– А когда вы завтра зайдете?
– Днем, когда тетя Шура за молоком пойдет, тогда меня никто не заметит.
Чувствуя себя партизаном в стане врага, Надежда, пройдя сонной деревней, проникла в собственный дом. Кота, разумеется, дома не было.
Аркадий Ильич набрал номер и тихо сказал в трубку:
– Это Михайлов.
– Ну и что с того? – ответил голос на другом конце сотовой линии.
– Я прошу вас приехать ко мне в гости. У меня есть для вас очень выгодное предложение.
Шаман хмыкнул:
– Вы же отлично знаете, Аркадий Ильич, что я никогда ни к кому в гости не хожу. Если меня приглашают. Я хожу только незваный. И прихожу я только один раз. Некоторые, знаете, верят в такую тощую тетку с косой, а некоторые верят в меня. Так что, Аркадий Ильич, если вы хотите со мной поговорить, давайте встретимся на нейтральной территории. Например, на Литейном мосту. Его как раз через сорок минут сведут. Мои люди перекроют мост со стороны Литейного, а ваши – со стороны Выборгской, а мы с вами пешечком… и на серединочке и поговорим, если, конечно, хотите…
С этими словами Шаман отключился. Аркадий Ильич сидел злой и черный как туча.
– Кем он себя возомнил! Ангел смерти, мать его так! Старика ночью в такую даль гонять… Но что делать, он нам очень сегодня нужен.
– Может быть, вместо вас может кто-то другой с ним встретиться? – подал голос Никита.
Станиславыч даже головой покачал от такой наивности, а Аркадий Ильич стал разъяснять, как неразумному ребенку:
– Шаман – человек непредсказуемый, неуправляемый. Ни с кем, кроме меня, он и разговаривать-то не станет, больше того, посчитает, что его заманили в ловушку, и убьет того человека. Даже мне с ним будет нелегко договориться.
– Но тогда для вас такая встреча очень рискованна…
– Как раз для меня эта встреча совершенно безопасна. Как ни самоуверен Шаман, убивать меня он побоится – у него тогда земля под ногами будет гореть, за ним весь Закон охотиться будет. Кроме того, убивать меня ему нет резона: я, как сейчас принято говорить, – гарант стабильности. После моей смерти такой передел начнется – мало кто в той сваре уцелеет. А я сейчас ему очень выгодное предложение сделаю: он за сутки работы свою сферу влияния удвоит…
– А кто такой этот Шаман? Почему вы так в нем заинтересованы?
– Кто такой Шаман, никто толком не знает. Собственно говоря, бандит-одиночка. Хотя у него группа есть, и группа хорошая. Но он, как до серьезного дела доходит, все старается сам сделать, братва у него только на подхвате. Он, знаете, как альпинист-одиночка – только на свои силы рассчитывает. Но сейчас он мне правду сказал: что он, что сама смерть – разница невелика. Если Шаман кого приговорил, никакая охрана не спасет, никакие стены не защитят.
Под утро той же ночи автомобилисты, дожидавшиеся, когда сведут Литейный мост, были горько разочарованы. Когда многотонные половинки моста начали опускаться и сонные водители, потягиваясь, протерли глаза, к мосту с двух сторон подрулили несколько джипов. Из подъехавших машин выскочили бравые ребята в пятнистых комбинезонах – то ли ОМОН, то ли РУБОП, то ли черт его знает кто – сейчас столько спецслужб развелось, что все и упомнить невозможно. Спецназовцы расставили поперек моста временные ограждения и доступно намекнули водителям, чтобы те поискали дорогу где-нибудь в другом месте.
Половинки моста, лязгнув, соединились, и из двух машин – одна стояла возле моста со стороны Литейного проспекта, другая – со стороны Финляндского вокзала – вышли два человека.
Один – пожилой, усталый. Он медленно шел старческой ревматической походкой, чуть шаркая ногами, и видно было, что пешие прогулки для него не самое привычное занятие.
Второй шел ему навстречу тоже очень медленно, но эта медлительность была сродни медлительности бредущего по саванне сытого льва. Этот человек был достаточно молод, хотя определить его действительный возраст было непросто. Его невыразительное восточное лицо казалось древнее и загадочнее египетских пирамид, и что-то в нем было такое, что каждый, хоть раз увидевший его, запоминал его на всю жизнь и вспоминал потом с ознобом суеверного ужаса.
Этот человек шел медленно только для того, чтобы не обогнать идущего навстречу старика и встретиться с ним точно на середине моста.
В машинах, что стояли у ограждений – и в той, что со стороны центра, и в той, что с Выборгской стороны, – сидели снайперы, держа на прицеле каждый своего из идущих навстречу друг другу людей, один снайпер – ревматического старика, держащего в старческих руках четверть страны, другой – восходящую звезду криминального мира, ангела смерти. Каждый из них знал, что идет в непрерывном сопровождении снайперской винтовки, и понимал, что такая мера предосторожности необходима во избежание нежелательных сюрпризов. На середине моста два человека остановились.
– Здравствуй, Шаман, – сказал Аркадий Ильич, – много о тебе слышал. Интересно на тебя живого посмотреть.
– Здравствуйте, Аркадий Ильич, – ответил Шаман, – я тоже много о вас слышал. Зачем звали?
– Ты сам говорил, что приходишь в гости один раз, как смерть. Я хочу тебя попросить навестить кое-кого из моих знакомых.
– Никак собрались выйти на тропу войны? И что же, своей армии не хватает?
– Да, война у меня действительно начинается. И своей армии мне бы вполне хватило. Но есть два соображения, которые заставили меня обратиться к тебе за помощью. Первое, и самое главное: я хочу, чтобы моя война кончилась сразу же, как только начнется. Я хочу, чтобы она была молниеносной. А ты, Шаман, молодой и быстрый. Быстрый как молния – если молва не преувеличила.
– Вы политик, Аркадий Ильич, и не можете не хитрить. Только я вам честно скажу: лесть ваша пропала даром, я на такие простые уловки не реагирую. Говорите, какое у вас второе соображение.
– Второе соображение заключается в том, что я не хочу, чтобы кто-то понял, что эту войну веду именно я. Мне нужно, чтобы на первых порах противник понятия не имел, с кем он воюет.
– Это разумно. Скажите, сколько времени должна продолжаться ваша война?
– Та операция, к которой я хочу подключить тебя, должна закончиться через пятнадцать часов, лучше – раньше. Самолет я тебе дам.
Шаман посмотрел на Аркадия Ильича с уважительным интересом – не из-за обещания дать самолет, а из-за сжатых сроков, в которые тот намерен уложиться.
– Что ж, мы с вами можем договориться. Назовите мне объекты и скажите, что я выиграю от участия в вашей войне.
– От участия в моей войне вы выиграете, во-первых, мою дружбу, а во-вторых, торговый порт.
В невыразительных глазах Шамана зажглась искра интереса.
– Ваша дружба, Аркадий Ильич, бесценна, но боюсь, ее так же легко утратить, как и приобрести. Вы – политик, а дружба в политике – разменная монета. А вот торговый порт – это очень серьезно. Но сейчас его держит Трясучий… Значит, из ваших слов я могу сделать вывод, что он тоже стоит в вашем списке?
– Ты толковый парень, Шаман. Трясучий действительно есть моем списке, но не он будет твоей целью. Это было бы неграмотно. Если мы хотим, чтобы порт действительно стал твоим, ты не должен участвовать в ликвидации Трясучего, иначе у тебя потом будут проблемы с его людьми. Твои объекты будут в Москве.
Шаман слегка поморщился:
– Я не люблю Москву и плохо ее знаю. Мне потребуется время для ознакомления с обстановкой.
– Времени, к сожалению, нет. Вместо времени я могу дать тебе информацию. Вот все, что Станиславыч смог подготовить по твоим объектам. – Аркадий Ильич протянул Шаману несколько дискет.
Шаман кивнул, спрятал дискеты в карман и сказал:
– Мы договорились, Аркадий Ильич. Но у меня к вам еще одна маленькая просьба.
– Какая? – в голосе Михайлова прозвучало недовольство. – По-моему, твой гонорар более чем щедр.
– Не спорю. Но во время нашего первого телефонного разговора вы обращались ко мне на «вы». Я предпочел бы, чтобы так оно и оставалось впредь.
Аркадий Ильич удивленно пожал плечами:
– Я не против. Просто, увидев, как вы молоды, я решил, что разница в возрасте позволяет такое обращение.
– Моя внешность обманчива, – невозмутимо ответил Шаман, – разница в возрасте между нами не так велика, как кажется. И я хотел бы подчеркнуть, что на определенных условиях выполняю вашу просьбу, а не становлюсь вашим человеком. Я никогда не буду ничьим человеком. Независимость для меня важнее всего.
– Хорошо, хорошо, – Михайлов поморщился, – я учту ваше пожелание.
Надежда помогла Лене переодеться в спортивные брюки и длинную футболку, отдала ей расческу, щетку и кое-какие мелочи, заставила принять две таблетки аспирина, хотя Лена и утверждала, что температура спадет и так. Наконец Надежда отбыла восвояси, унося по просьбе Лены ее платье и туфли: если нежданно-негаданно нагрянут хозяева-сатанисты, нужно срочно уносить ноги, и некогда будет собирать вещи по углам.
