Я сурово уставилась на украинку и потребовала:
— Нина Платоновна, немедленно рассказывайте, чья эта девочка.
Тут в разговор вмешалась Оля:
— Тетя Люся, пусть она у нас поживет, у нее родители плохие.
— Я ей книжки буду читать! — подхватил Игорек.
— Оказывается, тут все уже в курсе этого ребенка, одна я все узнаю последней! — возмутилась я. — Кто-нибудь, наконец, скажет мне правду?!
Няня тяжело вздохнула и приступила к рассказу.
* * *
За то время, пока я отсутствовала, Нина Платоновна успела переделать кучу дел по хозяйству. Потом женщина вспомнила, что надо забрать чемодан из камеры хранения, иначе придется доплатить за лишние сутки. Оставив младших детишек на Олю, она заспешила на вокзал.
Тяжелый чемодан оттягивал руку, Нина Платоновна остановилась передохнуть на вокзальной площади. Вокруг по своим делам спешили люди, одни бежали на пригородные электрички, другие торопились к метро. Неожиданно из толпы выделились двое и подошли к тете Нине.
На эту пару украинка обратила внимание еще утром, когда только сошла с поезда. Небритый мужчина и потасканная женщина приставали ко всем прохожим с предложением:
— Купите девочку! Ну, купи-и-те… Недорого отдаем, всего за десять «кусков». А девочка-то какая хорошая! Купите, люди добрые!
На руках женщина держала предмет купли-продажи: ребенка в драной курточке с капюшоном.
Тогда, утром, украинка решила, что это какой-то розыгрыш. Наверняка где-то засели операторы с камерой — в этой Москве чего только не бывает! Однако сейчас, когда парочка обратилась к тете Нине с тем же предложением, по их глазам она поняла, что продавцы не шутят. Теперь, правда, цена на ребенка упала до пяти тысяч «зеленых».
— Чья это девочка? — спросила Нина Платоновна.
— Наша, вот и документики имеются, — живо откликнулась баба, доставая из-за пазухи свидетельство о рождении.
— Сколько ей лет?
— Два года.
Наметанным глазом работницы детского дошкольного воспитательного учреждения Нина Платоновна определила, что девочка отстает в развитии и явно страдает дистрофией. Возможно даже, что сегодня ее вообще не кормили. Женщина поинтересовалась, так ли это.
Ответ мамаши подтвердил самые худшие опасения:
— Ой, не до того нам было, целый день по вокзалу шляемся, сами не жравши. Ну что, берете ребенка?
Мысли птицами заметались в голове у Нины Платоновны. Что делать? Оставлять ребенка с родителями, по которым тюрьма плачет, нельзя. Еще несколько дней, и они сведут родную дочь в могилу. Купить девочку? Для этого не хватает самой малости — пяти «штук» долларов. Обратиться в милицию? Стражи порядка первым делом поинтересуются документами самой гражданки Величко, а у нее нет ни столичной регистрации, ни денег на штраф. Что же предпринять? Может быть, просто силой забрать у них ребенка?
Пока Нина Платоновна терзалась сомнениями, все решил случай.
К горе-папаше подошли два черноволосых джигита в кожаных куртках. Тот, у которого были гуще брови, заявил:
— Ты, типа, на нашей территории торгуешь, плати давай.
— Да я еще ничего не успел продать! — завопил мужик.
— А мне плевать, — отозвался чернобровый и для пущего эффекта смачно сплюнул, — гони бабло.
Мужики заспорили, в их речи от литературного русского языка остались только предлоги, и вскоре дело дошло до драки. Джигиты повалили чужака на грязный асфальт и принялись избивать его ногами. Женщина закричала, сунула дочку Нине Платоновне и тигрицей бросилась на защиту мужа.
А тетя Нина недолго думая подхватила в одну руку чемодан, который со страху показался ей просто невесомым, в другую — ребенка и побежала к станции метро. Никто за ней не погнался, она благополучно села в вагон. Всю дорогу девочка молчала, словно неживая. И только очутившись в теплой квартире, стала тихо и жалобно подвывать.
* * *
— Голодная она была, бедняжка, — сказала украинка, — мы ее покормили.
Я посмотрела на девочку, личико у нее было такое худенькое, что просвечивали вены на висках.
— Фактически вы украли чужого ребенка, — констатировала я.
У Нины Платоновны щеки пошли красными пятнами.
— Да, украла, а что мне оставалось делать? Люсь, да ты посмотри, как они с ней обращались! — Тетя Нина расстегнула на девочке распашонку и показала фиолетовый синяк на спине. — Видишь? Они же били малышку, издевались над ней! А ее физическое развитие? Ей два года, а она до сих пор не может ни ходить, ни разговаривать. Это же форменный кошмар!
Я удивилась:
— Да? Но ведь близнецам тоже два года, и они пока не разговаривают, только лепечут что-то. Я думала, что так и должно быть.
— Это мальчики, — объяснила няня, — они всегда позже развиваются. А иные девочки уже в годик щебечут, как пташки.
Я вздохнула:
— И что мы теперь будем с ней делать? Мне кажется, малышку надо сдать в милицию.
— Конечно, сдадим, — согласилась няня. — Но ты представляешь себе, какую волокиту они разведут! Пока решат, куда ее отправить, как минимум, сутки продержат в отделении, голодную и холодную. Пусть она хотя бы несколько дней поживет в нормальных условиях, в семье. Она ведь много не съест, главное, что ей нужно, — любовь и хороший уход.
Я задумалась. Пожалуй, Нина Платоновна права: нет смысла бежать сломя голову в органы. Теперь уже все равно, сегодня или на следующей неделе девочка попадет на государственное обеспечение. А когда Женя с Денисом вернутся из Аргентины, я сама отнесу малютку в милицию. Скажу, что нашла ее на улице.
— Ладно, пусть живет, — согласилась я.
— Ура! — закричал Игорек. — А как мы ее назовем?
Я оторопела:
— Зачем нам ее называть? Это совершенно ни к чему, имя ей дадут в доме малютки.
— Но ведь должны же мы к ней как-то обращаться, — поддержала брата Оля.
— Точно, — загорелась тетя Нина, — мы придумаем девочке имя. У кого какие идеи?
— Афродита! — выпалил Игорек.
— Вот странное имечко! — хмыкнула я.
— Ну тогда Венера или Кассандра.
Я бросила взгляд на книги, лежащие у Игорька на столе. Все ясно, ребенок читает «Мифы и легенды Древней Греции».
— А мне нравится Регина и Оксана, — заявила няня.
— Нет, это какой-то украинский вариант, — отрезала я.
— Анжелика или Скарлетт, — предложила Оля.
— Тоже глупость.
Оля возмутилась:
— Ты только критикуешь. Тогда сама предложи что-нибудь!
— Ладно, сейчас придумаю хорошее имя. Тут главное — подойти с умом. С одной стороны, имя у ребенка не должно быть очень распространенное, чтобы он не чувствовал себя как в инкубаторе. С другой стороны, слишком оригинальное тоже не годится, чтобы девочка не ощущала себя белой вороной и над ней не смеялись.
— Например? — спросила тетя Нина.
— Ну… — тут я сообразила, что мне ничего не приходит в голову, — ну, например, Людмила. А что — очень славное имя! С одной стороны, привычное и исконно славянское. С другой стороны, в какой коллектив я бы ни попала, всегда была там единственной Людмилой. Опять же от него можно кучу уменьшительных имен образовать: Люда, Мила, Люся…
Тут я заметила, что окружающие насмешливо на меня уставились.
— В чем дело?
Оля хихикнула:
— Тетя Люся, а ты что-нибудь слышала про манию величия?
Я обиделась:
— Называйте ребенка как хотите, я не настаиваю.
— Пусть все решит жребий! — возвестила Нина Платоновна. — Давайте каждый напишет на бумажке по одному имени, и мы поместим все варианты в шапку. Мы так и сделали.
— А кто будет тянуть жребий? — спросил Игорек.
— Она должна сама вытянуть, так будет справедливо, — сказала Оля.
Тетя Нина сунула руку малышки в шапку, и та ухватила своими маленькими пальчиками бумажку. Няня развернула ее и торжественно прочитала:
— Ариадна!
Мы с Олей одновременно посмотрели на Игорька и выдохнули:
— Твоя идея?!
Человек может бесконечно делать три вещи: смотреть, как горит огонь, как льется вода и как работает другой человек.
В истинности последнего утверждения я убедилась на собственном опыте. В это воскресное утро тетя Нина суетилась по дому в хозяйственных хлопотах, а я лежала на диване и с огромным интересом наблюдала за ее действиями.
Правда, сначала я порывалась ей помочь и даже взяла в руки тряпку, чтобы протереть пыль, но Нина Платоновна меня остановила.
— Без тебя я управлюсь гораздо быстрее, — заверила она, и я опять вернулась на диван.
Все-таки в богатстве есть определенные преимущества. И одно из основных — возможность избавить себя от утомительной и грязной домашней работы. Когда стану миллионершей, обязательно найму целый штат прислуги.
Глаза стали закрываться помимо моей воли, меня клонило в сон. И даже оглушительный гвалт, который издавали трое младенцев при помощи всевозможных пищалок и звенящих игрушек, не мог вывести меня из этого состояния.
