А пароль не “Катюша”, часом?
Для: [email protected]
Тема: М – да – а… У меня ангина.
Хотелось бы поближе познакомиться с Оюшимнальдом Федоровичем. Проницательный человек.
Шофер оказался тот же самый, мысленно именуемый Чингачгуком, а автомобиль другой – новенький мицубишный микроавтобус с мощными рифлеными покрышками. В его приветливо распахнутую дверцу Оюшимнальд Бутов бережно грузил свою измерительную аппаратуру, которая прилетела отдельным авиарейсом из Иркутска. И которую он грузить никому другому не доверял.
Отиравшиеся вокруг линейные менеджеры нацпроекта, числом человек тридцать, были такой недоверчивости несказанно рады. Столько подельных брегетов одновременно Вихорь не видел ни разу.
А ведь это был только авангард менеджерского нашествия. Еще железной дорогой следовали положенные випам нацпроекта по статусу «Мерседесы» и «Мазерати» с мигалками. А в купе литерного «Мурманск – Окладинск» под стук колес распивали водку «Белуга» шоферы с охранниками. Еще государственные канцелярии только подыскивали в госрезерве кандидатов на вакансии «начальник отделения, и командир подразделения, и комендант, и адъютант…», еще в московских кабинетах продолжались подковерные баталии вокруг того, кому достанутся должности «куратор направления и первый зам по усилению».
– Тамара, мне на заседание Морской коллегии надо, – безнадежно мямлил Валерка Бондарь, – меня министры ждут. Левитин, Высоцкий, Фролов… Чилингаров с докладом, полмесяца мужик за мной по стране гоняется, никак свое видение вопроса изложить не может.
Летчик – космонавт и адмирал Дзюба стояли в отдалении, одетые в парадную форму и похожие на памятник содружеству авиации и флота. С каменными лицами они внимали представителю «Аэрофлота». Тот, воспользовавшись оказией, пытался завербовать служивых в сторонники проекта по возрождению малой региональной авиации.
– В России число аэродромов категорий Г, Д и Е ежегодно сокращается на восемь процентов! – Праведно негодовал представитель. – Средний возраст объектов инфраструктуры аэропортов составляет тридцать лет! Износ оборудования – семьдесят процентов!
– Нет, ты поедешь с нами, – тихо, но грозно приказала дальнему родственнику Тамара.
Глаза ее сверкали в том смысле, что если уж ни один мужик в этом чертовом национальном проекте не вызвал Гайворонова – младшего на дуэль за попытку оскорбления ее чести, то уж замер незаконных выбросов из сточных труб его завода будет проведен честь по чести и завизирован председателем высокой комиссии лично.
Директор Гайворонов был бледен, но спокоен, и даже имел наглость улыбаться:
– Я, конечно, очень рад. Но не хотелось бы обижать академика Чилингарова…
– В порт я приеду позже, – уныло сказал Бондарь, – а пока мы отправим туда адмирала и Василь Аксеныча. Он кораблики любит. Василия Аксеныч, ты где?
На тридцати лицах линейных менеджеров появились тридцать довольных улыбок. Авангард офисного планктона ждало блаженное безделие, и даже делать вид, будто работы невпроворот, теперь было не обязательно, начальство отбывало восвояси.
– Однако трудные времена переживают не только аэропорты, но и сами перевозчики. – не унимался представитель «Аэрофлота». – В ряде регионов эРэФ перелет из одного в другой возможен только через Москву![10]
– У меня в кровати. В малиновом жилете. Наверное, еще не проснулся, – сказал Вихорь и быстренько сел на пассажирское место рядом с Чингачгуком, подмигнув в ответ на его недоуменный взгляд.
Еще большее недоумение возникло в глазах Гайворонова. Похоже, сидеть на переднем сиденье привык он. Но, убедившись, что ни Бондарь ни Тамара не возражают против этого самоуверенного детины в куртке на оленьем меху, залез в кузов, где тоже испытал облом. Рядом с Тамарой лежала сумочка, так что пришлось сесть рядом с недружелюбным полярником Бутовым, врагом всего дейтерия на планете Земля.
Но и это оказались не все сюрпризы. Когда проезжали перекресток под предвыборным биллбордом «С весной вас, дорогие Окладинки», Чингачгук притормозил, висящий на хвосте джип с охраной директора подрезал военный газик, и из газика спрыгнул и распахнул дверцу микроавтобуса еще один человек. Кравченко был в полушубке и теплой барашковой шапке, как будто собрался на лыжную тренировку личного состава.
– Я, пожалуй, с вами! Никто не против? Вот так вот. Поехали.
* * *
Мимо дощатого забора петляло несколько тропинок и даже одна лыжня. Крашеная голубой краской нарядная вывеска «Дачный кооператив Полюшко» весело поблескивала в лучах солнца, проглянувшего к полудню над поросшим лесом холмом слева. Если приглядеться, между деревьев просматривались маленькие белые крестики.
Гайворонов сидел, не шевелясь. Он попытался что‑то сказать, когда автобус свернул не туда и покатил по шоссе, удаляясь от моря и от завода, и приближаясь к старой даче его отца. Он попытался что‑то сказать, когда из зеркальца заднего вида исчез джип экскорта. Но промолчал, оба раза поймав мрачную улыбку Кравченко. Перчатки тот снял и сжал трехпалую руку в кулак, что выглядело жутковато.
– Ничего не хочешь нам сказать? – спросил майор милиции, глядя на сорокалетнего дядьку, которому еще в бытность того мальцом в преф проигрывал.
Нынешний директор завода закусил губу и оглядел сидящих кругом людей. Посмотрел на Тамару и отвел глаза. Бондарь и Бутов переглянулись, не понимая, в чем дело. Жизненный опыт подсказывал им не спрашивать, почему вместо канализации индустриального гиганта Вихорь и Кравченко притащили их сюда, в занесенный снегом поселок.
– Если вы ко мне в гости, ребята, – чуть севшим голосом сказал предполагаемый Мартовский Выползень, – то прошу.
– А ну‑ка сядь, где сидишь, – велел Кравченко, и хлопнул по спине Вихоря, спокойно глядевшего в шоферское зеркальце. – Пойдем‑ка, Сережа, прогуляемся.
Они, утопая в снегу, подошли к дощатому забору, и Кравченко, уверенно просунув покалеченную руку через прутья калитки, отпер ее изнутри.
– Следы на дорожке, – сказал он, и в голосе его послышалось напряженное недоумение. – Ведут к дому и на огород. Значит с последнего снегопада был кто‑то здесь.
– Это женские, – заметил Вихорь, – секретарша Лада носит туфли на каблуке?
Генерал остановился и посмотрел себе под ноги с некоторым недоумением. Потом сказал:
– Ей за сорок. И по нашей погоде сапоги резиновые, самое то.
Микроавтобус стоял у ворот. Из его выхлопной трубы поднимался дымок.
– В доме свет включен. День на дворе ясный, а там свет сквозь щели.
– Это свечи.
Словно чего‑то испугавшись, с деревьев на холме поднялась стая ворон, под протяжные крики заложила вираж над снежным полем и, осыпая иней с веток, примостилась на тех же местах. Далеко – далеко шумели электромоторы башенных кранов в порту. Поскрипывала рябина у плетня, качаясь над ветром.
Но того, что к дому подошли двое высоких и крепко сбитых мужчин, определить на слух было бы теперь нельзя. Дверь не скрипнула, когда Кравченко отмыкал ржавый замок. Снег на тропинке не захрустел под разлапистыми унтами подполковника Вихоря.
На крыльце мужчины обменялись взглядами. Генерал сунул руку за пазуху, а Вихорь покачал головой, обнажать ствол без надобности в ГРУ не принято. В рассохшейся двери оказалась здоровенная щель, оба приникли к ней.
– Лада! – сдавленно прошептал Кравченко. И тут же расслышал голос:
– Смотри сюда… Смотри внимательно, девушка. Две карты красная, одна карта черная, черная верный цвет, красная удачи нет… Гляди девушка, гляди красивая, и не говори, что не видала… Кинул карту вправо, кинул влево, что смотришь? – угадала, сама посмотри, королева…
Голос гудел монотонно, иногда словно щелчком бича выделяя то или иное слово. Лада чувствовала, что засыпает, что пламя трех парафиновых свечек сливается в ее глазах в один светящийся круг. Она ткнула в захватанный пальцами клочок картона, потом прижала приглянувшуюся карту ладонью, чтоб карта не сбежала. Поглядела на собеседника. Тот весело потер колючую щетину на подбородке и подмигнул сразу обоими глазами:
– Сама посмотри, красивая…
Голос гортанный, резкий, надломленный. Казалось, что каждое новое слово может оказаться ругательством. Лада, глупо улыбаясь, перевернула карту и погрустнела, увидев даму червей. Дама смотрела тоже невесело.
– Плохо глядела, красивая!
Он грозил ей пальцем с отвратительной черной каемкой на отросшем ногте. Лада вздохнула и через голову стянула свитер бирюзового цвета. Ничего страшного не произошло, ради мороза, она поддела под него шелковую блузку.
– А есть еще и другой фокус…
Как заправский восточный факир, небритый человек подвернул ноги и принялся тасовать колоду засаленных карт, быстро разламывая ее пополам и тут же соединяя вновь. Две медные рюмки стояли прямо на пыльных половиках, Лада в который раз подумала, что не стоило пить коньяк в двенадцать дня. Так и уснуть можно. Вот фокусник положил колоду между рюмками и, пошарив за поясом, достал еще что‑то, отблеснувшее зеленовато, усыпляюще. Нож?
