Лена сказала:
– И рада бы оказать вам услугу, да не получится. Катю я ни разу в жизни не видела, контрольные за нее пишу, доклады, курсовые, да и диплом ваять придется. Когда Регина Львовна велела мне на комиссию идти, я испугалась даже. Если чего, меня моментально выгонят, а Регина Львовна всегда выкрутится, с нее как с гуся вода.
…Решив, что ей не следует принимать участие в спектакле, Леночка осторожно предложила:
– Как бы беды не вышло! Может, привезти сюда эту Катю?..
– Не пори чушь! – нервно воскликнула инспекторша. – Это совершенно невозможно! Девчонка находится в психиатрической лечебнице, она ненормальная.
Очевидно, Регина Львовна была очень напугана проверкой, поэтому и ляпнула правду про Катю. Лена страшно удивилась:
– Сумасшедшая? Зачем же ей диплом?
– Господи, – всплеснула руками Регина Львовна, – а нам-то какое дело? Деньги платят, и хорошо! Катин отец, тоже, похоже, со съехавшей крышей, надеется, что дочь вылечат, найдут какое-то лекарство, и она здоровой станет, тут и дипломчик пригодится, а на работу он ее пристроит!
– Ну и глупость, – фыркнула Лена, – знания-то у нее не появятся из воздуха!
– Мне без разницы, – одернула ее инспекторша, – а тебе на комиссию надо идти, двести баксов получишь.
– Двести? – не удержался я.
– Ну да, – подтвердила Лена, – пару сотен, а что?
– Нет, ничего, – улыбнулся я, вспоминая, как наглая Регина Львовна без тени смущения назвала мне в два раза большую сумму.
Пришлось Лене, преодолев страх, отправиться на испытание. Рымская, правда, нацепила парик и очки, это была хоть какая-то маскировка. Все прошло как по маслу. Регина Львовна, мгновенно повеселевшая, вручила студентке зеленые купюры, и все вернулось на круги своя.
Выслушав мой отчет, Нора кивнула:
– Что-то в этом духе я и предполагала.
– В самом деле? – недоверчиво улыбнулся я. – С чего же вы решили, что Катя сумасшедшая?
Нора вытащила папиросы.
– Видишь ли, я утром по своим каналам узнала кое-что интересное. Екатерина Семеновна Короткова не пересекала границ России. Сведения абсолютно точные, мне их раздобыл один приятель, Федор Пустовойтов, помнишь его?
Я кивнул:
– Конечно.
Федора забыть просто невозможно. Маленький щуплый мужичонка ростом чуть повыше табуретки. Ездит Пустовойтов на тонированном «Мерседесе» без номеров, впереди и сзади его автомобиля несутся два черных джипа, «крякалкой» разгоняющие зазевавшихся водителей. Где он работает, кем является: бандитом или депутатом, я не знаю, но одно ясно: у Федора есть связи на самом верху и неисчислимые мешки денег.
– А раз Екатерина Семеновна не уезжала, следовательно, она тут, – излагала ход своих мыслей Нора. – Ну и почему отец не хочет, чтобы она побеседовала с нами? Семен Юрьевич якобы мечтает найти Ирину, не в его интересах прятать свидетеля, способного пролить свет на загадку. Следовательно, Катю попросту нельзя показывать посторонним. По какой причине? Физического уродства? Маловероятно. Ради Ирины Семен Юрьевич наплевал бы на непрезентабельный внешний вид Кати. Значит, она не способна к общению. Почему? И тут есть вполне простое объяснение: Катерина либо наркоманка, либо алкоголичка, либо просто ненормальная. Как только мне сия мысль пришла в голову, все мгновенно стало на свои места. Ладно, временно забудем про Катю, похоже, она нам не помощница.
– Отчего бы Семену Юрьевичу прямо не сказать нам о недуге дочери? – удивился я.
Нора налила себе минеральной воды, с наслаждением сделала два больших глотка и повернулась ко мне:
– Небось он стесняется этой ситуации. Мужчины тяжело переживают болезни детей. Мать бросится пестовать недужное чадо, а отец если не убежит от проблем, то попытается оправдаться, скажет: «У меня не мог родиться такой ребенок, небось изменила мне баба». Ну, а если сомнений в верности супруги у него нет, все равно он попытается перевалить вину на женские плечи. Дескать, в моем роду все нормальные, это со стороны жены беда подкралась. Хотя этого точно знать нельзя. Мало у кого есть родословные до десятого колена. Вдруг в толще веков у вас имелась сумасшедшая родственница? Только мужчинам обязательно надо обвинить в несчастье кого угодно, кроме себя. Думаю, этой Наташе, жене Семена Юрьевича, матери Кати, несладко приходится…
– Очень уж вы суровы к лицам противоположного пола, – заметил я.
– Чем больше узнаю мужчин, тем сильнее люблю собак, – заявила Нора и забарабанила пальцами по столу.
Поняв, что хозяйка начинает злиться, я проглотил следующее замечание. Хотел напомнить ей, что философ на самом деле говорил иначе: «Чем больше узнаю людей, тем сильней люблю собак». Согласитесь, замена слова «мужчин» на «людей» в корне меняет смысл высказывания. Но затевать спор с Норой опасно даже в тот момент, когда она пребывает в самом радужном настроении, а уж коли она сердится, лучше молчать: последствия могут быть непредсказуемы!
– Хватит турусы на колесах разводить, – подвела черту Элеонора, – дел невпроворот. Так, поезжай к Вере Медведевой, вот адрес. Потолкуй с ней, может, чего и вылезет!
– Это кто?
– Мать Ирины, якобы покойная, а на самом деле совершенно живая особа.
– Но откуда вы узнали ее координаты?
Нора довольно прищурилась.
– Помнишь, Лариса рассказывала, что нанимала детектива из агентства «Шерлок»? Чтобы Ольге, жене Романа, компрометирующие материалы послать.
Я кивнул.
– Так вот, – торжествующе сообщила Нора, – я обратилась в «Шерлок» и получила у них сведения!
– Разве это возможно? – поразился я. – Я всегда считал, что информация такого рода конфиденциальна!
Нора довольно хихикнула:
– Первый удар по абсолютному сохранению тайны нанесли ассирийцы, придумавшие золотые монеты. А второй те, кто изобрел компьютер. Теперь кое-кто может подойти к системному блоку, нажать кнопочку и получить на мониторе любые сведения. В «Шерлоке», на мою радость, нашелся сребролюбивый кисик, ловко управляющийся с мышкой. Давай дуй к Вере Медведевой, она инвалид, весь день дома сидит, бедолага.
Я послушно отправился на улицу, носящую поэтическое название «Шестой Вагоноремонтный тупик».
Честно говоря, я думал, что она расположена около какого-нибудь из московских вокзалов, но она оказалась в районе Красной Пресни. Я и предположить не мог, что тут имеются такие места. «Мерседес» катил по дороге, с двух сторон которой шли сплошные гаражи, потом потянулись мастерские, пара мелких заводов, наконец возникло несколько блочных пятиэтажек самого непрезентабельного вида, серо-грязные, с черными швами.
Преодолевая тошноту, я вошел в нужный подъезд и чуть не выскочил назад. Вернее, меня чуть не вынесло оттуда на парах вони. На лестничные клетки выходило по шесть дверей, и почти около каждой стояло ведро с отбросами. Я дошел до двери с номером 18 и позвонил.
– Открыто, – донеслось изнутри.
Я толкнул дверь и очутился в крохотной прихожей. Слева на обычных крючках висели куртка и легкий плащ. Внизу валялась обувь, отчего-то всех ботинок было по одному. Слева виднелась открытая дверь в совмещенный санузел. Потолок лежал у меня на голове, повернуться тут было просто невозможно, даже мышь ощутила бы здесь приступ клаустрофобии. В моей душе поднялось возмущение. Ну кто спроектировал это жилье? Кто придумал, что люди должны жить в таких условиях? Чью голову посетила идея разместить на крохотном пятачке ванную, кухню, туалет и комнату? А еще потом удивляются, что в нашей стране огромное количество разводов. Вы попробуйте мирно просуществовать в такой квартире с женой и тещей. Квадратных метров у вас, на взгляд тех, кто призван распределять жилье, предостаточно. Только от того, что постоянно приходится сталкиваться задами друг с другом, вспыхивают скандалы. В такой квартире нет никакой возможности остаться в одиночестве ни днем, ни ночью, ну разве что запереться в туалете, да и там долго не просидишь, обязательно услышишь:
– Эй, чего засел, не один дома!
Мне кажется, что у любого человека должна быть своя собственная комната, чтобы иметь возможность захлопнуть дверь и объявить:
– Не лезьте в мою нору.
А еще лучше, если у супругов отдельные спальни. Никто не мешает им ходить друг к другу в гости, но спать все же следует раздельно. Один храпит, другой потеет, и пропадает налет романтики, страсть превращается в обязанности. Кстати, в прежние времена муж и жена спали врозь, общая постель у них появилась после Октябрьской революции, и объясняется это просто: на рынке муниципального жилья возник кризис, который с 1918-го никак не прекратится. Поэтому хорошо мне сейчас рассуждать об отдельных комнатах, для многих и общая спальня с мужем – недостижимая мечта. Спят в одной комнате с детьми и бабушкой. О каких супружеских радостях может тут идти речь?
– Вы ко мне? – донеслось из комнаты. – Проходите!
