Теперь волосы лежали если не гладко, то хотя бы не так топорщились. Однако теперь стал заметен свежий синяк на щеке и под глазом. Капитан Матросова быстро прикинула про себя, что синяк был получен только вчера, стало быть, покойный Ленчик никак не мог его поставить своей пассии.
— Кто ж тебя так? — спросила Александра, наливая кипяток в чашки.
— Меня Люся зовут, — несколько невпопад сообщила хозяйка, положив в коричневую жидкость три ложки сахара, — будем знакомы.
Они выпили кофе, потом Люся хватилась сигарет, оказалось, что все вышли. Пришлось курить вонючие и забористые папиросы Матросовой. Когда Александра уже прикидывала, как бы половчее приструнить несговорчивую свидетельницу, та вдруг бросила окурок на пол и затоптала каблуком.
— А, пошли они все! — заорала она. — Не родился еще тот человек, кто меня безнаказанно бить станет! Хотела про Севу узнать? Так это его ребятки мне морду разукрасили!
— Было за что? — вставила Александра.
— Вот теперь будет! — отозвалась Люся. Значит, вчера вечером прихожу я домой поздно.
Я барменшей работаю, у нас до двенадцати, да еще пока разберешься там со всем, кассу сдашь да бокалы пересчитаешь… Значит, эти трое меня аккурат у самой квартиры караулят. Я и пикнуть не успела — они меня в квартиру втащили и давай по-всякому пугать. Чтобы я не смела никому и слова сказать, что Ленчик был с Севой связан, а главное, чтобы милиции обо всем молчала, как рыба об лед. Я говорю, что ничего не знаю, никого не видела, так один там давай за руки хватать, я, конечно, вырываюсь, все-таки бармен, а не учительница ботаники, орать начала.., вот мне в глаз и засветили. И как теперь на работу идти с такой рожей? Не представляю! У нас на работе с этим строго.., все-таки культурное заведение, а не шалман какой-нибудь. Уехать хотела, так вы разве отпустите…
Да и похороны опять же…
— Вот что, Людмила, — строго сказала капитан Матросова, — давай так договоримся. Ты мне сейчас рассказываешь все, что знаешь про Севу Шрама. Я ничего не записываю, и вообще никто не знает, что я к тебе пришла. А потом езжай ты куда-нибудь подальше. Лично я возражать не стану.
— Честно? — спросила Люся. — Ну ладно.
Ленчику уже ничем не повредишь, значит, слушай. Как раз накануне, как Ленчика убили, встретила я его в городе. То есть он меня не видел, а я случайно его разглядела. Идет с таким деловым видом, да еще по сторонам оглядывается, я думаю, куда это он намылился, уж не к бабе ли? Двор незнакомый, дом тоже, свернул под арку, я — за ним. Он так по сторонам зырк — и в подъезд, а я в это время за помойкой спряталась.
Александра тут же подумала, каких размеров должна была быть помойка, если за ней сумела спрятаться такая крупногабаритная тетка.
— Значит, Ленчик поднялся себе на третий этаж, там окно на лестнице разбито, все видно, я — за ним, на слух определила, которая дверь хлопнула. А он еще своими ключами дверь открыл, я и вовсе всполошилась: может, думаю, у него еще какая баба завелась на постоянном принципе? Не люблю, знаешь, когда из меня полную дуру делают…
— Этого никто не любит, — поддакнула Александра.
— Не скажи, — серьезно возразила Люся, — некоторые бабы очень даже не против, когда их за круглых дур держат. Прямо хлебом не корми… Но я не из таких. Значит, стою я против той квартиры — дверь как дверь, нормальная дверь, замызганная такая. Ну, я и позвонила.
Ленчик дверь открыл чуть не бегом, а как меня увидел — так у него рожа-то и вытянулась. Я, понятное дело, разъярилась: ты, говорю, кого ждал, такой-сякой? Налево от меня ходить вздумал? Так сказал бы сразу, разошлись бы как в море корабли, мне такого добра как ты даром не надо! Ну, и еще много всего, разошлась я, дала себе волю…
— А он? — с интересом спросила Александра.
— А он побледнел так, меня в квартиру втянул, сиди, говорит, тихо, дура, и молчи. Это я-то дура?
А он тогда кто? Но поняла я все-таки, что не бабу он ждет. У меня, говорит, дела важные, с опасным человеком тут встречаюсь. А ты, говорит, влезла куда не просят. И уйти уже поздно, вон его машина во двор въезжает. В общем, засунул он меня на балкон и велел сидеть тихо, как мышь в норке. Потому что если этот человек, Сева то есть, меня увидит, то всем плохо будет — и мне и Ленчику. Очень он его боялся, Севу-то, и не зря. Короче, разговор их я слышала, но ни черта в нем не поняла. Там окно открыто было, говорили они довольно громко. Значит, Сева велел Ленчику сей же час лететь в галерею, как же ее… «Арт Нуво», кажется, там выставка одной бабы, Катерины Дроновой, так вот у нее есть такая картина, то есть не картина, а вроде тряпка такая, на которой прилеплены красивые фиолетовые камушки. Эти самые камни Севу очень интересуют, так что Ленчик должен непременно завести знакомство с той художницей, напроситься к ней домой и выяснить, откуда она эти камни взяла и нет ли у нее дома еще таких же. Еще Ленчик должен эти камни сфотографировать вот этим вот аппаратом. И доложить обо всем Севе немедленно. Только, ясное дело, не по телефону, Сева сам его найдет в этой квартире.
— Это все? — медленно спросила капитан Матросова.
— Все, потому что Сева ушел, и Ленчик сразу же меня выпустил. Сам заторопился, а мне велел сидеть там еще полчаса, потом выйти, а дверь за собой захлопнуть. Что я и сделала.
И больше Ленчика живым не видела, — Люся внезапно уронила голову на стол и со вкусом зарыдала.
— Адрес той квартиры помнишь? — спросила Александра, не делая никаких попыток утешить Люсю.
— Улица Подковырова, дом пять, квартира восемь, вход со двора, — отрапортовала Люся, внезапно прекратив рыдать.
— Молодец! — похвалила Александра. — Значит, что я тебе теперь посоветую? Собирай манатки и срочно уезжай куда-нибудь, лучше подальше. Есть у тебя родственники?
— Тетя Вера в Воронеже.
— Дуй к тете Вере, сиди там месяц или дольше, как получится. Да быстрее собирайся, чтобы к вечеру тебя уже здесь не было. Я тебя в жизни не видела, и вообще никто к тебе не заходил.
При мысли о том, какую свинью она подложит товарищу Орлову, лишив его такого ценного свидетеля, у Александры поднялось настроение. С Люсей они простились дружески.
Александра решила ковать железо пока горячо и сразу же ехать на улицу Подковырова.
По дороге она обдумывала услышанное от безутешной Люси Юрченко.
Это что же получается? Лысый Ленчик пришел на выставку, чтобы разузнать какие-то подробности о камнях. Что еще за камни? Дронова про камни ничего не говорила. Александра тут же отметила, что она эту толстуху Дронову про камни и не спрашивала. Нужно снова вызывать ее на допрос. Но нельзя, потому что официально капитан Матросова этим делом больше не занимается. Значит, нужно идти к этой Дроновой домой. Но это успеется, будем надеяться, что художница никуда не денется.
И по всему выходит, что права был эта писака Ирина Снегирева, которая утверждала, что Лысого Ленчика убил тот же самый человек, который украл с выставки работы Дроновой. Но почему все, если убийцу интересовали только фиолетовые камни? Для конспирации, что ли? Да уж какая тут конспирация, когда труп оставили прямо на месте кражи! Капитан Матросова ничего не понимала. А когда она не понимала, она становилась очень сердитой. Лысый Ленчик отправился на выставку, как ему велели, имел там беседу с художницей Дроновой и напросился к ней домой. После чего скрылся, чтобы не маячить перед глазами посетителей. Зачем он пошел ночью в галерею? Чтобы украсть камни? Но он же не успел еще побывать дома у Дроновой, ничего толком не выяснил…
Александра вспомнила вдруг про фотоаппарат. Все ясно, Ленчик не успел на выставке сфотографировать камни, или было неудобно. Он решил это сделать ночью. Но никакого фотоаппарата на трупе не нашли, как, впрочем, и денет, и документов. Их наверняка забрал убийца. Это тупик, поняла Александра, ничего не выяснить. Но ее героический тезка тут же поднял голову и стал призывать ее не опускать руки.
Вперед! И никого не бояться!
На улице Подковырова капитана Матросову ждала неудача. Нет, она, конечно, без труда проникла в нужную квартиру, при ее квалификации это не вопрос, но ничего интересного там не обнаружила. По правде говоря, она вообще ничего там не нашла. Квартира запущенная, явно нежилая, Ленчик очевидно снимал ее для обделывания своих тайных делишек.
Время близилось к вечеру. Александра решила не возвращаться на работу. Дома она переоделась в блестящую короткую курточку и кожаные обтягивающие брючки. Сильно накрасила глаза, намалевала яркой помадой губы, взбила волосы и обильно полила их лаком. Потом побрызгалась вульгарными пахучими духами и решила, что вполне вошла в образ. Когда она в прихожей надевала остроносые туфли, украшенные стеклянными бомбошками, открылась дверь и вошел отчим. Сначала он не узнал ее в таком виде, отшатнулся и хотел было уже выскочить обратно на лестницу.
