— Кто? Я?
— Вот видишь, Флетч.
— Видишь что?
— И не нужно на меня дуться.
— Я на тебя дуюсь?
— Из-за Барта.
— О да, Барт-Потрошитель.
— Он нуждался в помощи, Флетч.
— Держу пари.
— Ты знаешь, почему его покинула жена?
— До меня доходили кое-какие слухи.
— Да еще девушка, которую он хотел взять в Канья наотрез отказалась ехать.
— Знаю. Я нашел ее тело. Ей следовало согласиться.
— Барт никого не убивал.
— Энди, Рут Фрайер убил один из трех человек. Я знаю наверняка, что не убивал ее, а в списке из двух оставшихся кандидатов Барт занимает первую строчку.
— Расскажи мне о Сильвии.
— Какой Сильвии?
— Я тебя слушаю.
— Энди, ты, похоже, сильно заблуждаешься.
— Отнюдь. Ты еще не проиграл ни одной «битвы на улице».
— Потому что знаком только с одной Сильвией.
— Что случилось?
— Меня изнасиловали.
— Как мило.
— Да, недурственно.
— Я тебе не верю.
— Можешь поверить. Ты, наверное, догадываешься, что картины нужны ей не меньше, чем тебе.
— Она их не получит, не так ли?
— Я знаю, что она может предложить. Теперь твоя очередь делать ставку.
— Ты знаешь, что я могу предложить.
— Ты более костлявая.
— Тебе это нравится. Костлявость.
— Я это говорил?
— Раз или два.
— А если я врал?
— Это известно только Богу.
— Для двух друзей, которые не виделись целую неделю, мы слишком долго говорим.
— Я не привыкла заключать сделки в постели.
— О, тогда просто пожалей меня.
— С чего тебя жалеть?
— Меня изнасиловали. Мне нужно вернуть сексуальную уверенность.
— Она уже вернулась к тебе. Я это чувствую.
— Видишь, как благотворно действует на меня твое присутствие?
Флетч доканчивал вторую порцию яичницы с ветчиной, когда зазвонил телефон. Встав из-за стола, Флетч направился в кабинет.
Шел одиннадцатый час, и Сильвия уже отправилась по своим делам. Как полагал Флетч, она обходила местные галереи со списком картин ди Грасси в руке, надеясь напасть на какую-либо из них.
В безоблачном холодном октябрьском небе сияло солнце.
За завтраком Флетч и Энди решили погулять по старым улочкам. Энди пообещала познакомить его с американской историей.
Звонил Хорэн.
— Мистер Флетчер, я смог дозвониться до мистера Коуни вчера вечером, но вам перезванивать не стал, потому что было очень поздно.
— И правильно сделали. Я лег спать довольно-таки рано.
— Собственно, у меня не было особого повода беспокоить вас.
— О?
— Он сказал, что его не заинтересовало и ваше новое предложение. Он полагает, вы и близко не подошли к той черте, за которой начинаются переговоры.
— Вы напомнили ему о восьми детях, которых надо кормить?
— Он считает, что эта картина Пикассо стоит как минимум миллион долларов.
— У него очень прожорливые дети. Я-то думал, что в Техасе мясо дешевле.
— Я не знаю, продолжите ли вы переговоры, но, полагаю, вам нужно время, чтобы подумать.
— А как по-вашему? Продолжать переговоры?
— Думаю, что да. Во всяком случае, стоит сделать еще одно предложение. Я, конечно, не представляю себе, сколько вы готовы выложить за одну картину.
— Вы сделаете это предложение от себя, если я откажусь?
— Мистер Флетчер, кажется, я допустил ошибку… Приношу извинения… Не следовало мне говорить вам, что я, возможно, захочу приобрести эту картину, если вы ее не возьмете. Я — ваш брокер, и покупатель ни в коем случае не должен ощущать, что брокер готов перебить его цену ради собственной выгоды.
— У меня возникали подобные мысли.
— Будем считать, что вы неправильно истолковали мои слова. Я имел в виду следующее. Если ваши переговоры закончатся безрезультатно, какое-то время спустя, не завтра, разумеется, а по прошествии нескольких месяцев, а то и полугода, я могу вновь обратиться к мистеру Коуни с предложением продать картину, от себя или от лица другого клиента.
— Понятно.
— И пока ваши переговоры с мистером Коуни продолжаются, будьте уверены — ни я, ни любой другой из моих клиентов не являются вашими конкурентами. И я приложу все силы, чтобы ваши переговоры завершились успешно.
— Так что вы мне посоветуете?
— Мне кажется, вам стоит подумать. Спешить нет нужды. После того, как вы взвесите, сколько денег вы можете выложить за одну картину, я назову мистеру Коуни новую цифру, если, разумеется, получу на то ваше указание.
— И сколько?
— Вы о новой цифре? Полагаю, восемьсот тысяч долларов.
— Я это обдумаю.
— Конечно, мистер Флетчер. Звоните мне в любое время.
— Как насчет другой картины?
— Какой картины?
— Боччиони. «Красное пространство».
— О. Тут мы промахнулись.
— Правда?
— Мистер Коуни слыхом не слыхивал об Умберто Боччиони.
— Удивительно.
— Вероятно, вы получили ложную информацию.
— В это трудно поверить.
— В нашем деле случается и не такое, мистер Флетчер. Тот, кто сказал вам, что картина Боччиони у мистера Коуни, ошибся. Позвоните мне, как только примете решение насчет Пикассо.
— Обязательно.
Энди убирала со стола грязные тарелки.
— Это Хорэн, — пояснил Флетч. — Наш человек в Техасе никогда не слышал об Умберто Боччиони.
Надеясь, что детективов в штатском не удивит его решение воспользоваться не «фордом», а такси, Флетч поехал на Крэйджи Лейн.
Здание полицейского управления, сложенное из серого камня, возвышалось у самой Бостонской гавани. Внутри стены, как того требовала инструкция, покрывала зеленая краска, деревянный пол чуть пружинил под ногами.
Дежурный полицейский указал ему на лестницу с деревянными перилами. На втором этаже, в нише, Гроувер пил чай. Он и провел Флетча в кабинет Флинна.
Флинн сидел за старым деревянным столом, а за его спиной через три сводчатых, почти как в кафедральном соборе, окна открывался вид на гавань. Несколько стульев с деревянными спинками, да длинный стол для совещаний у дальней стены дополняли обстановку.
— Вас не затруднит принести мистеру Флетчеру чашечку чая, Гроувер? — Флинн поднялся, чтобы пожать руку Флетчу. — Присаживайтесь, мистер Флетчер. Чувствуйте себя как дома.
Гроувер поставил на край стола две чайные чашки и вышел за третьей.
— За чаем лучше беседуется, — улыбнулся Флинн.
Флетч пододвинул один из стульев и сел так, чтобы свет из окон не бил в глаза.
— У вас тут уютно.
— Я знаю, — добродушная улыбка все еще играла на губах Флинна. — Я заглянул к вам в выходной, в субботу, вы заглянули ко мне в выходной, в воскресенье. Как говорится, в свободное от работы время. Я узнал, что вы не только репортер и убийца, но и любитель подглядывать в чужие окна. Неужели этим и ограничится наш улов?
Гроувер поставил перед Флетчем чашку чая, не спросив, хочет ли тот сахара или молока, взял свою чашку и сел за длинный стол.
— Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
— Пожалуй, что да. Я думаю, мистеру Флетчеру есть что сказать, и пусть его слова останутся на бумаге.
— Как продвигается другое расследование? Я имею в виду убийство члена Городского совета.
— Медленно, — признал Флинн. — И отнимает ужасно много времени.
— Теперь относительно Рут Фрайер…
— Вернее, убийства Рут Фрайер.
— Да. Я хочу, чтобы вы вычеркнули меня из списка подозреваемых.
— Вам нужно слетать в Техас.
— Возможно.
— Мы вычеркнем вас из списка, как только найдем на ваше место более подходящего кандидата.
— Как я понимаю, в последние дни и в этом расследовании вы не достигли особого прогресса.
— Как вам это нравится, Гроувер? Наш кандидат в обвиняемые теряет терпение. А поначалу он так надеялся на компетентность полиции Бостона.
Склонившись над столом, Гроувер что-то писал в блокноте.
— Я, конечно, не забываю, что у вас есть и другие дела.
— Одно или два. Не более того.
— А политики и пресса давят на вас, требуя поскорее найти убийцу члена Городского совета.
— Сами видите, мне есть чем оправдаться.
— Но в данной ситуации я — жертва. Я не убивал Рут Фрайер.
— Все убийцы так говорят.
— А расследование тянется уже неделю.
— Мистер Флетчер, отдел жалоб на первом этаже. Маленькая такая комнатка с прозрачными стенами.
— Другой человек на моем месте еще на прошлой неделе нанял бы частных детективов…
— Вы же и прежде проводили расследование самостоятельно, поэтому сами выяснили, что к чему. Так?
— Да.
— И пришли к какому-то выводу?
— Думаю, пришел.
— Вам нужно время, чтобы заточить карандаш, Гроувер? О, у вас ручка. Постарайтесь не упустить ни слова.
