– Вы пытаетесь оскорбить меня, – усмехнулся Филя, – только это невозможно. Успел полюбить Машеньку, Аркашу и Олю, славные дети, им нужны моя помощь и умение. Кстати, ваша мигрень пройдет сразу, если выпьете это.
И он сунул мне в руку крохотный пузырек.
– Пять капель на язык, и все, – пояснил шаман.
Я выскочила в коридор с тяжелой головой, переполненная злостью. Ну, Алиска, ну погоди!
Ночь прошла ужасно. Левый висок ломило, кровать, покачиваясь, уплывала из-под меня, к утру началась рвота. В таком состоянии, как правило, наедаюсь всеми известными анальгетиками, а потом, приняв под конец радедорм, стараюсь заснуть. Изнуряющая мигрень длится сутки, двадцать четыре часа боли, тошноты и тоски.
Но сегодня снотворное не подействовало. В голову словно вонзилась раскаленная кочерга, мне явственно мерещился запах гниющего мяса. Что толку, что это просто так кажется, нос воспринимает аромат абсолютно реально. В таком состоянии съешь от отчаяния все, что угодно, – живую лягушку, таракана и запьешь водой из лужи, если есть хоть малейшая надежда, что после этого наступит облегчение.
Решительно схватив пузырек, я потрясла его над открытым ртом и прислушалась к себе. Ничего, голова ноет по-прежнему.
Громко тикая, будильник отсчитывал минуты. Восемь утра. Надо же быть такой легковерной в отношении так называемой магии. Все вранье, а паспорт у Фили поддельный, чтобы охмурять клиентов. Глаза сами собой закрылись, и на меня надвинулся спасительный сон.
Проснувшись, я сладко потянулась, осторожно повертела головой. Она не болела совершенно. Тело само собой село в кровати. Ну надо же, как здорово! Интересно, сколько я спала?
Стрелки показывали восемь часов десять минут. Тупо уставившись на циферблат, я соображала: вечера, что ли? Но ясная мартовская светлынь недвусмысленно свидетельствовала – сейчас раннее утро. За окном голубое небо, в саду, высоко задрав длинный тонкий хвост, с веселым лаем носился Банди.
Невероятно! Провела в объятиях Морфея всего десять минут, а состояние такое, будто проспала часов двенадцать. И мигрень куда-то подевалась…
Пузырек стоял на тумбочке… Да нет, ерунда, просто подействовали наконец все съеденные за ночь таблетки.
Позавтракав, я поднялась к себе и начала размышлять. Как найти сектантов? После нескольких часов раздумий в голове возник план. Я уже знаю, в таких организациях полагается отказываться от имущества в пользу секты. Люди продают квартиры, машины, дачи…
Значит, «святой отец» заинтересован в появлении новых членов. Чем больше сектантов, тем жирнее его прибыль. Поэтому обращенным предписывается искать все новые жертвы. Скорей всего Мила тоже занималась пропагандой идеологии «путников». Дело за малым, найти кого-нибудь из тех, кого она привлекла, и через него или нее выйти на «Путь к Иисусу».
Я задумчиво рисовала в блокноте домики. А где найти таких людей? Там, где работала Шабанова. Наверняка Людмила завербовала хотя бы парочку сослуживцев.
…Завод тепловых приборов раскинулся на огромном пустыре. Вход охраняла бдительная бабулька.
– Куда прешь? – поприветствовала она меня.
– Где у вас поликлиника?
– Медчасть, – поправила вахтерша, – обойди с торца, к ним вход без пропуска.
Я пошла вокруг гигантского здания. Интересно, тепловые приборы, это что? Наверно, всякие обогреватели да батареи.
Но что бы это ни было, дела у предприятия, очевидно, шли блестяще. Трехэтажный корпус только что отремонтирован, а в поликлинике повсюду ковровые дорожки. Посетителей, правда, что-то не видно. Даже перед дверью с надписью «стоматолог» не сидит угрюмая очередь.
Я постучалась, выглянула красивая девушка.
– Проходите.
Видно, денег на здоровье рабочих администрация не отпустила. Но оборудование современное, новое, доктор в красивой хирургической шапочке.
– Простите, – изобразила я смущение. – Я давно хожу к Шабановой.
Стоматолог отложила в сторону блестящее зеркальце на длинной ручке и приветливо ответила:
– Она уволилась.
– Как? – удивилась я.
Девушка пожала плечами.
– Наверное, нашла другое место работы, более выгодное, хотя…
– Что?
– Здесь для хорошего специалиста удобно, – пояснила доктор, – местные почти не приходят, можно целый день на себя работать, частную клиентуру принимать. Вот вы, я вижу, со стороны, за плату ходили?
Я кивнула.
– А Мила не оставила адреса новой работы?
– Нет.
– Как же ее найти?
– Зачем вам Шабанова? – стала уговаривать меня стоматолог. – Я не хуже все сделаю. Материалы импортные, цены умеренные.
– Привыкла к Шабановой, – отбивалась я, – руки у нее золотые.
– Что верно, то верно, – подтвердила врач, – Людмила – отличный специалист.
– Может, кто из ее подруг адресок знает, – пустила я пробный шар, – не хочется терять любимого доктора.
Девушка усмехнулась:
– Вы же знаете Шабанову, нелюдимая особа.
– Мне так не показалось…
Собеседница усмехнулась:
– Я о своих больных, тех, кто постоянно ходит, много знаю. И сама им иногда о себе рассказываю: про мужа, детей. А Мила – никогда. Молча работала, вот вам, например, о ее личной жизни хоть что-нибудь известно?
Я помотала головой.
– Видите, – удовлетворенно отметила женщина. – Мы с ней вместе два года почти проработали, и никакой информации о Людмиле у меня нет. Придет утром, вежливо поздоровается – и за бормашину. Врачи иногда чай вместе пьют, кофе, а она обычно отказывалась. Всегда любезно, но категорически. И с пациентами никаких бесед, лишь по делу разговаривала, удивительная дама, абсолютно закрытая. У нас про нее никто ничего не знает. Да и уволилась не по-человечески, просто не вышла на работу в понедельник, а к ней пациенты явились, сидят, ждут. Ну я и пошла к главному узнать домашний телефон Шабановой. Тут и выяснилось – уволилась и даже постоянным больным ничего не сказала. Это же совсем без головы надо быть, чтобы клиентуру потерять! В наше-то время!
Оставив докторицу изливать гнев в одиночестве, я мрачно уселась в «Вольво». Полный облом! Ну не подходила же она на улице к людям с ласковой улыбкой и вкрадчивыми словами: «Разрешите обратиться…»
Наверное, вербовала новичков из пациентов. Только как узнать их имена? Из известных мне людей зубы у Милы лечил только Рощин. Порывшись в памяти, я извлекла оттуда адрес детдома, в котором воспитывался Жора. Поеду туда, поговорю с директором, вдруг выплывет что-нибудь полезное. Слабая, тонкая ниточка, но других пока нет.
Интернат стоял в глубине отлично оборудованного двора. Асфальтовые дорожки чисто выметены, клумбы перекопаны, качели и турник покрашены яркой краской цвета «берлинская лазурь».
От железных ворот до парадной двери тянулся огромный застекленный стенд «Наша гордость». Глаз побежал по фотографиям. В разные годы в этом детдоме воспитывались будущие врачи, директора заводов и даже один космонавт. Снимка Рощина почему-то нет.
Я невольно улыбнулась от нахлынувших воспоминаний. Долгое время вместе со мной на кафедре работал профессор Радько, великолепный знаток немецкого и французского языков, умница, любитель прекрасных дам, вкусной еды и хорошей выпивки.
В молодости он жил в Марьиной Роще. Во дворах вспыхивали драки, и местные мальчишки постоянно ходили друг на друга «улицами». В очередной разборке произошла трагедия. Кто-то из неуправляемых подростков вытащил финку и проткнул противника. Арестовали всех, Радько тоже. Суд сурово наказал драчунов, Михаил Андреевич получил пять лет колонии общего режима и отсидел от звонка до звонка.
Очевидно, с детства будущий профессор отличался незаурядным характером, потому что за решеткой не опустился. Окончил школу и начал самостоятельно учить языки. На свободу вышел с твердым желанием продолжить образование, связей с бывшими «коллегами» по бараку не поддерживал, одного тяжелого урока хватило на всю оставшуюся жизнь.
Михаил Андреевич написал сначала кандидатскую, потом докторскую диссертации, выпустил несколько книг и учебников, приобрел авторитет. Своего уголовного прошлого профессор Радько никогда не скрывал, все в институте знали, что в молодости он «отмотал срок».
Однажды в понедельник Михаил Андреевич появился на пороге кафедры с растерянным лицом. Я как раз проверяла контрольные. Обратив внимание на его слегка обескураженный вид, поинтересовалась:
– Новая дама или просто позволили себе лишнюю рюмашку?
Михаил Андреевич вздрогнул:
– Не поверите, Дашенька, какая со мной история в выходные приключилась.
В пятницу вечером ему позвонили.
– Здравствуйте, товарищ доктор наук, – раздался из трубки голос со знакомыми командными интонациями. – Учреждение УУ 1906/7 беспокоит.
Радько почувствовал себя неудобно. Это номер колонии, где он когда-то в тоске считал дни до освобождения.
