– Ты что? – начала было она, но прогремел взрыв.
Света замерла. Через несколько секунд истина стала доходить до нее. Она шевельнулась. Прикрывавшее ее тело Николая было страшно тяжелым. Она почувствовала теплые капли на своей щеке и, скосив глаза, увидела сбегающую с шеи Николая темно-красную струйку.
– Коля! – слабо позвала она. – Коля, ты меня слышишь?
Он молчал. Вокруг орали и визжали, но возле них, у гроба Каморного, образовался вакуум – все стремились поскорее пробиться к дверям, там обезумевшая толпа смела охрану, образовалась свалка, слышались стоны покалеченных. С трудом Света высвободилась, перевернув Николая на бок. Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Страшная бледность покрывала его, глаза были закрыты. Света встала на колени, осмотрела Николая и вскрикнула от ужаса. На спине зияла кровавая рана.
«Осколком задело! – мелькнуло в голове. – Моим осколком!»
– Эй, кто-нибудь! – беспомощно позвала Света.
Из-под стола, на котором покоился гроб, вылез человек. Света узнала в нем оператора с конкурирующего коммерческого канала. Он был помят, испуган, но невредим – очевидно, вовремя сообразил, что огромный, тяжелый стол будет надежной защитой от осколков. Стоя на коленях перед Николаем, Света подняла глаза и бросила на вылезшего всего один взгляд. После случившегося они никогда больше не встречались, оператор ушел с этого канала и даже переехал в другой город, потому что развелся с женой. Жизнь его сложилась в общем-то удачно, никто никогда не узнал подробностей его поведения во всей этой истории, никто его не осуждал – да и за что? Удалось спастись, повезло, можно сказать. Но иногда в тяжелые минуты он видел перед собой взгляд девушки, стоящей на коленях перед мужчиной, который ее спас. Тогда бывший оператор понимал: самой главной проверки, что устроила ему судьба, он не выдержал. И если другим можно еще на что-то надеяться и уважать себя, то про себя он точно знает, что он полное дерьмо, и ничего уже здесь не поделаешь. После этого бывший оператор стал напиваться в стельку, а наутро в его больной голове оставалась только одна мысль – где бы опохмелиться.
Света же, стоя на коленях возле Николая и посмотрев на оператора, внезапно обрела прежнюю решительность и ясность мысли. Она взяла запястье Николая, потом приложила руку к шее, как это делают врачи. Ей показалось, что прослушиваются слабые толчки пульса.
– У тебя мобильник есть? – окликнула она оператора.
Тот кивнул и набрал номер «Скорой». Света поговорила сама, после чего посмотрела на свалку у двери – форменное побоище. Они подхватили Николая и понесли его к маленькой дверце в углу. В суматохе ее никто не заметил, да и все стремились поскорее удалиться от страшного места взрыва. Дверь была закрыта, но оператор легко выбил ее плечом. Они вынесли Николая в маленький коридор за актовым залом, потом положили на диван в чьем-то кабинете. Им не встретилось ни души – все находились на митинге в актовом зале и теперь не могли оттуда выбраться. Николай застонал. Кровь из раны текла не переставая. Света посмотрела на часы и спустилась по маленькой лесенке встретить «скорую»: она объяснила им ситуацию по телефону, сказала, чтобы не пытались проникнуть в зал – там столпотворение, сначала нужно, чтобы милиция всех успокоила. А у нее раненый, так что удобнее подъехать с черного хода, она встретит машину.
Врач осмотрел Николая, покачал головой, наложил временную повязку. Сказал, что нужна операция и рентген обязательно. В больнице Свете выдали белый халат и разрешили посидеть у дверей операционной. Она была спокойна, только очень бледна.
Вышел врач, поглядел на Свету одобрительно – не плачет, сидит смирно.
– Ну, осколок мы вытащили, вроде бы позвоночник не задет. Крови много потерял. У тебя какая группа?
– Вторая, – не колеблясь ответила Света.
– Ну, тогда давай, не жадничай.
После переливания Свете разрешили взглянуть на Николая. Он чуть порозовел, но по-прежнему был без сознания.
– В палату его, – распорядился врач, – а ты ночуй здесь, пока кровать пустая.
– Да я и не дойду сейчас до дому, слабость такая после переливания.
Она проснулась рано утром. Николай лежал на животе и сопел, потому что нос его уткнулся в подушку.
«Как бы не задохнулся!» – испугалась Света.
Она спустила ноги с кровати и подошла к нему тихонько. Чуть повернула голову, появился один открытый глаз.
– Куда это нас занесло? – удивленно спросил Николай.
– В больницу, – прошептала Света одними губами, – ты не бойся, доктор сказал, что операция прошла успешно и позвоночник не задет.
– Ну-ну. А тебя как, не задело?
– Н-нет.
– А чего тогда плачешь? Болит что-нибудь?
Ответом ему были бурные всхлипывания.
– Ну вот, – протянул Николай и поморщился от кольнувшей боли, – я-то думал, что ты особенная, а ты, оказывается, как все девчонки: чуть что – сразу в слезы...
Надолго запомнили петербуржцы похороны Каморного. Давненько город не будоражили таким скандалом. Шутка ли – при всем честном народе, прямо на похоронах убить самую популярную телеведущую в городе! Да не просто убить, а взорвать, буквально разорвать в клочья. И при том, что все до последнего момента снимали множество телеоператоров!
В общем, скандал был жуткий. По городу поползли слухи. Говорили о чеченских террористах, поминали Хаттаба – очевидно, на эту мысль навела связка гранат под курткой неизвестной девицы. Говорили о мести: будто бы неизвестная женщина убила Алену Багун из-за того, что та когда-то в юности украла у нее возлюбленного. Каким-то образом просочились слухи о том, что Алена с Каморным находились в состоянии вражды, и злые языки поговаривали, что неизвестная – это бывшая любовница Каморного, и что она якобы поклялась отомстить за него обидчице и не пожалеть для этого жизни, что она и выполнила с большим тщанием.
Высказывались несусветные предположения о количестве жертв, якобы растоптаны и погибли в свалке тысячи и тысячи; называли уже похороны журналиста Каморного второй Ходынкой.
Надо отдать должное милиции – она действовала быстро и даже, можно сказать, с умом. Приехали в большом количестве милиция и ОМОН, оцепили здание бывшей школы, заворачивали всех опоздавших на митинг и просто праздных зевак. Омоновцы взлетели на второй этаж, где находился актовый зал. Своя охрана пыталась отворить широкие двойные двери, в которых по советской еще привычке была приоткрыта половина. Омоновцы мигом разобрали дверь чуть не на досочки и проникли в зал. Там им пришлось разнимать дерущихся обезумевших людей и выбрасывать в коридор. Те, кто мог идти, шли сами вниз, раненых подбирали.
В общем и целом, дело обстояло не так плохо – тут сыграло роль то, что в два часа, когда начался митинг, народу на прощании было уже значительно меньше. Пенсионеры – ранние пташки. Собственно от взрыва пострадал только Николай. Так что когда подсчитали потери, то убитых оказалось всего двое – Алена и ее убийца, зато десять тяжелораненых, а кроме того, множество переломанных конечностей, разбитых голов и расцарапанных лиц. Уже вечером начальник городского УВД выступил по телевизору с кратким отчетом: были названы цифры, чтобы успокоить население, – но именно после солидного немногословного сообщения генерала и пошли жуткие слухи о количестве убитых и раненых.
В общем, высказывались разные предположения, кому и за что понадобилось убить Алену Багун. Не говорили только об одном: о войне в топливном бизнесе города, так что Алена своей смертью способствовала уходу этой истории в небытие. Канал ПТЦ вообще молчал. Там на экране стояла заставка с фотографией Алены и звучала классическая музыка. Говорили, что после такой жуткой истории директора снимут, а сам канал закроют. Пока что Пал Палыч тихо сидел в своем кабинете и тупо смотрел на телефон – ждал указаний. И дождался: по личному телефону ему позвонил Теймураз Аполлонович и сказал одно слово: «Жди».
– А я чем занимаюсь? – удивился Пал Палыч, но в трубке уже пикало.
Под давлением общественности в эфире выступил губернатор. Он призвал население к спокойствию, сказал, что меры к раскрытию преступлений принимаются и чтобы граждане не сомневались – виновные будут найдены и наказаны по всей строгости закона.
Незачем говорить, что после выступления утихшие было слухи начали распространяться с новой силой.
Несколько дней жуткая история не сходила с экранов телевизоров и со страниц газет, причем дошло и до столицы. Говорили, что снимут всю верхушку питерской милиции и пришлют из Москвы специальную бригаду. Говорили, что делом занимается ФСБ. Говорили, что второй муж Алены, банкир, заказал огромный памятник на Серафимов-ском кладбище. И еще говорили, что на похороны непременно приедет ее первый муж – выдающийся политик и общественный деятель.
Надежда Николаевна от всех событий, происшедших в четверг на похоронах Каморного, которого, надо сказать, так и не успели похоронить в четверг – как-то не до того было, – так вот, Надежда просто ошалела, как, впрочем, и весь город. Жалела Надежда только об одном – что не смогла посмотреть все случившееся по телевизору, так как именно в это время ей пришлось вести Димку на рисование. Но, возвращаясь, они встретили на лестничной площадке соседку и получили подробное описание того, что произошло в актовом зале бывшей школы. Услышав, что убийцей была женщина, Надежда ахнула и быстренько затащила Димку в квартиру. По телевизору ничего интересного больше не показали, но зато раздался телефонный звонок. – Олег, это вы? – несколько смущенно спросила Надежда. – Я, – последовал мрачный ответ. – Что вы мне хотите сказать? – А вы разве сами не в курсе? – Откуда? – фальшиво удивилась Надежда. – Я телевизор даже не смотрела, с Димочкой занята была. – Ну, Надежда Николаевна, втравили вы меня в историю! – вздохнул Олег на том конце провода. – Простить себе не могу, что вам поверил. Буквы, буквы. Послание... Вы прямо не хуже того тибетского мага можете людей охмурять. Я, как полный дурак, к знакомому из милиции обратился, еле уговорил его. И что теперь? Полным идиотом перед ним оказался! – Поскольку Надежда покаянно молчала, Олег продолжал тоном ниже: – Знаете, стихи есть такие детские, мы раньше с Димкой читали, это про фокусника:
