Техник подумал: а не лучше просто вот сейчас выйти из комендатуры, встать посередине улицы и брать отпечатки пальцев у всех встречных и поперечных? А что? Выстроит их в очередь к себе и начнет… Однако с начальством не спорят, и он отправился в путь со своим следственным чемоданчиком в руке.
Следы на дверях и окнах, по мнению экспертов, исключали взлом, и калитка, и входная дверь дома были отперты нормально, ключами, и Вольницкий, вспомнив обувь убитого, представил, что, возможно, они пришли вместе, убийца и убитый ноги вытерли, на полу комнаты грязи не обнаружено. Из этого вроде бы следовал вывод, что они знакомы, хотя, конечно, этот самый Кшевец мог впустить в дом и незнакомого человека, какого-нибудь клиента. Он мог предварительно договориться с садоводом о встрече и ждать того у дома или идти за ним следом, сначала сказал о своем желании разбить на участке сад…
Нет, не так. Глупо. Чужой человек вошел в дом и с места в карьер огрел хозяина цветочным горшком цилиндрической формы и набросился на него с секатором? На человека, который еще ничего плохого не успел ему сделать? Глупости, нет, наверняка это был кто-то знакомый, покойник впустил его в дом, возможно без особой охоты, но впустил, ведь убийство произошло в доме, а не снаружи.
Или… какой-нибудь отвергнутый жених представился клиентом, убитый до той поры его никогда и в глаза не видел…
И опять Вольницкий пожалел, что не велел обыскать весь дом. Ведь отпечатки пальцев, пусть и нечеткие, могли обнаружиться, например, в спальне или в ванной. В подвале, осмотренном полицией внимательно, никаких следов не обнаружили, убийца ни к чему не прикасался, только цилиндрический горшок и секатор. Стеклянные кружки с полки слетели и разбились. Кшевец, падая, повалился на полку, попытался на нее опереться, один из следов об этом свидетельствовал, но, прошитый насквозь секатором, не смог удержаться, упал, а убийца оставил место преступления и сбежал.
Из дома не исчезло ничего, кроме предмета, который сестра покойного назвала настольной зажигалкой. Он что же, пришел только за этой зажигалкой? И чтобы забрать ее, должен был прикончить хозяина? Золотая она, что ли?
Отказавшись что-либо понять из оставленных на месте преступления следов, комиссар оставил их в покое и набросился на бумаги.
Кася Сажницкая провернула такую огромную работу, что следователь глазам не поверил. К тому же его поразило особое отношение женщины именно к его делу, просто одержимость, заставившая сотрудника Отдела особо тяжких преступлений отложить в сторону все другие поручения коллег и с головой погрузиться в мусорную эпопею покойного садовода.
У Каси было доброе сердце, и, увидев страдальческое выражение лица комиссара, она тут же принялась ему докладывать о проделанной работе:
— Ты что же, даже не посмотрел, что мне даешь? Вот фотографии, целая куча. Парень хорош собой, ничего не скажешь. У меня к таким слабость, ну погляди же внимательней, прямо Мефистофель! Судя по лицу — просто дьявол. Но скажу тебе — не настоящий. Искусственный, старается казаться таким, подстегивая себя, вечно пылая огнем и высекая искры, потому что женщины это любят. Я в этом разбираюсь, у меня муж такой. Только он настоящий, ему не приходится делать над собой усилие, он по натуре такой. А этот силился казаться роковым мужчиной. Вот, увидев его, я и взялась за всю твою макулатуру, всех остальных оставив на потом. И представь себе, я правильно все отгадала, вот какая я умная! Твой дьявол оказался рекордсменом по надувательству, волосы дыбом становятся, чего он только не наворочал! Смотри, какая я, оказывается, физиономистка.
Похвалив от всего сердца Касю, Вольницкий потребовал у нее изложить свои открытия во всех подробностях, что Кася и сделала, стараясь излагать свои достижения как можно проще и нагляднее:
— Вот, гляди. Я тут все разделила на кучки. По половому признаку. Вроде бы ты так хотел. Я правильно поняла?
Хотеть-то комиссар хотел, но сейчас почти с ужасом взирал на девять аккуратных бумажных стопок разного калибра и высоты. Кася чуть ли не с любовью выровняла их на своем столе, которого под бумагами не было и видно. Не очень понятно, ведь в принципе все человечество делится всего на два пола, почему же тут девять отдельных кучек? Даже если учесть и некоторые половые отклонения от нормы, все равно столько не наберется.
Катя не стала томить, тут же приступив к объяснениям:
— Частная переписка — бабы и мужики. Счета — он платил, ему платили, опять отдельно бабы, отдельно мужчины. Служебные бумаги. Домашние счета. Научные, если можно их так назвать, анализы из разряда ботанических. Скандал. Он у меня складывается на основе изучения всей этой макулатуры, и не просто скандал, а грандиозное свинство. Гляди сам, тут все состряпано по принципу тяп-ляп, в беспорядке, отрывочно, не лежала у него душа к порядку, да и не нужно ему было стараться. К счастью, действовал он в довольно скромных масштабах.
Вольницкий тут же вспомнил заплаканную лаборантку и обрадовался, что уже начинает понимать, в чем дело. Кася подтвердила его догадку. Покойный был садоводом весьма нетипичным, он занимался тем, что на языке людей, причастных к разведению растений, называлось уничтожением ненужных и вредных растений, а фактически представляло собой нечто противоположное. Этот проходимец зарабатывал вдвойне. За уничтожение, правда, платили ему скромно, зато люди, приобретавшие у него подлежащие уничтожению растения, отстегивали громадные суммы, принимая их, растения разумеется, за вполне здоровые и жизнеспособные. Вот такая афера. Обман выходил наружу примерно через год, а то и через два-три года, в зависимости от того, что приобреталось. Вольницкий даже порадовался про себя, что такой аферист убит, иначе он просто не знал бы, кому направить дело. Отдел особо тяжких преступлений до сих пор с флорой не имел дела.
— Частной переписки немного, что кот наплакал, — продолжала Кася. — Теперь люди мало пишут писем, в ходу все больше и-мэйлы, факсы, эсэмэски, перезваниваются по телефонам. Но все же кое-что есть на бумаге. Больше всего снимков, и кое-что сохранилось в хорошем состоянии. Вот, гляди, прекрасная фотография девушки, дуреха влюблена в него по уши, а вот погибшая ирга. Я даже удивилась, ведь это очень выносливое растение. Увеличено, какой-то паразит по ней ползает, а на обороте приписка владельца погибшей ирги, что он садоводу этого не простит. К сожалению, без подписи. Я и то удивляюсь, зачем покойник сохранял такое свидетельство его собственной вины, должен был сразу уничтожить. Больше всего мне рассказали счета, а также замечания и приписки. Чаще всего какая-то Вивьен, та всю дорогу плачется, тоже нет фамилии, но телефоны имеются…
Вольницкий старательно записывал для себя ценные открытия Каси, тоже поделив лист бумаги на две половины — женскую и мужскую, причем получилось так, что на мужской половине сконцентрировались прежде всего счета, из чего следовало, что чувства безвременно погибшего пана Мирека не представляли отклонений от нормы и извращений. Среди же половины женской вызывали сомнения и возраст баб, и характер их взаимоотношений с покойным. Вот, скажем, некая Добромира Войтчак вполне могла исстрадаться как по жарким ласкам Мефистофеля, так и по причине гибели пузыреплодника калинолистного, который у нее вдруг загнулся, а должен был расцвести пышным цветом. Поскольку он близок спирее, его часто называют спиреей, и в июне высокий раскидистый кустик бывает сплошь усыпан крупными соцветиями с белыми цветками и красными тычинками… А тут он совсем захирел.
Спирею полицейский пропустил мимо ушей. На фоне Касиного отчета, а девушка, прекрасно разбиравшаяся в растениях, не желала таких подробностей, он записывал только самое существенное, с ужасом подумав, сколько людей ему еще предстоит опросить. Кася же упорно вернула его к спирее, а также к другим декоративным кустарникам, неприхотливым, зимостойким, долговечным и дьявольски красивым, цветущим из года в год: разным дернам, рябинникам, барбарисам, которыми владельцы участков украшали свои владения и которые закупали в больших количествах. Умная Кася опиралась на самые крупные суммы, фигурирующие в счетах, выставленных убитым садоводом своим клиентам, и советовала следователю учесть покупки редких и дорогих растений, а также повторяющиеся фамилии в счетах. Она, Кася, подсчитала, и у нее вышли три бабы и трое мужчин. Именно с них Кася и советовала комиссару начать свой титанический труд.
Нет, никто не предоставит ему нужного количества сотрудников, ведь у них такая мелочь — убийство ничем не выдающегося простого мошенника, он не связан с мафией, он не серийный убийца, он не политик, речь идет не о миллиардах, так кто же направит на расследование такого пустяка большую группу детективов? Придется ему обходиться собственными силами, ничего не попишешь.