Но увы, на моем пути такой оракул не попался.
Итак. Ночью одной тащиться за город как-то не тянет. Никак не тянет. Значит, иду в город. Там, конечно, тоже не очень комфортно, но в любом случае это – очаг цивилизации. Ну хорошо, очажок, но цивилизации же! И, кроме «Макдоналдса», там должны быть почта, телеграф, телефон и прочие достижения человеческой мысли, которые в первую очередь захватывают революционные матросы.
Я, конечно, не революционный матрос и ничего захватывать не собираюсь, но очень надеюсь добраться до какого-нибудь круглосуточно работающего объекта. Чтобы спокойно подождать там Сергея Львовича. Не думаю, что Бахрам с воинами ислама со товарищи рискнет начать отлов беглянки совсем уж внаглую. Да и вряд ли братья-славяне сдадут меня арабам.
Стоп, а с чего ты взяла, что здесь живут именно нужные тебе братья? Может, это область компактного проживания братьев-мусульман?
Ладно, зачем гадать? Главное – выйти «в люди», а там как-нибудь разберемся. Генерал Левандовский сейчас делает все возможное и невозможное, чтобы мне помочь. Интересно, он свяжется с Лешкой?
Вряд ли. Сергей Львович, думаю, давно разобрался в ситуации и понимает, что господина Майорова моя судьба волнует теперь меньше всего.
Я потопталась на месте, не забывая энергично дергать руками, затем пошлепала в центр города.
Захотелось даже немного повосторгаться свободой, но этому слегка мешал холод. Оставалось только тихо радоваться тому, что нет дождя, а значит, воспаление легких откладывается. Впрочем, почему тихо? Я отошла уже довольно далеко от берлоги Бахрама, теперь можно шуметь.
Тем более что дорога абсолютно пустая, и никого не будет шокировать марширующая беременная тетка с лохмушками на спине, размахивающая руками и горланящая «Взвейтесь кострами!». Неожиданный выбор репертуара, сама удивляюсь.
Хорошо хоть, я орала негромко. Поэтому смогла услышать приближающийся шум мотора.
Первым моим желанием было заметаться вдоль дороги, истерически кудахтая и хлопая крыльями. С трудом сдержалась, на волю вырвался лишь один сдавленный «кудах».
Если это погоня, то они меня уже видели, прятаться бессмысленно. А если просто запоздалый водила, то тем более не стоит бросаться ему под колеса. Будем вести себя достойно, даже руками штормить перестану.
Урчание двигателя приблизилось, меня обогнал небольшой веселенький фургончик, разрисованный клоунскими физиономиями и аппетитными конусами мороженого. Фу-у-уф, отпустило. Вряд ли в автопарке Бахрама будут держать такое средство передвижения, слишком уж это несолидно. Никак не вяжется с имиджем суровых воинов.
Фургончик отъехал метров сто от меня, затем остановился и сдал назад. Вскоре он поравнялся со мной, и из кабины выглянул улыбчивый пухлячок. Более подходящего водителя для автотележки с мороженым трудно даже представить.
Круглая лысинка в обрамлении венчика рыжих волос, нос картошкой, лучики морщинок вокруг глаз, выдающие смешливый характер толстяка.
Водитель что-то спросил, но что именно, я, разумеется, не поняла. Хотя в речи проскальзывали славянские слова.
– Извините, я вас не понимаю, – расплылась я в улыбке, не улыбнуться в ответ такому славному дяде было невозможно.
– Руси? – аж подпрыгнул от радости толстячок. – Руси-руси-руси, нельзя одна, ехать-ехать-ехать. Куда?
– Туда, – махнула я рукой в сторону центра. – Вокзал.
– Давай-давай-давай, – засуетился водитель, ласково подталкивая меня к машине.
Энергия буквально переполняла его, поэтому слова вылетали из толстяка пулеметными очередями. Это было так забавно, что я не удержалась и звонко расхохоталась.
Ангел-хранитель, ты – прелесть. Мало того, что помог мне удрать от террористов, так еще и послал такого славного провожатого. Не придется мне теперь плутать по городу в поисках подходящего пристанища, не придется больше мерзнуть. Доберусь до места с комфортом и в хорошей компании.
Толстячок суетился вокруг, обстреливая меня словесными очередями. Он забежал вперед и предусмотрительно распахнул дверцу, затем поддержал меня под локоть, помогая забраться в кабину.
Потом шустро обежал машину спереди, уселся на свое место и знаками попросил пристегнуться. Я усмехнулась и покачала головой – ох уж эти мне дисциплинированные европейцы! Глухая ночь, вокруг никого – ни машин, ни полицейских, но ремень безопасности будьте любезны зафиксировать.
Да пожалуйста! Правда, немного живот мешает, но ничего. Вытяну ремень побольше. Та-а-ак, теперь – щелк, и готово.
Ой, что это? Что так колется в этом ремне? Острая боль где-то в районе солнечного сплетения пронзила меня. Мгновенное оцепенение всех мышц и – темнота.
Светало с трудом. Никакого торжественного апофеоза утренней зари, никакого буйства красок, сплошной тошнотворный туман, сквозь который едва просматривается какой-то силуэт. Солнце, что ли? Да вроде непохоже.
Я попробовала пошевелиться, но туман стал еще тошнотнее. Мутило и штормило меня не по-детски. Господи, что случилось? Неужели мы умудрились попасть в аварию на совершенно пустой дороге? Или водила так увлекся неожиданной попутчицей, что не смог разминуться со столбом?
Как бы то ни было, но результат происшедшего оказался преотвратным. Я испуганно ощупала живот. Лапа, ты как там? Не повезло тебе с мамашкой, сплошные стрессы да лекарства. А тебе все это ни к чему.
Малышка недовольно заворочалась, соглашаясь. Ладно, зая, главное – ты в порядке, а мамке ты сумеешь воздать должное. Оглушительным ночным ором, к примеру.
Зрение немного сфокусировалось. Силуэт обрел четкие очертания и оказался тем самым улыбчивым толстячком – водителем фургона. Он по-прежнему улыбался доброй и нежной улыбкой. Вот только глаза…
При ближайшем рассмотрении обнаружились сияющие глаза законченного психа.
– Руси-руси-руси, – толстячок нежно погладил меня по щеке. – Красивый руси, мягкий руси. И носит вкусный сочный мясо для Мирчо. А бедны-бедны-бедны Мирчо уже начал болеть. Нет сочный свежий мясо. Много полиция, мало дети! Все-все-все боятся пускать дети гулять! Я ездить долго, продать все морозиво, а мясо нет! Дети только с жесткий невкусный папа-мама. Я думать, что теперь умирать, и вдруг! Бог посылать мне странный руси, который носить самый нежный мясо! Руси оборван, руси никто не будет искать! Я хотеть есть сразу, но мяса еще так мало! Надо подрастить мясо, пока. Мирчо может еще терпеть. Я учить руси язык в школа, я могу говорить. И объяснить. Ты пока жить здесь. И много есть. Растить мне мясо…
Больше выносить этот чудовищный стрекот я не могла и рванулась изо всех сил, стремясь вцепиться в жирную безумную харю. Но воле хозяйки подчинилась лишь правая рука, левая же обреченно громыхнула цепью. Милый симпатяга приковал меня к торчащему в стене кольцу.
Но правая не сплоховала, успела оставить на щеке толстяка три кровавые полосы. Тот пронзительно взвизгнул и вскочил, держась за лицо. До этого очаровашка сидел передо мной на корточках.
– Злой руси! Наверное, я не буду тебя кормить! Наверное, я буду все-таки есть сам. Хотя… – он забегал возле меня кругами, – мало, совсем мало. Один кости, нет почти мясо. Я знать, сейчас мясо будет расти очень-очень быстро. Ладно, ждать. Сиди.
И славный толстунчик выкатился вон.
Вот теперь меня проняло. И заколотило. Все, что случилось со мной раньше, показалось мне забавным приключением. Ведь раньше при любом раскладе рассматривать моего ребенка в качестве славного ужина никто не собирался!
Ну почему? Почему в цивилизованной Европе, в не самом диком месте на карте мира, в тихом, спокойном городке я отлавливаю на дороге чудовище? Вернее, оно меня отлавливает.
Почему маньяк не проехал раньше? Или позже? Или не сдох по дороге?!!
Я, конечно, женщина упертая. Всегда бью лапками свое молоко до потери пульса. Но на этот раз меня швырнули не в молоко. Из этого дерьма масла не получится. Никогда.
Стоп, что ты разнюнилась? У тебя ведь в капюшоне есть маячок! Скоро сюда пожалует кавалерия Левандовского!
Я лихорадочно ощупала спину. Затем растерянно осмотрела себя. Спортивного костюма на мне не было! А был какой-то бесформенный балахон, сшитый, похоже, из мешков.
Вот теперь – точно все. Я обессиленно сползла по стене на пол.
Сколько я так просидела – не знаю. Причем существование мое было вполне растительное, не осталось никаких чувств, мыслей, эмоций. Вяло шевелились лишь основные инстинкты, отвечающие за поддержание жизнедеятельности организма. Преобладал в основном дыхательный. Потом оживилось зрение, оно крякнуло и подключило зрительные нервы к источнику питания.
Поначалу картинка двоилась и дергалась, затем все наладилось. И я наконец обратила внимание на помещение, в котором находилась.
Не могу сказать, что то, что я увидела, было позитивным и жизнеутверждающим. Как раз обратное.
Потому что жизни в темном подвале, единственным источником света в котором было крохотное окошко, оказалось не больше, чем этого света.
