоря, и не думал… И с какой стати Ольге мне его дарить? Картина, безусловно, дорогая, хотя авторство и не установлено. Но есть возможность провести квалифицированную экспертизу. Имеется в ней, конечно, кое-что странное…
– Форма лука у купидона на часах? – спросила я тихо. – И само лицо купидона…
– О, а говорили, что не разбираетесь в тонкостях живописи! – обрадовался художник. – Действительно, форма лука достаточно странная, тем более для изящной живописи XVIII века. Я собирался вплотную заняться детальным изучением вопроса о происхождении и совершенствовании этого вида оружия, но не успел. – Рожков сокрушенно развел руками. – И ведь что занимательно – несмотря на свою убийственную по сути силу, силу, сеющую смерть, именно лук и стрелы исторически избраны искусством в качестве разящего орудия любви. О чем это говорит? – Глаза художника хитро блеснули, он выдержал паузу, насладившись нашим безмолвием, и выдал: – Любовь и смерть – сестры-близнецы.
И почему я решила, что на сей день свое отбоялась? Эта последняя фраза… Мурашки, вдоволь повеселившись в моих волосах, быстро пробежались по телу и застряли в пятках. Споткнулись о мою пугливую душу, которая опередила их своим появлением в них буквально на доли секунды.
– Ну что ж, разрешите попросить у вас прощения за нехорошие подозрения, – мирно прогудел Святослав Валерьевич. – Так неловко получилось… Умом-то я понимал, что они – сущая глупость, по-сути, выплеснул на вас свое раздражение. Теперь дело принципа – отыскать и наказать настоящего злоумышленника. Не хотел тревожить Ольгу Леонтьевну, но придется. Можно же, наверное, нанять специального человека для поимки негодяя. Поверьте мне, милые, в жизни надо опасаться живых, а не мертвых. Не стоит оскорблять добрую память и покой усопших. И, если разобраться, мы с Ликой сами виноваты – никогда не закрывали номер на ключ. Воровать у нас нечего. А сейчас, извините, но нужно ехать. Мы с Лиечкой переночуем в Великих Луках у знакомых, завтра утром сделаем необходимые приобретения и пораньше вернемся.
Рожков встал с намерением выпроводить нас из комнаты. Я попыталась собрать разбросанные эскизы в папку, но он не разрешил:
– Сам, сам… До завтра!
Выскочив на улицу, мы удивились тому, что ничего в окружающем мире не изменилось. Даже сломавшийся туристический автобус торчал на прежнем месте. Отдыхающих на свежем воздухе было мало – скорее всего, отсыпались после длительной экскурсии, приправленной поздним сытным обедом. Навстречу нам, улыбаясь и помахивая теплой кофточкой шла Анастасия. Милое личико, легкая фигурка, объемная копна длинных волос. Зря она красит их в рыжий цвет.
– Надо ее предупредить! Про ночные вылазки, – ответно улыбаясь Настеньке, прошептала подруга.
– Ни в коем случае! – не менее улыбчиво ответила я. – Не надо сеять панику. Достаточно сказать об этом Ольге. Только она вправе менять порядок и график дежурств.
– Привет! Выспалась? – недоверчиво поинтересовалась у подошедшей Настеньки Наташка.
– Здрассте… Да я еще ночью выспалась. Воспользовались с Ванькой вашим советом и решили не гулять по дворцу. Постонали в подвале «под фанеру» для приличия с полчасика да пошли в каморку телевизор смотреть. За очередным рекламным роликом я и уснула, радуясь полной изоляции. Народ с вечеринки был оборзевший, ничем не испугаешь. Растащили бы весь костюм по клочкам на сувениры. А с утра уже отдыхающих на экскурсию в Невель свозила. Кстати, слышали? Ночной солист из подвала переехал на больничную койку. До сих пор в себя не придет. Обидно – напиться до такой степени, что и вспомнить нечего. Наш дежурный администратор, дворецкий Петр Александрович, рассказывал, как этот денежный мешок утром в номер волокли – отпад! Он ключи потерял. – Настенька оглянулась и захихикала. – По дороге обещал ребят озолотить и «озолотил». Золотарь! Хорошо, все жидкое «золото» в штанах до номера доволок. Жена Петра Александровича его потом отмывала. Но, судя по тому, в каком виде этого типа сегодня нашли, его вообще не стоило вытаскивать из ванны. Пусть бы совмещал сон с естественной очисткой организма. Ой, а вы случайно не видели Ивана? Его Ольга Леонтьевна ищет. Неужели опять на рыбалку слинял?
