– Василиса, – толкнулся в дверь Иван, – что сейчас надеть?
Он был завернут в белую купальную простыню, как римский патриций в тогу.
Я сунула ему белье – новую упаковку – и протянула спортивный костюм, который хозяин, очевидно, использовал как домашний.
– Выбирайте одежду на завтра! – я раскрыла шкаф пошире.
– Мне бы чего попроще… – заныл Иван, – свитерок… или курточку…
– Вы что – костюмов никогда не носили? – тут же рассвирепела я. – Тогда что уж тут свитерок, идите прямо в тренировочных штанах. Удобно и практично! Только на работу не примут!
– Ну хорошо, хорошо… – он отступил, глядя на меня затравленными глазами, – все будет, как вы хотите, только не ругайтесь…
Тут подкравшийся неслышно Бонни дернул за край простыни, Иван охнул, я отвела глаза и рассмеялась.
Спать легли рано, Бонни пытался пристроиться у меня на кровати, но я была начеку и шлепнула его полотенцем, он поворчал немного и затих на полу.
Утром я выбрала темно-серый костюм в тонкую неявную полоску, к нему бледно-голубую рубашку и бордовый галстук. Пока Иван брился старой бритвой, найденной мной в ящике кухонного стола, я чуть подгладила рубашку и сняла две пылинки с пиджака. Костюм оказался впору, только брюки чуть широки в поясе, мы утянули их ремнем. В таком прикиде Иван стал очень похож на брата – та же походка, глаза, поворот головы… Борис Алексеевич посолиднее, потяжелее, что ли… А впрочем, я мало его видела.
Я отогнала Бонни, пытавшегося обтереть слюну о серые брюки в полоску. Что за несносная собака!
Даже ботинки Бориса оказались Ивану впору. Напоследок я велела ему ни в коем случае не соглашаться сразу на ту цену, что предложат за программу. Взяв с Ивана честное слово, что он будет торговаться и набавлять цену, я отпустила его. Он помахал мне рукой с улицы – такой приличный мужчина, элегантный даже. Немножко строго для собеседования, слишком официально, но ему идет.
Можно считать, что я сделала доброе дело. Что ж, потом зачтется…
По пятой линии Васильевского острова неторопливо брела высокая пожилая женщина с большой сумкой на плече – скорее всего, почтальон или курьер. Она принадлежала к тому типу людей, кого обычно не замечают случайные встречные и прохожие. Спроси через минуту после встречи с ней – как выглядела женщина, с которой ты только что столкнулся нос к носу? – и прохожий удивленно переспросит: «Какая женщина? Не было никакой женщины…»
Неприметная особа почти поравнялась с зеленовато-голубым домом. Дом был старый, наверное, еще восемнадцатого века, но очень хорошо отремонтированный, и смотрелся просто замечательно – лепные карнизы, плоские белые пилястры по бокам подъезда.
Женщина замедлила шаги, и в этот момент дверь старинного особняка распахнулась, и на улицу вышел высокий худощавый мужчина в сером костюме.
Пожилая женщина очень хорошо владела собой и ничем не выдала своего удивления. А повод для удивления был, да еще какой!
Ведь она своими глазами видела его труп на шоссе возле Марселя!
Неужели она допустила ошибку? Неужели утратила свое мастерство? Или она столкнулась с какими-то могущественными, враждебными ей силами?
Она присмотрелась к мужчине в сером костюме и вздохнула с облегчением: конечно, это не он. Хотя, безусловно, есть сходство, но этот человек моложе Бориса Ланского, да и лицо его заметно отличается. Да и движения… в них нет спокойной уверенности Бориса, он какой-то нервный, дерганый…
Но это значит…
Это значит, что ей удивительно повезло.
Таких совпадений просто не бывает. Если этот человек выходит из дома, где жил Борис, и если он так на него похож – значит, это тот самый человек, которого она ищет. Тот человек, ради которого она снова прилетела в Петербург. Последний человек в ее списке.
Впрочем, это не просто везение. Она плела свою сеть долго и упорно, раскидывала ее по всему миру, прислушиваясь к тому, как дергаются неприметные ниточки, когда в них запутывается очередная муха. И вот ее упорство вознаграждено.
Долгая, трудная работа подходит к концу.
Мужчина в сером костюме махнул рукой проезжающей машине, сел в нее и уехал.
Но пожилая женщина нисколько не расстроилась: раз он попал в поле ее зрения, то уже никуда не денется. Ей нужно только следить за этим домом – он непременно сюда вернется.
На этот раз я не допустила вчерашней ошибки и сразу после завтрака включила для Бонни телевизор. Пес улегся на ковре, внимательно уставившись на экран, а я отправилась запускать стиральную машину. Но едва я приступила к этому увлекательному занятию, как из гостиной донесся душераздирающий вой.
Я бросилась туда и увидела Бонни, который то катался по ковру, то вдруг неподвижно застывал, подняв морду, и испускал леденящие кровь завывания.
– Бонни! – воскликнула я в ужасе. – Что ты вытворяешь? Ты заболел?
Я подошла ближе, чтобы пощупать ему лоб, как ребенку, я понятия не имела, что нужно делать с больной собакой. Бонни отшатнулся, он даже рыкнул на меня грозно, потом снова завыл.
– Бонни! – строго сказала я. – Если это игра, то вспомни о соседях! Такие звуки не каждый выдержит…
Но пес никак не реагировал на мои слова, он только завывал все громче и все тоскливее.
Что с ним? Неужели он заразился бешенством? Тогда мои дела плохи! Он набросится на меня, покусает, и я тоже заболею… Или у него случилось нервное расстройство от телевизионных новостей? Не зря же говорят, что много смотреть телевизор вредно…
Я машинально бросила взгляд на телевизионный экран… и застыла, как громом пораженная.
На экране демонстрировали фотографии двух человек – мужчины и женщины. Причем, если женщина была мне совершенно незнакома, то мужчину я сразу узнала, несмотря на плохое качество снимка.
Это был Борис Алексеевич Ланский, тот самый человек, который всего два дня назад в этой самой квартире инструктировал меня по поводу привычек Бонни.
Я вслушалась в голос за кадром.
…Удалось выяснить личность двух россиян, погибших в автокатастрофе на шоссе неподалеку от Марселя. Это Борис Алексеевич и Нелли Владимировна Ланские, туристы из Санкт-Петербурга…
– О господи! – выдохнула я и без сил опустилась на ковер.
Я плюхнулась прямо рядом с Бонни, и он тут же уткнулся мордой мне в колени. Его ужасный вой стал тише, перешел в едва слышные подвывания и самые настоящие всхлипывания.
Он всхлипывал совершенно как человек, как страдающий ребенок, и я с изумлением увидела, как по его устрашающей морде сползает слеза…
Не знаю, как уж Бонни понял, что случилось с его хозяевами, но одно знаю точно – он был очень к ним привязан… по крайней мере к хозяину, и теперь переживал самое настоящее, человеческое горе.
– Что же делать?.. – проговорила я, обняв огромную башку. – Что же теперь делать?
Конечно, для меня этот вопрос имел совершенно другой смысл, чем для Бонни: я с его хозяином была едва знакома, но мое положение в этой квартире, и так-то довольно сомнительное, после их смерти стало уж совсем шатким. Стоит здесь появиться какому-нибудь представителю власти – и меня тут же выпроводят вон…
А что тогда будет с Бонни? Кто будет за ним присматривать, выводить его на прогулки, включать для него телевизор и следить, чтобы он не писал на статую Фемиды?
Я снова машинально взглянула на экран.
Там опять показывали фотографии погибших супругов, диктор рассказывал душераздирающие подробности катастрофы… но я изумленно уставилась на фотографии.
В первый момент я была так поражена самим фактом гибели Ланских, что не обратила внимания на одну удивительную вещь.
Если мужчина на фотографии являлся, несомненно, Борисом Алексеевичем, я сразу узнала его, несмотря на плохое качество снимка, то женщина была мне совершенно незнакома.
Это была не Нелли Ланская. Во всяком случае, это вовсе не та женщина, с которой я встречалась два дня назад на Василеостровской, не та женщина, которая подробно инструктировала меня по поводу привычек Бонни – говорила, что он любит морепродукты и подвижные игры, особенно в мяч.
Конечно, я общалась с ней совсем недолго, от силы полчаса, но я все же не страдаю тяжелой формой склероза или выпадением памяти и довольно хорошо запомнила лицо своей собеседницы. Это была высокая, худощавая, коротко стриженная брюнетка с узкими, едва тронутыми помадой губами.
Сейчас же с экрана на меня смотрела блондинка с круглым лицом, хранящим следы постоянного раздражения и какой-то врожденной обиды на весь мир. Полные губы были капризно поджаты, лоб пересекала недовольная складка.
Так или иначе, это была совершенно другая женщина, вовсе не Нелли Ланская…
Да, но эта фотография наверняка взята из документов погибшей! То есть как раз это и есть Нелли…
