– У меня снова неприятности, – поделилась я с приятелем наболевшим. – Погиб бывший мой родственник, муж сестры Валерия. Так что теперь на деле с капсулой можно поставить крест.
– Какая капсула? – несколько раздраженно спросил Володя. – Какой родственник? Ната, тебе, по-моему, нужно показаться хорошему врачу. Понимаю, что события последнего года на тебя не могли не повлиять, но не до такой же степени.
Тут уже я ощутила некоторое раздражение и снова отхлебнула из рюмки, которую все еще держала в руке.
– Здравствуйте! Ты сам вчера меня спрашивал фамилию, говорил, что попробуешь что-то выяснить, а сегодня у тебя отшибло память? На тебя непохоже, ты всегда гордился тем, что ничего и никогда не забываешь…
Я замолчала, пораженная внезапно пришедшей ко мне мыслью: Володя действительно помнил абсолютно все, а значит, и то, что про гибель Коли Токмачева ему рассказала я. Но это значит, что он тут абсолютно ни при чем, просто случайное совпадение обстоятельств. Не станет же он так глупо подставляться, убирая моего родственника, хоть и бывшего, способом, о котором узнал от меня! Господи, да что я вообще несу, действительно ведь впору обращаться к психиатру.
Павел возник в дверях кухни, как раз когда я собиралась прямо спросить своего приятеля, виноват ли он в гибели по меньшей мере двоих людей. В ту минуту мне это казалось самым простым и естественным вопросом на свете. Главное – выяснить, и можно со спокойной душой думать о другом.
– Наташа, я вас ищу. Вы, наверное, устали – хотите, я отвезу вас домой?
– Да что вы, – отмахнулась я, – только-только в себя пришла и согрелась. Не беспокойтесь, Павел, все в порядке. Мы вот тут с Володей молодость вспоминаем, общих знакомых. Все-таки почти двадцать лет друг друга знаем, правда, Володя?
– Через год будет двадцать, – кивнул он, пристально глядя на меня. – Мы познакомились в семьдесят девятом, тогда еще май был безумно жаркий, а я потом все лето провел в Москве, работа подвернулась. А ты в Крым ездила, так?
Наши глаза встретились. Я поняла, что мы одновременно вспомнили одно и то же: летнюю встречу в Москве и мой рассказ. Не знаю, как это объяснить, но мне почудилось, что в комнате ударила молния. Все поплыло, заволоклось какой-то зеленоватой дымкой – и пропало.
Очнулась я на диване и сразу даже не поняла, где именно нахожусь. На лбу лежало что-то холодное, я потрогала и обнаружила то ли салфетку, то ли полотенце. И тут же надо мной склонился Павел. Нельзя сказать, чтобы лицо у него было приветливым, скорее – хмуро-настороженным.
– Так, – констатировал он, – очнулись? Сейчас я отвезу вас домой и уложу в постель. А еще лучше – помещу в больницу и спокойно займусь делами. Вы будете под надежным присмотром и уж точно больше не наделаете никаких глупостей. Заодно обследуетесь.
– Какая больница? – простонала я в совершенном ужасе. – Не надо никаких больниц, мне просто на минутку стало дурно. Я вообще сегодня себя неважно чувствовала, а после кладбища, разговоров…
– Рюмки водки на голодный, как легко догадаться, желудок, – сухо продолжил Павел. – Хорошо, с больницей мы решим потом: днем раньше, днем позже – это уже не принципиально. Но сегодня и завтра – постельный режим. В противном случае, Наташа, я вам обещаю тюремный изолятор, потому что иначе вас просто невозможно контролировать.
Я угрюмо молчала. Ответить мне было нечего, я чувствовала себя не только виноватой, но еще и непроходимо глупой. Ну, это уже, конечно, диагноз, ничего тут не поделаешь. А еще мне было страшно, и при мысли о том, что нужно будет снова общаться с Володей, говорить какие-то слова и изо всех сил прятать жуткую догадку, я просто впала в панику, которая не замедлила отразиться на моем лице.
– Мы уйдем не прощаясь, – прочитал мои мысли Павел. – Вам сейчас не до светских условностей. Есть у вас кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами пару дней? Одной вам оставаться нельзя…
– Только Галка, – вздохнула я. – Приеду домой, позвоню ей, может быть, она сможет.
Павел протянул мне свой сотовый телефон.
– Звоните. Договаривайтесь, я готов ее сам привезти, чтобы быть спокойным. Далеко она живет?
– Около Курского вокзала. У нее своя машина, только я не уверена, что сейчас застану ее дома.
– Ната, я могу сегодня побыть с тобой, – раздался голос, который я вовсе не желала слышать. – Дел у меня никаких нет, а ухаживать за больными я умею.
– Спасибо, Володя, – ответил за меня Павел, – но, по-моему, Наташе сейчас лучше побыть с кем-то, кто не напоминал бы ей о всех прошлых событиях. Мне, во всяком случае, так представляется как врачу.
– Да-да, – ухватилась я за эту идею, – я позвоню своему знакомому, он рядом со мной живет. И Гале. Так что все будет в порядке.
Я упорно не смотрела на Володю, но чувствовала, что он-то с меня глаз не сводит. От этого все внутри у меня дрожало противной мелкой дрожью, а по спине разливался жуткий холод. Вот когда я на собственной шкуре испытала, что означает умирать от страха. В буквальном смысле этого слова. Руки тряслись так, что Галкин номер телефона я набрала с третьей попытки, хотя давным-давно могла это делать вообще с закрытыми глазами.
– Выезжаю, – отрезала Галина, услышав мои сбивчивые объяснения. – На ночь остаться не смогу, но до позднего вечера пробуду. Тарасов меня потом заберет.
– Ну вот и все, – сказала я Павлу, возвращая ему трубку. – Галка будет у меня через час.
Остальную информацию я придержала при себе, памятуя угрозы больницы и тюремного изолятора. Ни то ни другое мне не улыбалось в принципе. Насчет тюрьмы не знаю, но больниц я боюсь еще больше, чем… Ну, чем всего остального.
Почти всю дорогу до моего дома мы с Павлом молчали. То есть я молчала, а он несколько раз говорил с кем-то по телефону и при этом все больше и больше мрачнел. В конце концов я набралась смелости и спросила, что на сей раз не так. Не сомневалась, что услышу еще об одном трупе из моего близкого окружения, – у страха, как известно, глаза велики. Но ошиблась:
– Все так, нормальная работа. Как обычно, приходится делать несколько дел одновременно, и вот теперь я ломаю голову, как все это совместить. Вашего дорогого приятеля пока задерживать не за что: на время пожара на Рождественке у него железное алиби, проверили. Сведения на дискете нуждаются в дополнительных доказательствах, потому что Лариса могла все придумать просто из чувства мести. Ну, а гибель вашего родственника… То, что ее обстоятельства совпали с событиями двадцатилетней давности, бесспорно, улика, но уж очень ненадежная. Так что на первый взгляд густо, а если внимательно присмотреться – почти пусто.
Как говорил в таких случаях Валерий: «Убедительно, но бездоказательно». А мой страх к делу вообще не пришьешь, потому что я даже толком не могла объяснить, чего именно боюсь. И к тому же с некоторым запозданием сообразила, что если Павел так настаивает на том, чтобы меня кто-то опекал, точнее, чтобы я ни в коем случае не оставалась одна, значит, у него тоже есть причины тревожиться за мою безопасность. Непонятно, правда, почему это вообще его должно беспокоить, но лишний раз спрашивать об этом мне не хотелось. Уверена, он ответил бы мне что-нибудь вроде того, что Андрей, мол, как бы доверил меня ему, а он… В общем, ничего конкретного я бы наверняка не услышала, так что даже попыток делать не стала.
Павел практически сдал меня с рук на руки Галине, которая приехала почти одновременно с нами, довольно сдержанно распрощался и отбыл на своем шикарном автомобиле. А Галка в считанные мгновения навела порядок в моей кухне, заварила крепкий чай, силком заставила съесть привезенный с собой салат и какой-то заморский то ли фрукт, то ли овощ под названием «авокадо» – в общем, как всегда, была при деле и распространяла вокруг удивительную ауру надежности и здравого смысла. Мне даже странным показалось, чего я так перепугалась, до обморока. Жизнь-то продолжалась.
– А теперь рассказывай, что еще стряслось, – потребовала Галка, когда я, по ее собственному выражению, стала похожа на человека, а не на тряпичную куклу.
Требование это было более чем справедливым, потому что по телефону я ей сказала только, что мне стало дурно, и попросила побыть со мной. Поэтому она бросила все свои дела и примчалась, не тратя времени на дальнейшие расспросы. Галка была не менее любопытна, чем все нормальные люди, но умела это самое любопытство сдерживать, если нужно было действовать. Чему я сама безуспешно пыталась подражать, но – что выросло, то выросло, как говорит один из моих любимых литературных персонажей, супермен и покоритель женских сердец, полковник Лев Иванович Гуров.
Я рассказала, пытаясь свести эмоции к минимуму, а информацию – к максимуму, но в результате, естественно, все получилось наоборот. Так что Галке пришлось – как всегда! – отделять в моем рассказе зерна от плевел и выстраивать отдельные фрагменты в четкий логический ряд. И, как всегда, ей это удалось, хотя я – опять же как всегда! – и в толк взять не могла, каким образом.
