– Ты тоже немало делаешь, чтобы мы, как ты выражаешься, «снюхались»! – разозлился Левин. – Ты с удовольствием принимаешь мои цветы, ты танцуешь со мной на улице, ты с радостью пьешь мой кофе, ты с готовностью бросаешь на меня свою беременную собаку и с упоением рассказываешь, как тебе изменил муж!
– Ах, с упоением?!
– С упоением, – упрямо повторил Левин.
– Ты знаешь, а я понимаю, почему твоя Клэр сбежала от тебя через полгода к своему лысому шефу!
– Я тоже догадываюсь, отчего твой муж предпочитал проституток!
– Гад! – Дина подпрыгнула и залепила ему пощечину.
– Д… дура, – Левин повертел у виска пальцем.
Она выскочила в подъезд и, волоча чемодан по ступенькам, побежала вниз.
Левину стало весело.
Враг не прошел, никто не смог навязать ему свою волю. Плевать ему на эту зеленоглазую выдергу, и напрасно он тратился на цветы.
– А еще Андрейкин сказал, что убийство Покровской напрямую связано с нашей квартирной аферой! – весело крикнул он Дине вслед. – Квартиру над нами сняла какая-то Вера Петровна Аршинникова для все той же Евдокии Егодиной!
– Кто?! Кто снял квартиру над нами? – Дина остановилась как вкопанная, и чемодан сильно ударил ее по ногам.
– Вера Петровна Аршинникова, – повторил Левин. – Мне отчего-то знакомо это имя, но я не помню, где его слышал.
Дина села на чемодан и схватилась за голову. Левин спустился к ней, присел рядом на чемодан.
– Ты знаешь Веру Петровну?
– Да, это… это…
– Ну?
– Это… – Дину душила истерика. Она схватилась за горло, потом за живот, потом сделала руками неопределенный жест в воздухе.
– Ну? Кто? – воскликнул от нетерпения Левин. – Твоя первая учительница? Злая свекровь? Конкурентка по бальным танцам?! Жена Бориса?! Кто?!
– Это… моя… м-мама!!! – взвыла Дина, утыкаясь ему в плечо и мгновенно намочив рубашку потоком слез.
– Кошмар, – сказал Левин, снимая очки. – Кошмар. Лучше бы Вера Петровна была акушеркой.
– Выходи. – Дверь кладовки открылась, и в проеме возникла коренастая фигура служанки. – Выходи и беги отсюда. Я тебе ключи от черного хода дам.
Бежать от Алекса?
От любви всей ее жизни?! От единственного шанса устроить свою судьбу?!
Или бежать от неминуемой смерти?
Дуська забилась в угол кладовки, не в силах принять решение.
– Выходи, а то закрою, – пригрозила служанка. – Я и так шкурой рискую, выпуская тебя отсюда. Выходи, пока Томас заснул!
Евдокия решилась и выскочила из душной кладовки. Руку обжег холодный металл ключей, которые сунула ей служанка.
– Пойдешь на кухню, оттуда в прачечную. Около стиральной машины есть потайная дверь, откроешь ее вот этим ключом. Выйдешь на улицу, метров пять налево пройдешь, там увидишь зеленую калитку. Откроешь вот этим ключом! – шепотом объяснила служанка. – А там… как знаешь! Беги, дуреха! Только ключи возле забора брось.
– Стой! – Дуська схватила ее за рукав. – Тебя как зовут?
– Как зовут, не твое дело. Не заставляй меня жалеть, что я выпустила тебя. – Выдернув руку, служанка пошла по направлению к лестнице, но Дуська догнала ее.
– Скажи, ты говорила – «хозяйка». Кто это? Инна Покровская? А Томас – кто?! И еще внизу, в подвале, сумасшедший в клетке сидит. Почему? Зачем?! Скажи, чей это дом?!!
– Дура ты, – огрызнулась туземная тетка и попыталась схватить Дуську за руку. – А ну, отдай мне ключи! Отдай, я сказала!
Евдокия отскочила и подняла ключи над головой. Она была гораздо выше служанки, и та, как ни прыгала, выхватить их не смогла.
– Пожалела я тебя, – устав прыгать, сказала служанка, зло блеснув темными глазами. – А ты меня наказала за жалость! Как завизжу сейчас, скажу, что случайно кладовку открыла, а ты набросилась на меня, избила и отобрала ключи!
Она действительно завизжала, да так, что ни одна сигнализация не шла в сравнение с этим визгом.
Дуська сорвалась с места и побежала на кухню. Бес с нею, с любовью, лучше спасти свою бестолковую, никчемную жизнь. Глядишь, кому пригодится. Глядишь, найдется в ней смысл…
Дверь в прачечную была открыта. В кромешной тьме, возле стиральной машины, она нашла дверь и наугад, с первого раза открыла ее нужным ключом.
Позади слышался визг и топот бегущих ног.
– Там она, там! – орала служанка.
…Выхода не было. Начал бежать – беги. Догонят – порвут, это закон природы.
На улице было темно. Ни одна сволочь не позаботилась, чтобы во дворе этого богатого дома горел хоть один фонарь. Где найти зеленую калитку?
«Караул», – подумала Дуська, мечась вдоль забора, словно загнанный заяц.
В спину дышал Алекс. Он уже протянул руку, чтобы поймать Дуську за шиворот. Ни зеленой, ни красной, никакой калиточки не было. Впрочем, даже если она и была, в темноте ее не разглядеть.
Он все же схватил ее, но это была всего лишь кофта. Дурацкая, вязаная кофта, спертая в «секонд-хенде» год назад. Ее не жалко было ни рвать, ни бросать. Дуська выскользнула из кофты, как хитрый зверь из капкана.
– Стой, тварь! – Алекс попытался подставить Дуське подножку, но она уже сидела верхом на заборе. Он дался ей легко, этот забор, словно в нем не было двух метров высоты белого гладкого кирпича, за который не зацепиться.
Взвыла сигнализация. Все было по уму в этом доме: и заборы, и охрана, и прислуга – все, кроме света.
Дуська кулем свалилась на землю. За забором отчетливо послышался звук заводящегося движка.
Алекс решил догнать ее на машине. Тьфу ты, как просто, отстраненно подумала Дуська. А она-то решила, он будет молотить ножками, гоняя ее по рублевским просторам.
Но начал бежать – беги, и Евдокия помчалась к дороге, неуклюже проваливаясь босыми ногами в снег.
Ее нагнала машина со спасительными зелеными шашечками, светящимися в темноте. Дуська вскинула руку, нет – бросилась на капот, и пока водитель говорил все, что он по этому поводу думает, ввалилась в салон.
– На Арбат, – приказала она.
Автоматические ворота страшного дома-тюрьмы еще только медленно открывались…
– Мать твою, – ругнулся водитель. – Какие вы тут, олигархи, все резвые и прыгучие!
– Верунь, мы с тобой все неправильно сделали!
– Почему?
– Да потому что я должна была остаться в подвале, а ты пойти на второй этаж за спичками.
– Это еще почему?
– Да потому что у меня нога сломана, а у тебя только палец!
– И как бы я взяла спички с гипсом на пальце?
– Верунь, у тебя еще есть левая рука, ты забыла?
– А у тебя правая нога. Ты опирайся на нее шибче, опирайся!
– Я шибче и опираюсь. Только у меня толчковая – левая, а она-то как раз в гипсе. Нужно было тебе пойти за спичками.
– Ты зануда, Кларунь. Ну что тебе стоит поменять толчковую ногу?
– А тебе что стоит стать на время левшой?
– Так я и есть левша, только переученная. Поэтому из принципа никогда не возьму ничего левой рукой.
– Я уже поднялась. Где коробок?
– Возле камина.
– Но камин на первом этаже, а я забралась на второй!
– Бестолковая. Чем ты меня слушала?
– Тем же, чем ты говорила!
– Сейчас снова поссоримся, а так не хочется! Нам на этой даче гнить как минимум пару лет. Кларунь, сядь на перила и съедь вниз.
– Съедь?!
– Ну да, как в детстве, помнишь? Чтобы не наступать на больную ногу.
– …ть-ть-ть-ть-ть-ть!
– Ну что?
– Съехала. Только перила-то тут винтом! Заноз нахватала, голова закружилась, ну и шлепнулась, само собой.
– Кларуня, ты космонавт! Я горжусь твоими занозами!
– Тьфу на тебя, зараза! Вот выздоровеешь, я тебя по этим перилам с секундомером гонять буду! На скорость!
– Будешь, милая, будешь! Ты только сама поскорее выздоравливай, а то с костылем несподручно секундомером пользоваться.
– Змея.
– Крокодилица!
– Где камин? Тут только дырка в стене.
– Над дыркой есть каминная полка, на ней лежит большой коробок спичек.
– С Александрийским столпом на этикетке?
– С ним, родимым! Бери спички и шкандыбай ко мне. Эй, Кларуня, ты что, плачешь?!
– Да, слезы лью. Отсырели спички! Вместе со столпом! Мокрые, сволочи, и не просушить их нам до второго пришествия…
– Это что ж теперь, ни свечку зажечь, ни буржуйку растопить?
– И как ты догадалась? Верунь, а может, нам совсем необязательно в подвале сидеть? Может, здесь, наверху перекантуемся?
– А облава?! Облава на нас скоро будет!
– А вдруг не будет? Вдруг мы не самые главные подозреваемые в убийстве этой дуры Покровской?! А главное, Верунь, в тюрьме нам будет лучше, чем здесь! В тюрьме тепло, светло и кормят небось не только рыжиками с вареньем!
