— Да, Белобрысик, я такая! — поддакнула я.
И тут, разрушая очарование момента, в отдалении запел чей-то мобильник:
— «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан! «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан!
— Ходят тут всякие… торговцы сезонными овощами, — проворчала я недовольно.
Лирическое настроение пропало, я с сожалением вспомнила, что мы с Артемом вообще-то не парочка, а начальник и подчиненный, вздохнула и спросила по делу:
— А та машина, которую тебе нужно перегнать, она не «Лада» седан-баклажан, я надеюсь?
— Ну не-е-ет! — Артем обиделся. — Это хорошая машина. Между прочим, кабриолет.
— Кабриолет! — протянула я мечтательно. — Я всегда хотела прокатиться, как в кино, по горному серпантину в сверкающем кабриолете… Чтобы ветер бил в лицо и развевал волосы… Твой кабриолет не желтый, я надеюсь?
— Фиолетовый ей не нравится, желтый тоже не нравится! — комично пожаловался Артем медленно вращающемуся небу. — Ты почему вообще спрашиваешь?
— Потому что волосы у меня, видишь, какие? — Я приподняла рыжую прядь и потрясла ею. — На желтом они не смотрятся.
— А на красном?
— Лучше бы на зеленом.
— Извини, перекрасить машину я не успею. Может, ты волосы перекрасишь?
— Не хочу, мне лениво. Ладно, красный сойдет, — я расслабленно зажмурилась, воображая себя, красивую, в красном кабриолете. — Хочешь, я его прям завтра перегоню?
— Завтра не надо.
— А когда?
— Как-нибудь на днях, я еще не определился.
— Ждешь у моря погоды? — сострила я.
Артем как-то странно хмыкнул:
— Ты удивительно проницательна, Рыжик.
— Да, Белобрысик, я такая, — повторила я сказанное ранее.
— У нас еще домашнее клубничное осталось, будешь? — сменил тему Белобрысик.
— Кто же в здравом уме и твердой памяти откажется от домашнего клубничного? — Я села и потянулась за стаканчиком.
Внутренний голос вякнул было что-то ехидное про псевдоздравый ум, но я даже не ощутила укола.
Продегустированные ранее домашнее ежевичное, вишневое и смородиновое здорово притупили чувствительность к мелким обидкам.
Несмотря на мелкие несообразности вроде отсутствия у меня — красивой, умной, проницательной и романтичной — пары, жизнь казалась прекрасной и удивительной.
Разбудил меня Голос Свыше:
— Совсем сдурела, да?! — мощно пророкотал он.
Я протестующе замычала и попыталась спрятать голову под подушку.
Не получилось.
Во-первых, было ощущение, что у меня нет головы — вместо нее чугунный горшок. Тяжелый, пустой и замечательно резонирующий.
О Голос Свыше, я молю тебя, заткнись!
Во-вторых, у меня не было и подушки.
Судорожно подергивающиеся пальцы нащупали под щекой и скомкали какую-то тряпочку, недостаточно свежую и мягкую для того, чтобы обоснованно называться постельной принадлежностью. Я приоткрыла один глаз, рассмотрела эту некачественную подушку-самозванку и с умеренным удивлением опознала в ней полотенце для ног.
Почему с удивлением? Потому что ноги у меня с противоположной стороны тела.
Почему с умеренным? Так полотенце было явно мое, любимое, с логотипом Газпрома. Мне его подарили на какой-то пресс-конференции, и я со всем моим пролетарским удовольствием вытирала ноги о буржуйский бренд.
— Где я? — промямлила я.
По ощущениям, во рту у меня была вата. Много ваты. Как будто я собирала урожай хлопка на полях без рук, выкусывая ценное сырье непосредственно из коробочек. Как будто я инвалид и ударник социалистического труда одновременно.
— Инвалид на голову, по ней же и ударенный, — полностью согласился с предложенной характеристикой внутренний голос.
— Ты дома, идиотка! — прогремел Голос Свыше.
Я поморщилась.
Во-первых, я и сама поняла, что я дома. Полотенечко газпромовское подсказало. И, задаваясь вопросом «Где я?», я главным образом желала сориентироваться в пространстве своего жилища.
Обычно-то я на кровати просыпаюсь, а тут, похоже, какой-то сбой в навигации произошел.
С чего было это, а?
— Ты напилась?! — гаркнул Голос Свыше.
О! Точно!
Я шлепнула себя ладонью по лбу и охнула от того, как загудело в голове.
— Напилась!
Премудрый Голос Свыше понял пантомиму совершенно правильно.
— В дверь вошла и отключилась! Интересно, и давно ты валяешься на полу?
— Вот ты где — на полу, — внутренний голос вычленил нужную информацию и любезно передал ее мне.
Я разлучила щеку с газпромовским лого, сдвинула в сторону полотенце и посмотрела вниз: точно, пол. Облезлый паркет в старомодную «елочку».
Я замедленно перетекла в сложную йоговскую позу «Собака мордой вниз», потом кое-как перевоплотилась в корявый лотос и наконец посмотрела, кто это орет на меня из поднебесья.
Я бы не удивилась, если бы это был ангел возмездия, развернувший черные крылья под потолком, но это был всего лишь Ивась. И ничего такого необычного он не разворачивал, стоял себе в дверном проеме, скрестив на груди руки и сверкая стразами на майке и глазами.
— Привет, — я вяло помахала другу влажной ладошкой. — Ты что тут делаешь?
— Удивляюсь человеческой глупости!
— Моей, что ли? — Я с трудом поднялась с пола, чтобы сделать два шага к кровати и рухнуть на нее. — Представь, а я с этим живу…
— С кем?
— С чем! С глупостью своей…
Я зевнула и сладострастно повозила щекой по подушке, давая понять, что вообще-то уживаемся мы с моей глупостью не так уж и плохо, а если нам прямо сейчас дать немного поспать, то будет и вовсе хорошо.
— Ты где была?
— Ой, где я только не была… Давай об этом утром поговорим, а?
— Уже день!
— Тогда завтрашним утром…
Я прикрыла лицо ладошкой и сквозь растопыренные пальцы понаблюдала за Ивасиком.
Он поджал губы, поморщил лоб, пошевелил бровями — позанимался, короче, фейслифтингом. Я делала вид, что уснула, и через некоторое время услышала:
— У меня просто нет слов! — А затем тихо стукнула аккуратно прикрытая дверь.
— Ивась все-таки душечка, другой на его месте хлопнул бы дверью, а он жалеет идиотку, — растрогался мой внутренний голос.
Я безропотно проглотила «идиотку» и погрузилась в сон.
Вновь проснулась я уже к вечеру.
За окном колыхалось кумачовое знамя заката, за стеной грозно рокотал Высоцкий:
— Здесь вам не равнина, здесь климат иной!
Я узнала позывной, установленный на входящие звонки пресс-секретаря тематического парка Норки Город.
Это забавное место — волшебный мир хоббитов. В довольно удобных тоннелях внутри зеленых холмов и на поверхности последних обитает множество персонажей фэнтези — там есть и бородатые гномы с секирами, и остроухие эльфы со смазливыми мордашками, и величественные волшебники с длинными бородами, и зверовидные орки с клетчатыми животами. Там только толковых копирайтеров с нормальными мозгами вовсе нет, поэтому мне, как видному представителю этого племени, из Норильска, как я про себя называю Норки Город, регулярно перепадают небольшие халтурки.
— Работа — это деньги, — напомнил внутренний голос, пытаясь сподвигнуть меня на подъем.
— Работа — это не волк, — парировала я фольклорной мудростью.
Вставать и идти на поиски телефона в сумке, оставленной, судя по звуку, в прихожей, откровенно не хотелось.
— Работа — это очень даже зверь! — заспорил со мной внутренний голос. — Енот, и даже не один!
Норки Город платят мне два доллара за тысячу знаков. В европейских дохлых зверях — это один енот и один енотовый хвостик.
Вообще говоря, в другой раз я бы и за одну облезлую енотовую лапку подорвалась ударно потрудиться, но вчера Артем сделал мне щедрый подарок, простив весь оставшийся долг в валюте, и сегодня я себя чувствовала состоятельной енотозаводчицей и без подачек от хоббитов-эксплуататоров.
Короче, к телефону я не пошла. Он позвонил раз, другой и третий, но я лежала себе в постели и даже не дергалась. Тренеровала великолепный пофигизм, который до сих пор проходил у меня по разряду непозволительной роскоши.
Потом хлопнула дверь, и появился Ивась. На голове у него были бигуди, размещенные в сложном порядке, в руках мой ноутбук.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил приятель.
— А засланец где? — Я сообразила, что не вижу и не слышу шпиона-квартиранта.
— Съехал, — пожал плечами Ивась. — Еще вчера вечером ушел с вещичками. Сказал, что досрочно решил свои вопросы, и уезжает восвояси, где бы там они не были.
— Кто? — не поняла я.
— Его восвояси.
— Его восвояси — застенки тайной канцелярии! — сердито выдохнула я и аккуратно, чтобы не потревожить гудящую чугунную голову, скатилась с кровати.
— Какая еще канцелярия? — Заботливый Ивасик подпихнул к моим ногам тапочки.
