– Что же странного было в этом образе?..
Олег закурил и начал с удовольствием сплетничать. Весь их курс мечтал попасть в руки Валерии Петровны Артамоновой. Преподавательница вообще-то беспощадная. Две-три неудачные работы, и студента выгоняют. Ни слезы, ни просьбы не трогали каменного сердца профессорши. Она не терпела лентяев. «Даже курицу можно научить, если та регулярно станет посещать занятия», – приговаривала Артамонова, муштруя слушателей. Опоздать на репетицию все боялись до ужаса. Именно за опоздания была отстранена от курсового спектакля Илона Быкова.
– Бог наградил тебя талантом, но без трудолюбия и аккуратности это бесценное качество пропадет зря, – отчеканила Валерия Петровна, вводя вместо Илоны не особо одаренную, зато старательную Галю Соломатину.
Артамонова настаивала на безоговорочном повиновении. И если приказывала повелительным тоном: «Немедленно смени прическу и макияж», девчонки без разговоров неслись в парикмахерскую. Ее слушатели лишались всего – личной жизни, вечеринок, съемок в эпизодах и даже прогулок. Только работа, работа, работа. Валерия Петровна сама трудилась как динамомашина, того же требовала и от избранных ею студентов.
Не все выдерживали такой прессинг. Многие ломались и уходили к другим педагогам. Но выстоявшие пять лет с Валерией в конце концов получали царский подарок – ее расположение. Над своими выпускниками Артамонова тряслась, как наседка. Устраивала на работу в лучшие театральные коллективы, всячески способствовала карьерному росту, помогала готовить сложные роли. Ей ничего не стоило набрать номер какого-нибудь главного режиссера и потребовать для одного из своих мальчиков ангажемент. Именно мальчиков, потому что девочек Валерия брала менее охотно.
– Стараюсь, выучиваю выскочку, – рассуждала Артамонова, – а она сразу же норовит замуж, обзаводится младенцами, расплывается, как русская квашня… Столько труда псу под хвост.
По институту ходили слухи, что с девчонок, принятых под крыло, Валерия Петровна требовала расписку в том, что они в течение десяти лет замуж не выйдут. Возможно, это неправда, а вот то, что молодые актрисы, вымуштрованные Артамоновой, взлетали на гребень успеха – видели все. Совершенно не талантливая и малоинтересная внешне Роза Крымова после получения диплома снялась разом в трех лентах и получила «Нику». Чуть прихрамывающая Ольга Сизова блистала в новом спектакле, заставляя зал рыдать. Портреты далеко не красивой Ольги заполнили почти все журналы и газеты. Ну а Маша Богданова, про которую другие преподаватели с сочувствием говорили: «Славная девушка, но сцена не для нее», даже снялась в Голливуде и вернулась в Москву победительницей.
Десятки других девочек, красивых, умных и даже талантливых, сгинули в безвестности. Но их учила не Валерия.
С курса Олега Фадеева Артамонова отобрала Веру Подушкину и Настю Мартиросян. Лизу Костину отвергла сразу, не помогли никакие просьбы влиятельных родителей.
– У нее слишком сытый вид, – заявила она отцу Лизы, решительно отклонив его протекцию.
Вера работала как ненормальная. Смотрела преподавательнице в рот и выполняла любые, даже нелепые требования. Однажды Валерия Петровна дала ей задание разыграть на улице перед Центральным телеграфом сюжет «НЛО». Вера уставилась в небо, принялась размахивать руками, кричать от ужаса. Собралась толпа, люди задирали вверх головы.
– Вы что, не видите? – бесновалась студентка. – Ну вот же он летит, сейчас всех уничтожит.
Какая-то женщина истерически завопила:
– Вижу, вижу!
В толпе началась страшная паника. И тут подоспел патруль. Но наставница выручила Веру и велела Насте на следующий день изобразить перед входом в «Макдоналдс» припадок эпилепсии.
Настя храбро вышла на улицу, но… не смогла преодолеть скованность. Разрыдавшись, она бросилась к педагогу. Но та не собиралась утешать застенчивую девушку.
– Актер должен уметь все, – отчеканила преподавательница. – Даю один день для подготовки, не сыграешь завтра, уходи к Михайлову.
Настя зарыдала еще пуще. Старик Михайлов подбирал тех студентов, от которых обычно отказывались преподаватели. Так сказать, отсев.
Вечером Вера приехала к Насте. Бедняжка Мартиросян с распухшим носом безнадежно махнула рукой.
– Не смогу я биться в корчах на улице. На сцене – другое дело, а на проспекте, среди дня не получится.
– А ты представь себе, что улица – это зрительный зал, – посоветовала Вера.
– Бесполезно, – обреченно прошептала Настя. – Жаль, конечно, но у Валерии мне не учиться, видно, придется у Михайлова курс заканчивать, а потом всю жизнь говорить на сцене «кушать подано».
Она заплакала.
– Не реви, – оборвала ее Вера. – Смотри, что я тебе принесла. – И она протянула подруге небольшой кусочек розовой жвачки размером с почтовую марку.
– Это что? – не поняла Настя.
– Волшебное средство, – усмехнулась Вера. – Завтра, когда к «Макдоналдсу» подойдем, съешь его.
– И что дальше? Поможет?
– Еще как, – заявила Вера.
Так и вышло. Настя проглотила рыхловатый кусочек. Солнце вдруг стало ярче, листва зеленее… Все вокруг показалось прекрасным, милые приветливые люди, ласково улыбаясь, ждали, когда Настенька сыграет роль.
С дурным криком Мартиросян рухнулась наземь и стала биться в корчах. Она не остановилась даже, когда два милиционера кинулись ей на помощь. Разноцветные шарики прыгали перед глазами, и из головы подошедшей Леры почему-то росли рога. Затем наступила темнота.
Настя пришла в себя на лавочке в парке. Встревоженная Валерия Петровна лила ей на голову воду из бутылки. Рядом стояли перепуганные студенты, и Вера с довольным лицом.
– Великий актер Кин, – сказала преподавательница, увидав, что Настя пришла в себя, – был вынужден отказаться от роли Гамлета. Каждый раз в финальной сцене он настолько входил в образ, что мог умереть. Так что, Настюша, играй да не заигрывайся… Но все равно – молодец!
Мартиросян покраснела, услышав нечастую в устах строгой наставницы похвалу. Потом ей досталась сложная роль Медеи. Греческая трагедия, мать убивает своих детей, чтобы причинить боль бросившему ее мужу… Молоденькая, незамужняя и бездетная Настенька никак не могла войти в образ, и Артамонова выходила из себя, заставляя девушку репетировать с утра до ночи. В конце концов Настюша попросила Веру:
– Дай мне еще раз такую же пластинку, розовенькую…
Подушкина ухмыльнулась:
– Понравилось?
И снова пластинка мгновенно растаяла на языке, вызвав взрыв ярких эмоций. Валерия Петровна пришла в восторг:
– Деточка, ты, конечно, страшно долго раскачиваешься, зато, когда дозреешь, бываешь феноменальна.
Чтобы хорошо отыграть премьеру, Настя опять прибегла к странной пластинке. Потом еще, и еще, и наконец настал день, когда Вера сказала:
– Слушай, мы, конечно, подруги, но знаешь, сколько это стоит?
– Ой, – испугалась наивная Настя, – я сама покупать буду, только дай рецепт.
От такой наивности Вера просто обомлела. Странно, как студентка театрального вуза ухитрилась ничего не знать о наркотиках. Подушкина прочитала Насте короткую лекцию о пропитанных ЛСД бумажных пластинках, о героиновых уколах и маковой соломке… Мартиросян почему-то не испугалась.
– Столько раз пробовала, и ничего, не привыкла, – наивно рассудила Настя. – Мне нужно отлично отыграть спектакли… Потом оставлю это запросто.
Вера пожала плечами:
– Дело твое.
Она свела Настю с поставщиком, и Мартиросян начала без ограничений поглощать эту «дурь». Но скоро для достижения эффекта на сцене наркотических пластинок стало недостаточно, в ход пошли таблетки, уколы… Через полгода Настя превратилась в настоящую наркоманку. Очевидно, ей от природы достался крепкий организм, потому что, обколовшись до одури, она все же не теряла форму, а исправно трудилась. После хорошей дозы могла, как автомат, репетировать по двадцать часов кряду.
Валерия Петровна, никогда не имевшая дела с наркоманами, не понимала, в чем дело, и ставила Настю всем в пример.
В институте, конечно, встречались разные люди. Попадались между ними алкоголики и наркоманы. Но и тех и других было видно сразу. Одних по красным мутным глазам, других по истерическому поведению. Настя же камуфлировалась изо всех сил. Институтские «торчки» отоваривались «дурью» все вместе у одного поставщика, услужливо привозившего зелье прямо к дверям учебного заведения. Настя же предпочитала мотаться к своему барыге. Она стала носить кофты с длинными рукавами, а когда поняла, что следы от уколов могут выдать ее тайну, решила колоться в пупок. Конечно, невыносимо больно, зато никакой любопытный не спросит: «Что это у тебя за синяки на руках?»
Постоянную жажду она объясняла всем неизвестно откуда взявшимся диабетом. На эту же болячку кивала и тогда, когда кто-нибудь из педагогов сетовал:
