Желтухин, не подозревая о проблемах супруги, попытался устроить допрос.
— А почему рюмки две? — грозно спросил он.
Липочка тоненько (как могла) захрапела.
“Гиблое дело”, — решил Желтухин и, взвалив на плечо тело жены, отнес его в спальню. Бросил на кровать и, почесывая в затылке, отправился к Глаше.
— Ты с женой моей не пила? — строго спросил он.
— Не-ет, — растерялась Глафира.
Из-за спины ее вынырнул Пончиков и завопил:
— А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все мои печали проходят стороной…
“Та-ак, — подумал Желтухин. — Пончиков уже на ногах не стоит. Неужели с ним пила моя Липочка?”
— Пончиков, ты с кем пил? — поинтересовался он.
Пончиков повел себя нагло.
— А я отчитываться не обязан, — заявил он. — Ты мне не жена. И все мои печали проходят стороной, — еще громче грянул он.
— Че орешь, оглашенный? — рассердился Желтухин.
— Да, я оглашенный, — согласился Пончиков. — А каким еще я должен быть, после жизни с Глашей? Зато ты, Ивашка, облипленный.
— Почему это? — удивился Желтухин.
— Потому, что жена твоя — Липа. — И он заржал: — Я оглашенный своей Глашей, а ты облипленный своей Липой. А он такой холодный… — снова грянул Пончиков, чрезвычайно довольный своим остроумием.
Глафира пожала плечами, мол ничего не знаю, мой-то всегда на рогах. Впрочем, она подозревала с кем пила Липочка. Чуть раньше Глафира расстроилась, не найдя на своем балконе Романа. Однако сдавать подругу она не решилась, еще не совсем разобравшись выгодно ли это ей.
Не получив на вопрос ответа, Желтухин отправился домой. Он был очень расстроен. “Вот оно, начинается, — зудело в голове. — То, чего всю жизнь боялся, пришло. А все работа проклятая. И жены чужие. За своей некогда приглядеть. Душа не на месте. Сердце барахлит. Темперамент мой дает сбои… Э-хе-хе…”
Он раздел хмельную супругу, заботливо прикрыл ее одеялом и, буркнув “завтра разберемся”, потопал в кухню чинить следствие. Там ему разбередила душу пустая бутылка. И вопрос не давал покоя: “Почему рюмки две?” Сильно настораживал беспорядок в кухне и особенно две пустые коробки из-под тортов. Неужели солнышко наплевало на диету? Не может быть!
Бедняга уронил свое тело на стул и долго пребывал в задумчивости, отчаянно охая и вздыхая: “Завтра поговорим, завтра поговорим…”
Вообще-то Желтухин не собирался оставаться до завтра: зашел с женой повидаться да сообщить ей, что уезжает в длительную командировку — Ниночка Загогулина ждет-пождет его, предвкушая сладкую ночь. Но теперь, когда в семье такой беспорядок, ни о какой загогулине не могло быть и речи. Желтухин решительно придвинул к себе телефон, набрал номер и грустно признался:
— Ниночка, я придти не смогу.
— Что случилось? — всполошилась она.
— Кое-какие неурядицы. Завтра приду и все расскажу. Спокойной ночи.
И не дожидаясь новых вопросов, Желтухин положил трубку. На душе кошки скребли. Жизнь пошла под откос. Накануне всю ночь просидел под кроватью Глафиры. Сегодня утром поругался с секретаршей-Галочкой. Теперь клянет его, обманщика, Ниночка, а в спальне лежит мертвецки пьяная жена.
Большое хозяйство — большие проблемы.
“Что ж так погано? — гадал Желтухин, потирая мохнатую грудь и рассеянно блуждая взглядом по кухне. — Нервы на взводе. Теперь не усну. Бессонная ночь гарантирована, а водку мою выжрали, черти. Даже нечем себя полечить”.
Тут он вспомнил: “Где-то в заначке был коньяк. Пойду поищу”.
Коньяк нашелся, но для лечения нервов его не хватало. Во всяком случае, Желтухину так показалось — доза не та. Он снова сосредоточенно обвел глазами кухню и наткнулся на Липочкины пилюли. Вот оно, спасение от докучливых мыслей. “Сразу две замахнуть и до утра отрубиться”, — решил Желтухин.
Так и сделал: проглотил две пилюли, лег рядом с Липочкой и захрапел. Липочка, кстати, тоже не молчала: попискивала в пьяном беспамятстве. Из-под кровати доносился и храп Романа. Все спали и все храпели. Даже Пончиков за стеной.
А вот Глаша спать не могла, ее мучила зависть, терзали горькие думы: “Липке все, а мне алкоголик-Пончиков”. Не выдержав, она позвонила Желтухину. С трудом вывалившись из сна, он едва проворочал деревянным языком:
— Алео…
— Ваня, ты что, тоже пьян? — всполошилась Глафира и подумала: “Втроем уже горькую пьют!”
— Нет, я сплю, — отчитался Желтухин.
— А Липа?
— Мертвецки пьяна.
— Спит?
— Как убитая.
— Да-ааа…
И Глафира задумалась. А Желтухин опять провалился в сон. Но очнулся Роман. Разбуженный телефонным звонком, он ощутил естественное желание и с пьяной храбростью, не таясь, отправился в туалет. Там он приснул в неудобной позе, но вскоре, не приходя в себя, решил устроиться с комфортом. Не слишком осознавая что делает, Роман проследовал в спальню, рухнул в кровать и, уже спящий, обнял Липочку. Бедняжка во сне страдала, ей не хватала мужского тепла, а потому она с явной охотой отозвалась на ласку Романа…
Их возня разбудила Желтухина. Не пугайтесь, не слишком, слегка. Однако он все же заметил, что в постели кроме него еще двое. “Что я делаю?” — с ужасом подумал Желтухин, в темноте принимая жену за Глафиру, а Романа за Пончикова.
И Желтухин лихорадочно полез под кровать. Какое-то время сердце его бешено колотилось, в голове мелькали шальные мысли: “Зачем здесь я? Зачем?” Телом он порывался вон ползти из квартиры Глафиры — домой! домой! — но ноги-руки уже бездействовали, Желтухин практически был во сне.
Но недолго. Естественная надобность его разбудила и погнал из-под кровати прямиком на унитаз. Вернулся Желтухин на автопилоте и лег (по-привычке) в свою постель. И мгновенно захрапел, уткнувшись лицом в теплую спинку жены, которая крепко спала, с пьяной нежностью обнимая Романа. Но Романа Желтухин уже не заметил, а потому безмятежно спал.
Но совсем не спала Глафира. Она ворочалась в постели, изредка с ненавистью лягая хмельного Пончикова. Тот даром времени не терял, а во сне до краев наполнял стакан, свирепым бурчанием огрызаясь на пинки Глафиры:
— Тише ты, тише, не дай бог расплещу!
— У-у, урод, — выла Глафира. — Дрыхнет, скотина, и все равно водку пьет.
Но она была неправа: Пончиков пил вино. Красное. Дорогое.
Он пьет, а Глафира без дела лежит. И это в то время, когда за стенкой спит с мертвецки пьяной женой Желтухин. Мучил Глафиру вопрос: куда они дели Романа?
“Хоть бы Романа, изверги, уступили мне”, — страдая, мечтала Глафира.
Долго ворочалась она. Сон не шел, и пошла сама Глафира. На балкон. Постояла там, пощупала-пощупала перегородку да ножку через нее и перекинула. Потом — другую и оказалась во владениях четы Желтухиных. Вошла в спальню и охнула. На кровати лежали все трое: в центре Липочка, а по бокам Иван да Роман.
“А-ах, ешкин кот!” — прикусила губу Глафира.
Подумала-подумала она да и легла четвертой. Под бочок к Желтухину.
Чумной от таблеток Желтухин решил, что это его благоверная распалилась и, ни секунды не медля, добросовестно отдал свой супружеский долг.
Отлично отдал: разожженная, истошно кричала Глафира. Разумеется, от удовольствия.
Но она разбудила Романа. От крика ее тот очнулся, обнаружил себя в постели и мгновенно испытал страшный шок. Он Глафиру принял за Липочку, пришел в ужас, запаниковал и полез под кровать. Полез, даже не задаваясь вопросом кого он, в таком случае, в руках держал, если Липочка стонет в объятиях мужа. Впрочем, уже под кроватью в его чумную голову пришел этот вопрос, и Роман, погружаясь в беспамятство, тут же на него и ответил: держал свою Загогулину.
Однако, покончив с Желтухиным, Глафира не успокоилась: решила приняться и за Романа. Оставив угасшего любовника храпеть на кровати, она рьяно отправилась под кровать, соблазнять мнимого любовника подруги. Когда ее ненасытное тело пылко навалилось на пьяного Романа, он не ударил в грязь лицом. Очень по-мужски среагировал: сгреб чертовку в охапку и, поскольку заснул с мыслью о жене, то, не просыпаясь, и отдал свой супружеский долг Глафире.
“Вот так-то!” — вдвойне удовлетворенная, восторжествовала она и вернулась к Желтухину за третьей порцией.
На этот раз, обессиленный пилюлями и истощенный Загогулиной Желтухин кое-как исполнил свой супружеский долг. Разочарованная Глафира решила дать любовнику шанс и, дождавшись утра, все повторить снова. Она прилегла к нему под бочок да и задремала. На супружеской кровати снова лежали трое, но на этот раз с двух сторон был зажат Желтухин: с одной — Олимпиадой, с другой — Глафирой.
На исходе ночи Липочка постепенно начала от пьянки очухиваться. Тело ее наконец ощутило рядом лежащее тело, а разум подсказал, что это мерзавец Иван.
Возмущенная Липочка не пожелала мириться со столь близким присутствием подлого изменника. Она демонстративно покинула мужа и полезла под кровать к Роману, где сразу же и забылась сном.
