Ой, нет, вру, был у меня в жизни эпизод, который юрист охарактеризовал бы как «попытка дачи взятки должностному лицу». История вышла комическая.
Я тогда училась в университете, жила в общежитии на проспекте Вернадского. Комнаты в общаге были разные: на три человека или на двоих. Понятно, что все хотели попасть в «двушку», чтобы жить в относительном комфорте. Еще большее везение – поселиться с «мертвой душой». «Мертвая душа» – это студент, который только зарегистрирован в общежитии, фактически же обитает у родственников или снимает квартиру. Если у тебя в соседях «мертвые души», то комната на все пять лет обучения оказывается в твоем полном распоряжении.
Распределением студентов по комнатам занималась паспортистка Лариса Петровна. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я помню, как она выглядела: дородная дама лет пятидесяти, всегда в строгом костюме и с высокой «халой» на голове.
Теоретически студенты должны были распределяться по комнатам случайным образом, фактически же получалось, что выходцы с Кавказа постоянно селились с «мертвыми душами». Я искренне недоумевала: почему так выходит? И тоже страстно хотела получить в соседки «мертвую душу».
Фатима, которая приехала в Москву из Владикавказа, училась на историческом факультете и, кстати, жила в комнате одна, посоветовала мне:
– Дай взятку Ларисе Петровне.
– Как?! – ужаснулась я. – Ведь это неприлично! Да она и не возьмет!
– Еще как возьмет, – улыбнулась Фатима.
– Это же статья Уголовного кодекса!
– О чем ты? Это просто знак внимания. Ну, не хочешь давать деньги, подари подарок. Возможно, это тоже прокатит. У меня лично прокатило.
– Какой подарок? – заинтересовалась я.
Все-таки подарок – это не взятка, это я смогу.
– Да любой, только дорогой. Я дарила столовый сервиз, английский, на двенадцать персон. Коньяк еще можно, хороший, двадцатилетней выдержки.
– А сколько он стоит?
Фатима назвала сумму, в три раза превышающую мою стипендию.
– А что-нибудь подешевле нельзя?
– Ну, если у тебя совсем нет денег, то подари набор: бутылка шампанского, коробка конфет и фрукты. Упакуй все это красиво в корзиночку с целлофаном, сверху повяжи бант. Когда будешь дарить, вскользь пожалуйся на шум, скажи, что привыкла дома жить одна в комнате, а здесь не высыпаешься. Только прямо не проси «мертвую душу», Лариса Петровна сама догадается.
Поблагодарив за науку, я отправилась в магазин. Подарок, кстати, вышел не дешевым, половину стипендии я в него вбухала.
В паспортном столе, к счастью, не было очереди, Лариса Петровна сидела и заполняла какие-то бумаги. Запинаясь от волнения, я жаловалась на тяготы жизни в многонаселенной комнате, паспортистка понимающе кивала. Потом я вытащила корзинку:
– Вот, возьмите, пожалуйста, от чистого сердца!
– Нет-нет, что вы! – замахала руками Лариса Петровна. – Зачем? Я не возьму!
Она была так искренне возмущена, даже оскорблена самой мыслью, что кто-то может предложить ей взятку, что я мгновенно загорелась от стыда. Замарала порядочного человека взяткой! Нет мне прощения!
Я поспешно убрала подарок обратно в пакет и пробормотала:
– Извините, не хотела вас обидеть.
Выражение лица Ларисы Петровны я не забуду никогда! Долгим взглядом она проследила за корзинкой, потом подняла глаза на меня. Во взгляде у нее читалось бешенство. До меня дошло, что я совершила роковую, непоправимую ошибку…
Услышав эту историю, Фатима долго смеялась, а потом подытожила:
– Люська, ты идиотка! Надо было просто оставить подарок на столе и уйти. Теперь до конца учебы будешь жить в комнате, битком набитой народом.
Ее пророчество сбылось. Во всем общежитии нашлась одна-единственная комната на четыре места, туда меня и поселили. В соседки мне достались три девушки, одна была родом из Арзамаса, вторая – из Улан-Удэ, третья – из Ейска. Девушки оказались домовитые, культурная жизнь столицы их совсем не интересовала, все выходные они безвылазно сидели в комнате. Вчетвером мы распили злосчастную бутылку шампанского и съели конфеты.
Так что нет, взятку мне давать нельзя, эффект может оказаться прямо противоположный!
Выйдя из кабинета заведующей, я запоздало вспомнила, что так и не поговорила насчет Елены Алябьевой. Впрочем, мои вопросы выглядели бы подозрительно. Что общего может быть у обеспеченной дамы, только что вернувшейся из Франции, и нищей матери-одиночки? Поэтому прояснить ситуацию я решила у воспитательницы старшей группы, которую посещал Костик.
Из кухни доносились аппетитные запахи, они мгновенно перенесли меня в мое детство. Помню безумной вкусноты печенку в подливе, которую давали в детском саду. Никогда и нигде позже она не казалась мне такой вкусной, была то слишком жесткой, то недожаренной, то жилистой. Что это – талант повара или волшебная иллюзия раннего детства, которая даже такую гадость, как печенка, превращает в полнейший восторг?
– Где мне найти Ирину Анатольевну Евдокимову? – спросила я у поварихи.
Повариха замешкалась на пару секунд.
– Ирку, что ли? Второй этаж, третья группа.
Я поднялась по лестнице, прошла через раздевалку, заставленную детскими шкафчиками, и оказалась в группе. Перед моим взором предстала прелестная картина: дети в пижамах резвились в коридоре. Кто-то бросался гренками, очевидно, оставшимися после обеда, кто-то пытался выловить рыб из аквариума. Я отобрала у бойкого малыша в коротких штанишках бутылку «Фейри», которую он уже приготовился вылить в чайник с кипяченой водой, и громко спросила:
– Дети, а где Ирина Анатольевна? Где ваша воспитательница?
– Она кулит, – ответил мальчишка в пижаме с машинками, оторвавшись от гренок.
– Кулит? А, поняла – курит! Где?
– На улице. Она всегда там кулит.
– Вы что же, совсем одни?
Малыш кивнул.
– А где ваша няня?
– Она уволилась. Шалава, – добавил он и захихикал.
– Она не шалава, – серьезно возразила худенькая девочка с косичками, – она сука.
– Нет, шалава!
– Нет, сука!
– Господи, – ужаснулась я, – это кто же такими словами няню называл?
– Илина Анатольевна.
Каждый родитель знает, что при ребенке надо держать язык за зубами. Вскользь оброненное тобой неосторожное слово станет достоянием общественности, причем в самое неподходящее для этого время.
Гаишник останавливает машину. Водитель протягивает стражу порядка права, а маленький мальчик на заднем сиденье громко и с энтузиазмом интересуется:
– Папа, а где козлы? Ты же сказал: «Сейчас цирк с козлами начнется!»
Это не анекдот, это реальный случай, произошедший с моим знакомым. Договориться с гаишником не удалось, он уперся рогом («как натуральный козел», – прокомментировал приятель) и за мелкое нарушение лишил болтливого папашу прав на полгода.
Судя по всему, воспитательница Евдокимова не особо стеснялась в выражениях при детях. И чрезмерной заботливостью она тоже не страдала. Оставить пятилетних любознательных малышей без присмотра – для этого надо не иметь либо совести, либо мозгов, либо того и другого одновременно. Начать с того, что дети могут подавиться гренками, упасть в аквариум или выпить средство для чистки туалета. Это только то, что я могу сейчас предположить навскидку, а детская фантазия не знает границ.
– Куда выползли, маленькие ублюдки! – вдруг раздался истошный крик. – А ну, марш в кровати!
В дверном проеме стояла та самая воспитательница, которая на улице орала на поранившегося мальчика. Выражение лица у нее было зверское. С такой рожей лучше всего работать охранницей в концлагере, там она смотрелась бы гармонично.
Испуганные дети пулей метнулись в спальню. Один мальчик – тот, который выучил в саду слово «шалава», – остался стоять.
– А тебе что, особое приглашение требуется? – рявкнула бабища.
Мальчик почему-то бросился к комоду с игрушками, привычным движением выдвинул нижний ящик, в нем обнаружился детский матрасик, подушка и одеяло. Он нырнул в импровизированную кроватку и с головой накрылся одеялом.
Расширенными глазами я наблюдала за происходящим. Почему ребенок спит в ящике? Как такое вообще возможно в цивилизованной стране? Куда смотрит уполномоченный по правам ребенка?!
– Еще раз увижу, что шляешься по группе, я тебя, гаденыш, так отпиз…
Заметив меня, Евдокимова осеклась. Она не знала, стоит ли меня опасаться. Вдруг я чья-то мамаша? Или пришла с проверкой из отдела дошкольного образования? Просканировав мое лицо, баба по каким-то признакам определила, что опасности я не представляю.
– Что вы тут делаете? – неприязненно спросила она.
Идея пришла сама собой.
– Узнала, что у вас свободно место няни, хочу сюда устроиться.
Воспиталка перестала со мной церемониться. Расставив жирные ляжки, она опустилась на детский стульчик, который жалобно под ней заскрипел, и поинтересовалась:
