– Ага.
– У Жанны был отек Квинке.
– Угу.
– Ксюша утонула.
– Точно.
– Никаких претензий ко мне у милиции не было!
– Конечно.
– Перестань хамить!
– Я просто с тобой соглашаюсь.
– Скотина.
– Неси сто двадцать тысяч.
– Только что речь шла о сотне!
– Двадцать я добавила за оскорбления.
– Сука!
– Сто сорок, – засмеялась женщина. – Можешь и дальше говорить гадости, я больше заработаю.
– Падла.
– Сто шестьдесят, – откровенно издевалась тетка. – Хочешь получить скидку, как постоянный клиент?
Воцарилась тишина, потом Павел угрожающим тоном произнес:
– Ну хватит. Мы погорячились.
– Я нет.
– Прости, я был не прав.
– Из слов шубу не сошьешь.
– Хорошо, хорошо, здесь стоять бессмысленно, сейф в кабинете.
Из холла послышался шум.
– Кошка! – воскликнула дама. – Черт, у меня от них насморк.
– У нас нет животных, – сказал Павел.
– Но она только что пробежала! Мелькнула в коридоре!
– Тебе показалось.
– Нет!
– Господи, хватит идиотничать!
– Была кошка, – не успокаивалась дама.
– Тише, – шикнул Павел, – еще разбудишь Сидю.
– Он же снотворное пьет.
– Не всегда. И потом, тут есть домработница!
– Ну и чего? Я пришла выразить соболезнование.
– Ночью?
– Всего-то одиннадцать.
– Все равно не шуми.
– Ой, опять кошка!
– Где?
– Вон!
– Где?
– Да вон же, скачет!
– Это тень.
– Кошка!
– Хорошо, – сдался Павел, – будь по-твоему, в доме тайком от всех живет киса. Я согласен, только замолчи. И рули наконец в кабинет.
Сообразив, что парочка сейчас пойдет в параллельный коридор, я осторожно выглянула из укрытия. Павел и незнакомка как раз огибали шкаф. Лица гостьи я не разглядела, увидела лишь ее фигуру и волосы, цвет которых из-за полумрака было не разобрать.
Если дама явилась сюда за деньгами, то она, определенно, потом уйдет. Я притаилась в коридоре, ожидая, когда посетительница двинется назад. Павел предусмотрительно не зажигал свет, но над входной дверью есть фрамуга из стекла, через нее в квартиру падают лучи от лампочки, горевшей на лестничной клетке. У меня будет возможность рассмотреть таинственную незнакомку.
Внезапно ногам стало тепло, я посмотрела вниз. На моих ступнях восседала кошка.
– Ну ты и нахалка! – зашипела я. – Один раз уже пописала на меня, теперь хочешь повторить свой подвиг? А ну, брысь!
Серая тень юркнула в приоткрытый шкаф. Боясь, что кошка испортит хранящиеся там вещи, я решила прогнать животное, распахнула дверцы и замерла в изумлении. Гардероб оказался пуст. Вот уж странность для квартиры, где любой свободный сантиметр пространства забит всякой лабудой.
Я машинально подвинула палку, на которой висела пара вешалок, послышался тихий скрип, часть задней стенки отошла в сторону, перед моими глазами возникла прихожая, такая же мрачная, как передняя Исидора. Вот только здесь под потолком горела относительно яркая лампочка и намного сильнее пахло кошачьей мочой. В полной растерянности я вошла на чужую территорию, закрыла шкаф и огляделась. Куда я попала? И тут в носу защекотало, я не удержалась и оглушительно чихнула. В полной тишине мое «апчхи» прозвучало как гром.
– Кто там? – послышался мужской голос.
Вне себя от страха я распахнула створки гардероба, влезла внутрь и попыталась сдвинуть стенку.
– Сидя, ты? – спросил чуть хрипловатый баритон.
Я тут же поняла, в чью квартиру ведет очередной лаз. Странно, что сразу не догадалась, это же так естественно – с той стороны шкафа обитель Моти.
– Ах ты, маленькая безобразница, – загудел Матвей.
Я замерла. Неужели физик каким-то непостижимым образом увидел меня сквозь филенку?
– Чего молчишь? – спросил Мотя, не открывая гардероб.
Я набрала полную грудь воздуха и вдруг услышала протяжное:
– Мяу-у-у!
– Умница, хорошая девочка, Клеопатра.
– Мяууу!
– И чем ты здесь шумела?
– Мяууу!
– Пошли, угощу тебя колбасой.
– Мяууу!
Я перестала трястись. Матвей ведет диалог с кошкой, ему и в голову не могло прийти, что в стенном шкафу затаился посторонний человек. Хотя чего я так испугалась? Старик меня знает и не примет за воровку.
– Кис-кис, иди сюда, – мирно дудел Мотя. – Свежий докторский батончик, только вчера купил в нашем магазине. Знаешь, Клеопатра, в больших супермаркетах сплошное надувательство! Надо ходить в маленькие лавки. Ну, чего ты остановилась?
Голос стал удаляться. Я нырнула на половину Исидора, сдвинула заднюю панель и сразу поняла, каким образом кошка Клеопатра беспрепятственно шастает туда-сюда – стенка не закрывалась до конца, оставалась небольшая щель, но маленькому животному больше и не нужно.
Разгадав одну загадку, я получила вторую: почему Исидор ни звуком не обмолвился еще об одном секретном ходе? Или он о нем не знает?
Из прихожей Сиди послышался шорох.
– Не шуми, – сказал Павел.
Я осторожно потянула на себя створку шкафа, раздался противный скрип.
– Не шуми! – повторил Павел.
– Я ничего не делаю, – ответила женщина.
– Кто пищит?
– Не я!
– А кто?
Я замерла.
– В этом доме постоянно что-то разваливается, – заворчал Павел. – Все, уходи!
– Вон гонишь? – хмыкнула тетка.
Я прикусила губу. Очень хочется увидеть незнакомку, но петли у дверок шкафа никогда, похоже, не смазывали. Удивительно, что они не скрипели в тот момент, когда я влезла в гардероб! Может, все же попытаться приоткрыть хоть крохотную щелочку? Я очень осторожно пошевелила створку – незамедлительно раздался ужасающий скрип.
– Если Исидор не согласится сделать ремонт, – отреагировала баба, – вам на голову какая-нибудь антресоль упадет.
– Уходи, – коротко велел Павел.
– Не дергайся, я уже на лестнице.
– Пока еще нет.
– Хамло!
– Тебе ли, вымогательнице и лгунье, говорить о воспитании!
– Можешь не давать денег.
– И ты оставишь меня в покое?
– Разве я тебя мешаю? – делано изумилась гостья. – Обидно слышать, мы ведь считаемся друзьями.
– И поэтому ты занялась шантажом?
– Вот как ты понимаешь происходящее!
– А как мне еще понимать? – спросил Павел.
– Ты же знаешь, первые сто тысяч были нужны на оплату лечения Пелагеи. Кстати, она постоянно о тебе вспоминает. Здорово будет, если Суворова решит найти сына! А сумма, которую я сегодня получила, – обычный платеж, как мы и договорились.
Павел неожиданно засмеялся.
– Ты патологическая врунья! Решила, что мало от меня имеешь, вот и придумала дорогостоящую больницу.
– Я не вру, старуха находится под медицинским наблюдением!
– Это правда, но у нее тяжелый инсульт, речь отсутствует. Ты, моя дорогая, ошибаешься: Пелагея не способна ни о ком спрашивать. Кстати, деньги ты себе отгрызла в последний раз. Не жди бешеных бабок, их не будет.
– С ума сошел!
– Хватит, я больше не собираюсь платить.
– Ладно, но уж тогда не удивляйся, если в «Желтухе» появится рассказ о Суворовой и ее сынке Быкине, который ловко превратился в Брыкина. Все потеряешь: и бизнес, и честное имя. Люди от тебя шарахаться будут!
– Отбоялся! Иди уже! И больше не являйся. Никогда.
– Значит, храбрый теперь?
– Да!
– Ладно. А что скажешь о Нинке? Она жива и способна соображать.
– Это кто еще такая?
– Забыл? Ну и ну! Нинка Косая из деревни Гоптево. Как тебе? Можно ведь и глубже копнуть. Вспомнить про Жанну и Алену Звереву. Говоришь, у девчонок аллергия случилась? Интересно.
– Уходи, – прошептал Павел, – пожалуйста!
– Навсегда?
– Нет, я пошутил. Следующий платеж будет как обычно.
– Вот и хорошо, – сказала шантажистка. – Не стоит нам ссориться. И с Верой ты нормально разобрался!
– Я ее не трогал, – чуть слышно ответил Брыкин, – я ее любил.
– Как Ксюшу, – уточнила незнакомка. – И как Жанну с Аленой!
Раздался шорох, потом тихий стук. Я сидела в шкафу, окаменев, как испуганная ящерица.
– Господи, за что? – вдруг отчетливо совсем рядом произнес Павел. – За что? За что? За что?
Наконец наступила тишина. Спустя минут пять я рискнула пошевелиться, потом осторожно высунулась в холл: никого! Вот вам мое везение – ну почему в самый неподходящий момент петли начали скрипеть, а сейчас не издали ни звука?
В десять утра я позвонила Нине Косарь, рассказала ей о последних событиях и попросила:
– Павел Брыкин был трижды женат. Будь добра, найди данные на всех его жен и выясни, отчего они скончались.
– Сейчас займусь, – откликнулась Нина. – А ты что будешь делать?
Я хотела ответить, но услышала в коридоре чьи-то осторожные шаги и живо сказала:
– Перезвоню через пару минут, – и пошла смотреть, кто там шастает.
Перво-наперво я заглянула в кухню и обозрела пустое пространство, потом, набравшись нахальства, засунула нос сначала в спальню к Исидору, а затем в комнату Павла. И математик, и бизнесмен мирно спали.
Я пошла к себе, закрыла дверь, взялась за телефон, и тут в глубине квартиры раздался глухой звук – словно кто-то уронил мешок с мукой. Я понеслась по коридору к библиотеке и, вбежав туда, заорала:
