Я последовала ее примеру, а ребятам пришлось париться до конца.
Вскоре показались знакомые окрестности Академки, Женечка свернул в зеленый тенистый дворик, и мы выбрались из машины. Прижимая к сердцу пакет, я последовала за Женечкой. Жил он на втором этаже в просторной трехкомнатной квартире. Обстановка была самой обыкновенной, ничего гламурного и экстравагантного, с чем по нашему мнению должно было быть непременно связано жилище парня в женском парике.
Пока Слава с Женечкой смывали грим, мы считали деньги, расположившись на паласе в зале.
– Пятьдесят две тысячи долларов! – от Тайкиного вопля даже люстра зазвенела.
– Тихо! Всей Академке хочешь сообщить?
– Сколько-сколько? – в дверном проеме появился Слава, он сушил полотенцем волосы.
– Пятьдесят две штуки, – прошептала Тая, глаза ее горели, как нефтяные факелы. – Сена, я покупаю квартиру в твоем доме, мы будем соседями, ты рада? Нет, лучше мы купим квартиру в моем доме и ты распрощаешься со своим Выхино, ты счастлива, любимый друг? И как раз еще пять тысяч на ремонт и новую мебель!
– Какие еще пять тысяч? – очнулась я.
– Да так… у меня есть лишние пять тысяч, я тебе их дарю.
Я пристально уставилась на обезумевшую от щедрости Таисию Михайловну, пытаясь осознать смысл сказанной ею фразы.
Пришел Женечка, без грима, в шортах и майке он был самым обыкновенным парнем… вот что косметика способна делать, чудеса, да и только.
– А что в термосе? – поинтересовался он, присаживаясь на пол рядом. – Ладно деньги, ладно кассета, но хранить в банке термос? Можно я открою?
– Открывай, – живо закивала Тая.
Видимо сама она не решалась это сделать, а вдруг там что-нибудь ужасное? С большими глазами…
Тая принялась сортировать доллары по пачкам, а Женечка открутил крышку и заглянул в термос. Из него пошел то ли дым, до ли пар.
– Химическое оружие? – пошутил Слава, заглядывая внутрь. – О, да там лед.
– Что там? – Тая побросала деньги и подползла к Женечке. – Эмбрион инопланетянина?
– Шприцы.
Женечка вытряхнул на ладонь два одноразовых шприца с прозрачными колпачками на иглах, внутри виднелось нечто желтовато-прозрачное.
– Что это? – скривилась Тая. – Что за гадость?
– Славка, – Жене осторожно отправил шприцы обратно в термос и завинтил крышку, – позвони Левке, он у же у нас, кажется, медицинский заканчивал, пусть подскочит на минутку, он не далеко тут живет.
– Угу.
Пока Слава звонил Левке и договаривался с ним, мы быстренько убрали деньги с паласа, кое-как собрав их в пачки и перетянув резинками. Сейчас нам было не до них.
– Давайте пока кассету посмотрим? – предложил Слава.
– Дельная мысль.
Мы расселись полукругом перед большим и знатным телевизором. Женечка вставил кассету в видак, перемотал на начало и пустил запись. Мы затаили дыхание, готовясь увидеть все что угодно, от диснеевского мультика до ритуального убийства с расчленением.
Сначала по экрану пошли полосы, затем появилась кривая картинка – видимо камера лежала на боку, затем ее выровняли и мы увидали гостиничный номер с мягкой мебелью и заставленным бутылками журнальным столиком. У стола в кресле сидел какой-то мужчина в расстегнутой на груди рубашке. Голова его была запрокинута, глаза закрыты, он либо спал, либо умер… Затем в кадре возникли чьи-то подрагивающие руки, после появился и их обладатель. Это был Нечаев, его мы сразу узнали. Выглядел он так себе – на лбу испарина, лицо бледное, глаза тусклые, вид у него был как у загнанного животного. Подойдя к камере, он что-то сделал и картинка отъехала, объектив охватил больше пространства, в кадр попало и второе кресло по другу сторону стола. В это кресло сел Нечаев. Пару секунд он не двигался, затем извлек откуда-то из-под стола сумку, поставил ее на колени и расстегнул молнию. Из сумки он достал шприц, точь-в-точь такой же, как и в термосе. С добрую минуту он сидел и смотрел в камеру ничего не видящими глазами. Затем взял со стола недопитую бутылку коньяка, глотнул прямо из горла, встал и подошел к неподвижно сидящему мужчине. Встав так, чтобы не заслонять обзор камере, он закатал рукав рубашки и перетянул мужчине жгутом руку повыше локтя. А после ввел ему в вену содержимое шприца. Через пару минут запись прекратилась. Не успели мы раскрыть рты, желая поделиться впечатлениями, как пошли новые кадры. В фокусе была квартира Нечаева, уже знакомый нам интерьер. Картинка немного подергалась, видимо, камеру устанавливали, затем в поле видимости появился сам хозяин квартиры. Он сел напротив камеры. На этот раз он выглядел еще хуже и, кажется, был сильно пьян, однако его глаза смотрели трезво, и в них было что-то страшное.
– Уважаемые дамы и господа в погонах, – глухо произнес он, сидя на стуле в неудобной напряженной позе, – если вы смотрите эту запись, то, скорее всего меня уж нет на свете. Зачем я сейчас буду все это рассказывать? Мне-то уже все равно, а вот они пускай помучаются, пускай пострадают все эти сволочи, благодаря которым я докатился до всего этого. Я хочу чистосердечно сознаться в том, что специально заразил СПИДом троих человек: Немцову Татьяну Сергеевну, Татарского Семена Борисовича и Рыкова Павла Анатольевича. Все они занимают крупные руководящие должности и все были клиентами туристической фирмы «Орешник». Я тоже работаю там, и эти люди пользовались мною для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Я практически ничего не знаю о них, кое-что и только с их слов. Татьяна Сергеевна работает в издательском бизнесе, с мужем у нее там что-то не ладится, вот и пользуется такими, как я, не брезгует. Женщина она довольно жесткая, с садистскими, можно сказать наклонностями, нравилось ей причинять человеку физическую боль хотя бы в постели. Но она всегда очень хорошо платила, можно было и потерпеть. Семен Татарский всегда хотел сохранить в тайне свои гомосексуальные наклонности от семьи и партнеров по бизнесу, опасаясь, что многие откажутся иметь с ним дело. Вот и ездил отдыхать через нашу турфирму, я сопровождал его три раза, пару раз еще встречались в гостиницах. Павел Рыков убежденный гомосексуалист, художник-любитель, занимается антиквариатом, долгие годы живет с постоянным партнером, но иногда заворачивает к нам, чтобы развеяться и освежить свои «притупляющиеся», как он выражался чувства. Но он больше предпочитал разговаривать, причем на философские, абсолютно ненужные мне темы. Поддерживать разговор было не обязательно, достаточно просто кивать головой, делая вид, что слушаешь. Играть он еще любил, изображал из себя какого-то грека, в этой игре я должен был принимать самое активное участие. Даже и не знаю, зачем я все это рассказываю, ведь я действительно не имею ничего против этих людей. Я работал, они платили, но все-таки…. Да, я их ненавидел, ненавидел всех своих клиентов без исключения, потому что каждый из них волей-неволей растаптывал, уничтожал остатки моей личности и чувства собственного достоинства. И чем дальше, тем очевиднее становилось, что вернуться назад, стать прежним я больше ни за что не смогу. Да и видел я во что превращались парни вроде меня, у которых не получилось пробиться в вип-экскорт или же стать профессиональным жиголо. Стас Валеев подсел на героин, теперь ради дозы готов переспать с кем угодно, хоть с чертом. Вадик Голованов пытался вены себе вскрыть, Генка Степцов спивается, скоро его из фирмы выкинут и пойдет торговать собой на улицу, а это совсем уж последнее дело. А как все хорошо начиналось… – Нечаев отер рукавом испарину со лба и продолжил. – Я и еще семь человек, три девушки, четыре парня, попали в «Орешник» три года назад, я хотел устроиться на приличную должность бухгалтера, думал буду нормально работать, хорошо получать, смогу снимать приличную квартиру, я-то сам из Волгограда, подался в Столицу в поисках лучшей доли, и вот… стал проституткой. Внешность моя оказалась очень уж товарной, для обслуживания клиентов обоего пола годной. Не скрою, сначала от такого предложения я был в ужасе, собирался немедленно уйти из «Орешника», но мне назвали среднюю цифру моих будущих гонораров и я остался. Большие деньги и желание посмотреть мир все решили за меня. Всего нас было пятнадцать человек, мы сопровождали в круизах обеспеченных дам и господ, желавших иметь при себе постоянного, гарантированного сексуального партнера на время отдыха. Но, помимо оказания сексуальных услуг от нас требовалось еще и производить тайные записи на камеру постельных сцен. Зыкова Лидия Андреевна – хозяйка «Орешника» говорило, что это на всякий случай, что эти записи гарантия нашего спокойного и стабильного бизнеса. Позже я узнал, что на каждого клиента, который хоть раз воспользовался услугами по предоставлению спутника или спутницы собиралось подробное досье, информация о его семье и финансовом положении. Затем некоторых людей шантажировали этими записями и вымогали деньги. Насколько мне известно, одна женщина даже покончила с собой, к сожалению, я не знаю ее имени. СПИДом я заразился в Египте от случайной чернокожей любовницы. Захотел немного отвлечься, в кои-то веки почувствовать себя покупателем чужого тела, хозяином положения, вот и купил на пару часов случайную, приглянувшуюся девчонку. Даже мысли в голове не возникало, что она могла быть больна, выглядела она отлично, как очень дорогая проститутка, хотя цену назвала сравнительно небольшую. Когда узнал о болезни, думал перерезать себе вены, но не смог, струсил. Что делать и как жить дальше я не имел никакого представления, долго пытался осознать мысль, что неизлечимо болен. Мне даже поговорить было не с кем об этом, обычно после таких новостей отворачиваются даже близкие друзья, но у меня не было близких друзей, у меня имелись только коллеги по работе. Я был в отчаянии, поэтому не нашел ничего более умного, как рассказать о своем несчастье Лидии Андреевне. Можно сказать, что на тот момент у меня не было человека ближе нее. Она очень хорошо умеет становиться близким человеком, входить в контакт, влезать в душу. – Он снова отер лоб и продолжил, глядя в камеру немигающим взглядом. – Я был готов к тому, что она немедленно погонит меня из своего кабинета, однако она отнеслась ко мне с большим участием, прямо таки с материнским состраданием, сказала, что «Орешник» меня не бросит, что она лично позаботиться о моем будущем. Ее забота о моем будущем состояла в том, что с должности проститутки меня перевели на должность наемного убийцы. С теми кто отказывался платить и грозил обратиться в милицию, она была очень жесткой, этим троим, чьи имена и фамилии я назвал, она пригрозила физической расправой, но эти люди готовы были идти в милицию, не смотря на то, что их репутация могла погибнуть, семьи распасться, а бизнес серьезно пострадать. На них угрозы не действовали и тогда Зыкова приводила приговор в исполнение моими руками. Я договаривался о встрече, представляясь личным, но тайным врагом Лидии Андреевны, и обещал отдать кассету с записями круиза просто так. Как правило, уславливались о встрече в гостинице. Там я предлагал выпить за то, чтобы жизнь поскорее наладилась и, улучив момент, подмешивал в питье большую дозу клофелина. Когда человек отключался, я колол ему в вену свою зараженную кровь и снимал это на видео. Этого тоже требовала Зыкова, она желала видеть, что я действительно сделал это, а так же записи предназначались и для самих приговоренных, в случае дальнейшего сопротивления, она грозилась обнародовать ее, рассказав везде и всюду о болезни приговоренного, обнародовав эту информацию и на работе несчастного и у него дома. Угроза действовала, никто не хотел становиться изгоем, никто не хотел лишаться работы и семьи, люди молчали. Немцова Татьяна Сергеевна, узнав о том, что я с ней сделал, поклялась прибить меня собственноручно, может она это и сделает, я не знаю, – он посмотрел куда-то поверх камеры, – не знаю… мне все равно. Зыкова тоже угрожала мне смертью, если я вдруг вздумаю кому-нибудь рассказать о том, что творится в «Орешнике», нашли кого пугать смертью. Я и так умру. Но напоследок я им всем хочу передать привет, – Нечаев жутковато улыбнулся. – Привет с того света Димычу Актырскому – суке и сутенеру, поставляющему девочек и мальчиков в «Орешник», Дыхову Роману, исполняющему роль палача и наблюдателя – в случае неповиновения кого-нибудь из персонала, он при помощи куска шланга добивался послушания, а так же Супонину Ленчику – шестерке и водителю фирмы. Желаю вам всем попасть на нары и вдоволь потешиться с зеками. Вот теперь все, – он с облегчением вздохнул. – Теперь я чувствую себя гораздо лучше, легче. Возможно, я не выдержу и расскажу Зыковой об этой кассете, пускай ощутит, каково, когда над твоей головой все время свистит топор. Я спрячу эту кассету подальше, как можно дальше, надеюсь, она попадет в руки правоохранительных органов и все эти свиньи получат по заслугам. Деньги, полученные мною за три преступления, я не тратил, не смог, я оставлю их в банке. Пусть они пойдут в фонд борьбы со СПИДом. Пожалуй, все.
