— Очень уж вы суровы к лицам противоположного пола, — заметил я.
— Чем больше узнаю мужчин, тем сильнее люблю собак, — заявила Нора и забарабанила пальцами по столу.
Поняв, что хозяйка начинает злиться, я проглотил следующее замечание. Хотел напомнить ей, что философ на самом деле говорил иначе: «Чем больше узнаю людей, тем сильней люблю собак». Согласитесь, замена слова «мужчин» на «людей» в корне меняет смысл высказывания. Но затевать спор с Норой опасно даже в тот момент, когда она пребывает в самом радужном настроении, а уж коли она сердится, лучше молчать: последствия могут быть непредсказуемы!
— Хватит турусы на колесах разводить, — подвела черту Элеонора, — дел невпроворот. Так, поезжай к Вере Медведевой, вот адрес. Потолкуй с ней, может, чего и вылезет!
— Это кто?
— Мать Ирины, якобы покойная, а на самом деле совершенно живая особа.
— Но откуда вы узнали ее координаты?
Нора довольно прищурилась.
— Помнишь, Лариса рассказывала, что нанимала детектива из агентства «Шерлок»? Чтобы Ольге, жене Романа, компрометирующие материалы послать.
Я кивнул.
— Так вот, — торжествующе сообщила Нора, — я обратилась в «Шерлок» и получила у них сведения!
— Разве это возможно? — поразился я. — Я всегда считал, что информация такого рода конфиденциальна!
Нора довольно хихикнула:
— Первый удар по абсолютному сохранению тайны нанесли ассирийцы, придумавшие золотые монеты. А второй те, кто изобрел компьютер. Теперь кое-кто может подойти к системному блоку, нажать кнопочку и получить на мониторе любые сведения. В «Шерлоке», на мою радость, нашелся сребролюбивый кисик, ловко управляющийся с мышкой. Давай дуй к Вере Медведевой, она инвалид, весь день дома сидит, бедолага.
Я послушно отправился на улицу, носящую поэтическое название «Шестой Вагоноремонтный тупик».
Честно говоря, я думал, что она расположена около какого-нибудь из московских вокзалов, но она оказалась в районе Красной Пресни. Я и предположить не мог, что тут имеются такие места. «Мерседес» катил по дороге, с двух сторон которой шли сплошные гаражи, потом потянулись мастерские, пара мелких заводов, наконец возникло несколько блочных пятиэтажек самого непрезентабельного вида, серо-грязные, с черными швами.
Преодолевая тошноту, я вошел в нужный подъезд и чуть не выскочил назад. Вернее, меня чуть не вынесло оттуда на парах вони. На лестничные клетки выходило по шесть дверей, и почти около каждой стояло ведро с отбросами. Я дошел до двери с номером 18 и позвонил.
— Открыто, — донеслось изнутри.
Я толкнул дверь и очутился в крохотной прихожей. Слева на обычных крючках висели куртка и легкий плащ. Внизу валялась обувь, отчего-то всех ботинок было по одному. Слева виднелась открытая дверь в совмещенный санузел. Потолок лежал у меня на голове, повернуться тут было просто невозможно, даже мышь ощутила бы здесь приступ клаустрофобии. В моей душе поднялось возмущение. Ну кто спроектировал это жилье? Кто придумал, что люди должны жить в таких условиях? Чью голову посетила идея разместить на крохотном пятачке ванную, кухню, туалет и комнату? А еще потом удивляются, что в нашей стране огромное количество разводов. Вы попробуйте мирно просуществовать в такой квартире с женой и тещей. Квадратных метров у вас, на взгляд тех, кто призван распределять жилье, предостаточно. Только от того, что постоянно приходится сталкиваться задами друг с другом, вспыхивают скандалы. В такой квартире нет никакой возможности остаться в одиночестве ни днем, ни ночью, ну разве что запереться в туалете, да и там долго не просидишь, обязательно услышишь:
— Эй, чего засел, не один дома!
Мне кажется, что у любого человека должна быть своя собственная комната, чтобы иметь возможность захлопнуть дверь и объявить:
— Не лезьте в мою нору.
А еще лучше, если у супругов отдельные спальни. Никто не мешает им ходить друг к другу в гости, но спать все же следует раздельно. Один храпит, другой потеет, и пропадает налет романтики, страсть превращается в обязанности. Кстати, в прежние времена муж и жена спали врозь, общая постель у них появилась после Октябрьской революции, и объясняется это просто: на рынке муниципального жилья возник кризис, который с 1918-го никак не прекратится. Поэтому хорошо мне сейчас рассуждать об отдельных комнатах, для многих и общая спальня с мужем — недостижимая мечта. Спят в одной комнате с детьми и бабушкой. О каких супружеских радостях может тут идти речь?
— Вы ко мне? — донеслось из комнаты. — Проходите!
Стараясь не задеть головой потолок, я пошел на звук и очутился в небольшом помещении, служащем хозяйке всем: столовой, гостиной, кабинетом и опочивальней. Обстановка тут была самая бедная, если не сказать нищая.
У одной стены громоздилась помесь буфета с гардеробом, произведенная, думается, в шестидесятых годах двадцатого века. За стеклянными дверками виднелась «парадная посуда», сервиз в мелкий голубой цветочек, у другой стены расположился диван с потертой обивкой, в углу стояло кресло, прикрытое накидкой, на полу лежал вытертый ковер. Из аудиовидеоаппаратуры тут имелся допотопный черно-белый «Шилялис», дедушка современных телевизоров.
На диване сидела женщина неопределенного возраста, в сильно поношенном, некогда ярко-бирюзовом, а сейчас серо-буро-малиновом байковом халате. Седые волосы неаккуратными прядями свисали вокруг желто-серого изможденного лица. Бесцветные губы почти слились по цвету со щеками. Я бы смело мог дать хозяйке лет шестьдесят, а то и больше, но вот в глазах ее не было старческой безысходности и тоски. Около дивана стояли костыли. Я невольно посмотрел на ноги хозяйки и увидел, что правой у нее нет.
— Вы ко мне? — без всякого испуга спросила Вера.
— Извините, что без звонка заявился, — улыбнулся я, — вы не боитесь дверь незапертой держать? Сейчас время такое страшное, все за железными засовами прячутся.
— А что у меня брать? — спокойно ответила Вера. — Хоть весь дом перерой, ничего не найдешь, телевизор и тот умер, да и кому он нужен?
— Разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин, ответственный секретарь фонда «Милосердие», — мигом сориентировался я и вытащил соответствующую визитную карточку, — наша организация помогает людям, попавшим в беду, инвалидам, престарелым, тем, кто остался без родственников и испытывает материальные сложности.
— За квартиру? — перебила меня Вера.
— Простите, — не понял я ее.
— Ну я должна на вас жилплощадь переписать, а за это вы возьмете меня на содержание? Мне уже предлагали подобный вариант, в собесе, но я не могу на него пойти…
— Нет, нет, — воскликнул я, — все абсолютно бесплатно, мы оказываем помощь людям просто так, безвозмездно!
Вера захлопала глазами, а потом растерянно сказала:
— Так не бывает! С чего бы вам мне помогать?
— Видите ли, этот фонд основала женщина-инвалид, она сама прикована к коляске и очень хорошо понимает, как тяжело приходится людям, оказавшимся в беде. Элеонора успешный бизнесмен, она богата и занимается благотворительностью.
Кстати, все вышесказанное абсолютная правда, Нора и впрямь тратит большие средства из чистого милосердия.
— Спасибо, — твердо сказала Вера, — но мне ничего не надо, то есть бесплатно не надо. Вот если бы вы мне работу нашли, можно и не на дому, я передвигаюсь по городу. Протез, правда, ужасный, очень с ним тяжело. Я слышала, что есть какие-то искусственные ноги с электронным управлением, да они мне не по карману, а бесплатно их не дают!
Я присел на краешек продавленного кресла.
— Как же с вами несчастье произошло?
Вера махнула рукой:
— Диабетом я заболела, откуда только эта болячка ко мне прицепилась. Всю жизнь здоровей коровы была, а тут бац, и все. Да так сильно скрутило, пришлось со службы увольняться, пенсию мне дали, по инвалидности, а потом операцию сделали. Я и не знала, что от диабета можно без ноги остаться, вон чего бывает! Я, кстати, вижу хорошо, могу надомницей работать. Только вы мне помогать не станете…
— Отчего же?
— Сами только что сказали: вы лишь тех поддерживаете, кто без родственников, а у меня дочь есть, Ира. Она, правда, не со мной живет, но все равно…
Неожиданно глаза Веры наполнились слезами, и я быстро спросил:
— Как же вышло, что она от вас ушла?
Вера низко опустила голову, подняла к лицу край халата, потом глухо ответила:
— Долго рассказывать, да неинтересно вам!
— Я не тороплюсь, — заверил я ее, — считайте, что просто пришел в гости.
Вера снова стала промокать глаза халатом.
— Ко мне никто давно не ходит, — выдавила она из себя, — спасибо, соседи из двадцатой квартиры овощи приносят, самой мне не дотащить.
— Но ведь существует служба Красного Креста, — решил я просветить Веру, — они обязаны предоставлять одиноким больным и инвалидам патронажную медсестру, совершенно бесплатно.
