— Садись, Ленечка! — заботливо проговорила Лола, поставив перед Маркизом чашку кофе. — И главное — не переживай! Нервные клетки не восстанавливаются!
— Да как вы не понимаете? — Маркиз взмахнул рукой, едва не сбросив чашку со стола. — Он потому и прочел перед смертью это стихотворение, что хотел тебе сказать — что-то важное связано с медведем! Что он перед этим тебе сказал?
— Она, говорит, мне это отдала… ты должен его взять и вернуть… и найдешь его там… А где там — не успел сказать, начал бредить… стихи эти начал читать…
— У него в бреду всплыли эти стихи, потому что он хотел тебе сказать, где нужно взять то, что она ему отдала! Он хотел сказать тебе именно про медведя!
— Про какого еще медведя? — удивленно переспросил Анатолий и переглянулся с Лолой. — Что это с ним?
— Про какого медведя? — Маркиз замахал руками. — Про самого обыкновенного медведя! Литературного! То есть музейного! С подносом в лапах!
— Кажется, он тоже бредит! — Анатолий повернулся к Лоле. — У него такое раньше бывало?
— Да вроде нет, — вздохнула Лола. — Но все когда-нибудь случается в первый раз! Ленечка, ты, главное, не волнуйся, мы сейчас вызовем врача, тебе сделают укол, и все будет хорошо… Ты забудешь про всех этих медведей…
— Не надо никакого врача! — возмущенно перебил ее Маркиз. — Не надо никаких уколов! Я не хочу забывать про медведя! Я наконец понял, что имел в виду тот человек… как его звали — Упертый? Не случайно он два раза ходил в Музей-квартиру Панаева! Ведь там, в холле музея, стоит медведь!
С большим трудом Лола поверила, что у Маркиза действительно все в порядке с головой.
— Черт, как неудачно все, и туда надо и сюда, — возбужденно бормотал Леня, — хоть разорвись. Ладно, медведь подождет. Анатолий, собирайся, к Окуню поедем!
Василий Окунь неожиданно почувствовал нестерпимый голод.
В последнее время с ним часто случались такие приступы зверского голода — от страха, от волнения, просто от усталости на него накатывало неудержимое желание немедленно что-то съесть. Он замечал, что прибавляет в весе, но ничего не мог с собой поделать: если немедленно не утолить этот голод, ему станет совсем худо. Начнут дрожать руки, потемнеет в глазах…
В последнее время все чувства у него обострились — если хотелось есть, то зверски, если он спал — то как убитый, без просыпу, однако чаще всего он совсем не спал, лежал в гостиной на диване, обливаясь потом, хотя в комнате было прохладно: он мучился от духоты, поэтому раскрывал все форточки. В спальню он не заходил с тех самых пор, как нашел там на широкой супружеской постели мертвую Маргариту.
Когда в тот вечер он вошел в квартиру и увидел ее жуткое синее лицо с лиловым вывалившимся языком, он подумал, что все пропало, что это наказание ему за убийство Сергея. Однако тут же опомнился и позвонил Кондрату Матерых. Этого делать ни в коем случае было нельзя, но он растерялся. Кондрат наорал на него и велел затаиться, потому что для милиции он, конечно, будет теперь первым подозреваемым. Василию удалось перевести стрелку на Сергея — все знали, что он был любовником Маргариты. Милиция вроде бы от него отстала, однако сегодня нашли машину Сергея, и, чем черт не шутит, может, и самого его найдут…
Есть хотелось до умопомрачения, желудок сводили спазмы.
Можно, конечно, дотянуть до дома, но там вряд ли найдется какая-то еда. Домработница, как ее… Александра, грубит, смотрит косо, денег каких-то требует…
И вообще, после смерти Маргариты собственная квартира не вызывала у Василия ничего, кроме страха и беспокойства.
Василий затормозил перед японским рестораном на Среднем проспекте Васильевского острова, захлопнул дверцу и шагнул к двери ресторана.
И вдруг в огромном ресторанном окне увидел отражение знакомого лица.
В первое мгновение он просто замер как громом пораженный. Сергей?
Этого не может быть! Он сам, своими глазами видел, как машина компаньона медленно погружалась в темную, ледяную воду… Сергей никак не мог выплыть! Он лежит сейчас на дне реки, и рыбы объедают его лицо…
Василий медленно обернулся, окинул взглядом протекавшую мимо оживленную толпу… Конечно, Сергея здесь не было. Его просто не могло быть среди этих озабоченных, спешащих по делам людей… среди этих живых людей.
Но это скверно, ему начали уже мерещиться призраки. Он не может себе позволить слабости. Он должен быть сильным и собранным, особенно сейчас, когда так много для него решается.
На лбу выступили капли холодного пота, руки дрожали, в горле пересохло.
Надо скорее съесть что-нибудь, иначе станет совсем плохо!
Василий вошел в ресторан, сел за свободный столик.
Расторопный официант положил перед ним меню.
За соседним столиком ужинали две симпатичные девушки. До Василия донесся обрывок их разговора:
— Я никогда не ем сырую рыбу. Ты знаешь, чем питаются рыбы? Они объедают утопленников!
— Ты это нарочно говоришь, чтобы испортить мне аппетит!
— Могу посоветовать вам рыбу дорадо! — проникновенным голосом проговорил официант, склонившись к Василию. — Она сегодня особенно удалась нашему повару…
— Только не рыбу! — выпалил тот, испуганно оттолкнув меню. — Я… я не ем рыбу! Что-нибудь другое…
Василий представил себе мертвого Сергея, застывшего на речном дне, и рыб, объедающих его лицо…
Только не рыбу! Ему показалась отвратительной даже собственная фамилия — Окунь… Говорят, окуни тоже хищники, они тоже едят утопленников…
— Тогда разрешите предложить салат из маринованных водорослей, обжаренные в кляре морские гребешки и копченую курицу под соусом терияки…
— Давайте… — согласился Василий. — Давайте все, и скорее!
Он бросил затравленный взгляд на окно.
На окнах ресторана не было штор, мимо текла вечерняя толпа, и ему снова померещилось среди прохожих лицо Сергея.
Василий закрыл глаза, досчитал до десяти, постарался успокоиться.
Сердце колотилось, перед глазами плыли цветные пятна.
Нельзя так распускаться.
Наконец появился официант, заставил стол тарелками и мисочками.
Василий жадно набросился на еду, и дурнота отступила, страх разжал свои липкие руки.
В конце концов, почему он так распсиховался? Что произошло? Все под контролем, все так толково придумано и так тщательно выполнено… У него все получится, обязательно получится! Главное — не распускаться, держать себя в руках!
Он не заметил, как прикончил всю заказанную еду.
Заказать еще что-нибудь? Да нет, пожалуй, хватит, а то придется снова менять весь гардероб…
Он сыто откинулся на спинку стула, поискал глазами официанта.
Тот мгновенно возник, положил на стол счет, поблагодарил за щедрые чаевые.
Василий покинул ресторан совсем другим человеком: спокойным, решительным, уверенным в себе.
Через двадцать минут он подъехал к дому, загнал машину на стоянку, поднялся в квартиру.
После смерти Маргариты он чувствовал себя здесь неуютно, но что поделаешь, нужно держать себя в руках.
Он переоделся, машинально включил телевизор.
Просто для того, чтобы разрушить гнетущую тишину пустой квартиры, чтобы не чувствовать себя одиноким и беззащитным.
По телевизору шел какой-то бесконечный криминальный сериал, бандиты и милиционеры гонялись друг за другом, как будто играли в казаки-разбойники, те и другие непрерывно стреляли, визжали женщины, визжали тормоза машин, и поэтому Василий не сразу расслышал дверной звонок.
Расслышав же, не на шутку испугался.
Он сегодня никого не ждал, а всякие неожиданные визитеры могли принести только неприятности. Хватит уже, побеседовали нынче в офисе с Иваном, час после этого руки дрожали и сердце колотилось!
Василий подошел к двери, выглянул в глазок, раздраженно осведомился:
— Кто здесь?
— Милиция! — послышался голос за дверью, и к глазку поднесли развернутое удостоверение.
— Я вашим уже все рассказал… — недовольно пробормотал Василий, но повернул головку замка и открыл дверь.
На пороге появился мужчина лет сорока, с приятной, но незапоминающейся наружностью.
— Капитан Несгибайло! — представился он, снова показывая удостоверение.
— Я рассказал все, что мог… — повторил Василий, пропуская капитана в прихожую.
— Совершенно верно! — Капитан улыбнулся открытой и просветленной улыбкой законченного идиота. — Но мои коллеги забыли о кое-каких существенных формальностях. Вы должны были расписаться в приложениях к протоколу.
— Каких еще приложениях? — поморщился Окунь. — Я же где-то расписывался…
— Совершенно верно! — подтвердил капитан. — Вы расписались в протоколах, но к каждому протоколу полагается приложение по форме «А-4», а к каждому приложению еще дополнительный акт по форме «Б-8»… Без этого начальство не примет протоколы… — И он жестом циркового фокусника вытащил из крошечного детского портфельчика огромную пачку разграфленных бумаг. — Я вас не задержу, — пообещал он с приветливой улыбкой, — здесь нужно расписаться всего в ста сорока семи местах…
