Мария Анисимовна подняла на меня глаза и радостно прогудела:
– Ну что, Уля, опять тебя Пупырь разбудил, я слышала, как он ныл у тебя под дверью!
– И не говорите, тетя Маша, достал он меня, если честно, – тяжело вздохнула я, усаживаясь за стол.
– А он всех достал, ты просто недавно у нас, свеженькая, так сказать, на его нытье еще реагируешь, подкармливаешь, вот он тебя теперь и долбит.
– Ладно, черт с ним, пусть долбит, совсем замучает, пошлю, а пока жалко его.
– Ну-ну, жалей больше, никакой жалелки не хватит.
– Теть Маш, вы мне лучше скажите, у нас все в порядке?
– В каком смысле?
– Ну, ничего из ряда вон, никаких эксцессов?
– Что-то больно ты заумно выражаешься, и где только слов таких нахваталась, не пойму!
– Я и сама не пойму, но это неважно. Я просто интересуюсь, не было ли буйства какого у наших орлов, не разбили ли чего, не изгадили, мне же тогда лишняя работа убирать за ними.
– А, вот ты о чем! Нет, все вроде тихо. Кстати, тебя старшая медсестра искала зачем-то, позавтракаешь – зайди.
– Спасибо.
Со своей булочкой я справилась очень быстро и оставила Марию Анисимовну наслаждаться едой и делать запасы на день, а сама отправилась разыскивать Аделаиду Васильевну, нашу старшую медсестру. Что там еще она для меня придумала, почему-то эта мадам меня невзлюбила. Придирается постоянно, шпыняет и смотрит так снисходительно и презрительно. А пару раз я видела, как она звонила кому-то по мобильному телефону, но почему-то, заметив меня, разговор прекращала и окрысивалась потом на меня еще больше. Или мне это только кажется?
Искать старшую медсестру долго не пришлось, она шла по коридору мне навстречу. При виде меня барышню опять перекосило, словно лимон съела, но тем не менее она подошла ко мне и сухо прошелестела:
– Где тебя носит, Уля, позволь тебя спросить?
– В столовой была, завтракала, от щедрот ваших вкушала, – не удержалась я. Аделаиду Васильевну перекосило еще больше:
– Ты не умничай тут особо, ишь ты, грамотная дебилка какая нашлась!
– В семье не без урода! – бодро отрапортовала я, преданно пожирая начальство взглядом. Начальство окончательно взбеленилось, ей, бедняге, много для этого не надо, очень уж она меня любит.
– Прекрати издеваться, не забывай, кто ты и кто я!
– А как же, помню – вы образованная и умная женщина, высококлассный специалист, работающий в престижном лечебном учреждении, а я дура, олигофренка с уклоном в дебильность, гожусь только горшки мыть! – со счастливой улыбкой на лице проорала я. Образованная женщина посинела от ярости, ведь наше захолустье, по большому счету, являлось ссылкой для не очень умелых специалистов. Судя по нежному взору Аделаиды Васильевны, будь ее воля, я на своей шкуре испытала бы методы святой инквизиции, но увы, воздать мне должное она пока не могла. Со свистом втянув воздух и, похоже, досчитав в уме до десяти, старшая медсестра прошипела:
– Сегодня отнесешь еду в закрытое отделение и уберешься там.
– Но мне же туда нельзя, там обычно баба Клава справляется!
– Клавдия Ивановна заболела, а больше заменить некем, так что давай, отправляйся!
– Но мне же здесь еще работы целый воз, когда я все успею! – попыталась сопротивляться я, уж очень мне не хотелось идти в закрытое отделение. Там содержались самые буйные пациенты, которые без смирительных рубашек не обходились. Я никогда там не была, охранялось отделение строго, да и, если честно, особого желания попасть туда у меня не было, скорее наоборот, уж очень жуткие вопли доносились оттуда, когда открывалась дверь. Еду туда относила и хозяйничала там суровая и неразговорчивая баба Клава, женщина неопределенного возраста, с одинаковым успехом ей можно было дать и 50, и 70 лет. Как уж она там управлялась – не знаю, не интересовалась, а она ни с кем не общалась, сразу после работы уходила домой, в деревню. И вот нате вам – заболела! Увидев, что я скисла, милейшая Аделаида Васильевна душевно посоветовала:
– Нечего тут ныть, марш в отделение, а тут потом все сделаешь, от тебя не убудет, болтать меньше будешь! А то ишь, отрастила язык, словно помело!
Делать нечего, пришлось идти в это дурацкое закрытое отделение. У дверей дежурил бульдозероподобный Толик, чье чистое, младенческое чело было абсолютно не обезображено интеллектом. Да и не нужен парню, похоже, никакой интеллект, все болезни от нервов и лишнего ума, это Толик четко усвоил. Завидев меня, шалунишка издал звук, похожий на урчание кишечника. Я полюбопытствовала:
– Толик, это у тебя в животе или ты что-то сказал?
– Остришь, значит, – миролюбиво прогудел охранник, – шутки шутишь. Ну-ну. Посмотрим, какая ты веселая выйдешь оттуда.
– Да ладно тебе, – приуныла я, – не пугай меня, я и так боюсь. Ты лучше скажи, как мне там себя вести и что делать?
– Зайдешь – иди прямо по коридору, на шум внимания не обращай. Метров через 20 будет пост медсестры, там сегодня Тома дежурит. Она тебе все и объяснит. Давай, не тушуйся, – и Толик гостеприимно распахнул передо мной двери отделения.
Звуки, которые обрушились на меня, шумом мог назвать только очень уравновешенный человек. Вой, крики, какое-то рычание – все это сливалось в жуткую какофонию. Я было попятилась, но Толик мягко подтолкнул меня ко входу, отчего я пулей влетела в коридор. Дверь за мной захлопнулась, и мне не оставалось ничего другого, кроме как на дрожащих, негнущихся ногах пойти вперед. Эти 20 метров показались мне 20 километрами, но наконец я набрела на спасительный пост. За столом сидела Тома, девушка впечатляющих габаритов, такой здесь и вправду нечего бояться. Заметив меня, она радостно гаркнула:
– Наконец-то прислали хоть кого-то. Я уже замучилась эти вопли слушать.
– А чего они так кричат? – решилась спросить я.
– Жрать хотят, – спокойно ответила Тома, достав зеркальце и подкрашивая фиолетовой помадой губы. – А некоторые ночью обгадились, им постели поменять надо. Они же привязанные спят, встать не могут. Кто может терпеть – терпит, а кто не может… Орут вот теперь. – И красотка занялась правым глазом.
– А мне что делать? – все еще надеясь на лучшее, поинтересовалась я.
– Все, – припечатала медсестра. – Сейчас Валера придет, санитар наш, с ним вместе сначала белье поменяете, а потом еду разнесете.
– А зачем санитар?
– Интересно, – снисходительно усмехнулась Тома, – а кто, по-твоему, будет этих уродов держать, когда они не привязанные? Пока его нет, пройдись-ка ты по палатам, проверь, кто сухой, а кто нет. Мне нужно точно знать, сколько постельного белья тебе выдать.
– А как же я одна пойду? – сдрейфила я окончательно.
– Не бойся, они хорошо зафиксированы, не вырвутся, – успокоила меня Тома и занялась левым глазом.
Делать нечего, пришлось идти. Мамочки мои, зрелище было не для слабонервных! Но, как оказалось, привязаны к кроватям были не все. Некоторые были свободны, но двери, ведущие в их палаты, были заперты. Впрочем, в этих дверях были вырезаны окошки, в которые я и заглядывала. Мой обход уже близился к концу, когда в одной из таких палат я увидела женщину. Милая, симпатичная такая, абсолютно нормальная внешне, только очень-очень грустная и бледная. Я невольно засмотрелась на нее, и, очевидно, почувствовав мой взгляд, женщина обернулась и посмотрела на меня. Минуту она пристально вглядывалась, потом лицо ее дрогнуло, и она тихо, словно не веря собственным глазам, проговорила:
– Анна?
Я почему-то испугалась и захлопнула окошко. Слышно было, как незнакомка подбежала к дверям и задергала ручку двери. Она не кричала, нет, она тихо и жалобно шептала:
– Анна, ведь это же ты, правда? Ну, пожалуйста, не уходи! Мне так страшно, я не знаю, где я, зачем меня сюда привезли! Это же я, Ксюша! Я работала горничной у Жанны Кармановой, а ты там в гостях была, а потом куда-то неожиданно уехала.
Она еще что-то говорила, захлебываясь и глотая слова, но я уже не слышала. В голове зазвенело, шум в ушах нарастал, резкая боль пронзила висок. Я сползла по стенке и, похоже, ненадолго отключилась. Когда я пришла в себя, за дверью было тихо. Медленно поднявшись, я продолжила обход. В палату, где была эта странная женщина, решила больше не заглядывать. Надо же, а с виду совсем нормальная, жалко ее как! Она мне кого-то напомнила, эти черты лица я видела, знаю, но кто это, никак не могу вспомнить. Ладно, воспоминание само найдет дорогу. Но почему я так бурно среагировала на бред этой женщины, что спрятано в моей голове? То от вида Майорова в обморок шлепаюсь, то от имени Анна, что за чушь!
Когда я вернулась на пост медсестры, возле закончившей боевую раскраску Томули уже пристроился гигантский парнишка. И где администрация такие особи выискивает, хотела бы я знать? Что Томочка, что Валера – все словно из секции борьбы сумо. Представив медсестру в наряде борца сумо, я не удержалась и хихикнула. Обернувшись и увидев меня, Тома дружелюбно констатировала:
