— Член думской комиссии по борьбе с организованной преступностью Черкасский. — Бандит предъявил в развернутом виде свое удостоверение. — А это — наши сотрудники. Они вели слежку за особо опасным рецидивистом, снимающим угол в одном с вами здании. Вы пытались им помешать. Они действовали согласно инструкции.
— Чихал я на рецидивистов, — угрюмо ответил пленный. — Пусть мне стоянку освободят.
— Уже. — Лыжник затянулся и пустил кольцо, которое медленно поплыло вверх.
— Вот так-то. — Владелец «Оки» с торжествующим видом развернулся к Хариусу. — Чья взяла?
— Твоя взяла, — согласился Хариус. — Моя утерлась.
— Заявление будем писать? — поинтересовался Лыжник у настырного мужчины.
— Чихал я на твое заявление. — Владелец «Оки» с гордо поднятой головой вышел из кабинета.
— Пропустите доходягу, — распорядился Лыжник, нажав кнопку селектора.
— Что дальше? — Хариус рухнул на диван под картиной мариниста Айвазовского.
— Пока только ждем. — Лыжник, допив виски, раздавил сигару в пепельнице.
— Чего ждем? — уточнил Шустрый.
— Вечера. — Лыжник потянулся. — Малюта желает взять квартиру приступом.
— Я бы не рискнул, — заметил Шустрый, ощупывая ребра.
— Сейчас одну штуку покажу. — Лыжник снял ноги со стола и выпихнул из-под него туфлей поместительную картонную коробку. — Арбалет Ермака. И колчан со стрелами. Личный подарок Ивана Грозного покорителю Сибири. Вчера Соломон у хранителя Исторического музея выменял на первую модель «Жигулей». В простонародье — «копейку». Типа того, что копейка рубль бережет.
— Замочить бы его, — с тоской произнес Хариус.
— Кого? — насторожился Шустрый.
— Ну не Глеба же.
Лыжник некоторое время изучал своих расстроенных товарищей по оружию и затем решился.
— Жало с кичи маляву через контролера прислал. — Он достал из бумажника аккуратно свернутое в трубочку послание. — Могу не читать. Мне своя футболка ближе к телу.
Шустрый и Хариус переглянулись.
— Валяй, — согласился Хариус. — Мы сейчас все под куполом цирка.
— «Воры на сходе постановили Малюту завалить, — прочитал, развернув писульку, Лыжник. — Малюта становится для всех опасен. Неделя на размышления. Общак нам сгоношат. Не прежний, но деньги реальные. Это если мы сами оформим. Если без нас — шиш с маргарином. Думайте».
Хариус достал из кобуры «Вальтер», как бы давая понять, что он — за.
— Ждем пять дней, — предложил Шустрый. — Через пять дней Глеб Анатольевич с партнеров получает «квартальные». Довесок приличный. А пока дышим по его больному расписанию. Как?
— Заметано. — Лыжник подпалил записку и бросил в пепельницу.
Тем временем Шолохов исступленно доказывал Кузьмичу настоятельную необходимость оградить Брусникина от нависшей опасности.
— Это вообще не наш уровень, — терпеливо возражал следователь. — И потом, что я прокурору скажу? Что актер театра «Квадрат» Брусникин был свидетелем встречи бизнесмена Капканова с двумя неграми, после чего добровольно подписал неизвестного содержания бумаги фамилией Дрозденко? Так он и протокол своего задержания фамилией Дрозденко подписал. А протокол, между прочим, адвокат Лыжника предъявит незамедлительно, и так же незамедлительно потребует отправить актера на психиатрическую экспертизу. Уверяю тебя, Андрей, актер этой экспертизы не пройдет. Ответь мне — вменяемый человек возьмется отмывать горячей водой масляную краску с домашних тапочек?
— Вы и об этом знаете? — искренне удивился опер.
— Где запрос Интерпола об исчезновении гражданина Либерии? Нет запроса даже от семьи убитого. Дрозденко благополучно прошел таможенный досмотр и улетел чартерным рейсом… Сейчас я тебе номер назову…
Следователь вытащил из несгораемого ящика пухлое дело и стал перелистывать его в поисках соответствующей справки.
— Но ведь Брусникин и в обратном направлении пересек границу через двое суток?
— Пересек. — Кузьмич все еще ворошил бесчисленные подшитые бумажки. — И сейчас я тебе скажу когда…
— Не надо. — Подавленный состоявшейся беседой, Андрей двинулся из кабинета. — Нет тела, нет и дела.
— Умница, — вздохнул за его спиной Кузьмич. — Заходи после дежурства. Сыграем в шахматы. Тем более что господин Дрозденко аккурат на следующее утро после возвращения Капкана с Брусникиным опять пересек воздушную границу. Рейсом авиакомпании «Люфтганза».
— Не может быть! — Хотя дверь открывалась наружу, Шолохов зачем-то дернул ручку на себя и резко обернулся к следователю. — Кузьмич! Это же… Хотя… Если с изрезанной физией, то возможно… Контролера допрашивали?
— Ты на дежурство не опаздываешь? — Следователь Кузьмичов снял телефонную трубку и накрутил внутренний номер. — Как ты выражаешься, «физия» у него соответствовала. Иначе бы он паспортный контроль не прошел. Таможенников опрашивать бессмысленно — они таких Дрозденко несколько тысяч на дню пропускают… Алло, Гудков?! Живо ко мне!
Андрей с утра должен был заступить на дежурство по отделению, но он уговорил своего приятеля, майора Бабочкина, бодрствующего вторые сутки, обождать несколько минут. Разумеется, где несколько минут, там и все полчаса.
— Вот что. — Следователь захлопнул увесистый труд. — У меня в Интерполе знакомый служит. Проверю-ка я через него одну версию.
— Одну, — отчужденно повторил за ним опер.
— Проверил бы две, но вторая пока отсутствует.
— Старший сержант Гудков по вашему приказанию прибыл! — громовой голос, грянувший за спиной Андрея, вернул сотрудников районного отделения к насущным проблемам.
— Сколько раз я тебя просил, Гудков, привинтить ручку шурупами? — накинулся Кузьмич на старшего сержанта.
— Так точно, три! — молодцевато доложил подчиненный.
— А сколько раз ты ее привинтил?!
— Шурупов достойных не было, — успокоил Гудков разъяренное начальство. — Я в кабинете Войтенко скручу. Латунные.
— Хоть в кабинете Лужкова! — рявкнул Кузьмич. — Андрей! Верни ему ручку!
Вернув Гудкову оторванную ручку, Шолохов поплелся на дежурство.
«Значит, Дрозденко соскочил все-таки, — мрачно размышлял опер, листая регистрационную книгу с записями последних происшествий. — Кузьмич на него, понятное дело, оформит запрос в международный розыск. Но искать его хлопотно и долго. А вот труп Никиты мы найдем обязательно и скоро. Уличный грабитель уложит его кастетом за две сотни. И я ничего не смогу поделать».
— Дежурство сдал, — на ходу засыпая, промямлил Бабочкин.
— Принял. — Андрей остался наедине со своими мыслями за пластиковой перегородкой.
Впрочем, ненадолго. Телефон зазвонил почти сразу. Почти сразу кому-то захотелось посадить в тюрьму пьяного бомжа, спящего на подоконнике, потом — обезвредить баночку из-под гуталина, брошенную на расчерченных мелом квадратах под окнами, потом — упечь в колонию какого-то Мякишева, посмевшего выгуливать без намордника овчарку, и так далее.
Шолохов посмотрел на часы. Зоя обещала позвонить оперу в участок сразу по окончании репетиции. Минуло девять вечера. Андрей почувствовал нарастающую тревогу, и тревога эта никак его не оставляла. Хотя работы было полно. Очередной наряд загнал в «предбанник» стайку пьяных школьников. Двое патрульных доставили азербайджанца без справки о регистрации. Азербайджанец предложил Шолохову взятку — две картонные коробки бананов.
— Цветы есть? — спросил Андрей.
— Будут, командир! — заволновался уличный торговец. — Сейчас у товарищей возьму!
— Бананы тоже оставь. Коробки хватит.
Отобрав у бакинского гостя паспорт, опер отпустил его под честное слово. Бананы велел поделить молоденьким патрульным. Вскоре и паспорт азербайджанца был обменен Шолоховым на шикарный букет еще не распустившихся белых и розовых тюльпанов.
«Пусть Зойка порадуется. — Андрей, наполнив трехлитровую банку водой в туалете, воткнул в нее „отступные“. — Не всё актеров цветами одаривать. Художники тоже нуждаются в поклонении».
— Опять резина лысая, — доложил, заходя с улицы, механик-водитель Войтенко, сводный брат участкового.
Андрей выглянул в зарешеченное окно. Над Крылатским сгущались тучи.
Точно так же выглянул в окно «Лендровера» и Шустрый. Не заглушая двигателя, он сидел за рулем у знакомого подъезда.
Час назад Байкер информировал Малюту по телефону, что объект наблюдения вернулся в квартиру один.
— По коням! — скомандовал предводитель своим боевикам, заседавшим в штабе.
— В квартире может ждать засада, — предупредил его Хариус.
— Засада может, а мы — нет! — Глеб Анатольевич протер десны остатками употребленного кокаина. — Я с них три шкуры спущу.
Сборы были недолги. Около 23.30 представительная делегация в составе Малюты, Хариуса, Пузыря, Соломона и штатного головореза Родимчика стояла на лестничной площадке у бронированной двери с номером «132» на латунной табличке.
