У Леры даже рот открылся.
— А что это?
— Не знаю… Вернее, это-то и смущает… кому она была нужна, кхе, кому она мешала… На кухне относительный порядок, нож, воткнутый в межреберье, прямо в сердце, то есть профессионально… Вам плохо? Вы так побледнели, Лера, — забеспокоился участковый.
— Нет… нет… вы не ошибаетесь? Это что, заказное убийство? Но зачем? Квартира Зинина! Красть нечего! Господи! Семен!! — вдруг заорала Лера и кинулась ему на грудь. — Дело в том, что Зина-то пропала!! Может, их обеих убили из-за квартиры?!
Фуражка Семена Арсеньевича съехала еще дальше и уже еле держалась на голове.
— Успокойтесь, Лера… Как пропала?
— Так! Ее нигде нет! Я и сюда-то приехала в поисках ее, а тут такое… Точно! Зинку тоже убили! Я не переживу!
— Не паникуйте, — теперь побледнел участковый, — не думаю, что какой-то ненормальный пошел бы на двойное убийство из-за однокомнатной «хрущевки» на первом этаже. Возможно, пропажа вашей Зины — всего лишь совпадение…
— Ох, Сеня! Какое совпадение, если кто-то зачем-то еще убил и ее мачеху… Ладно… я ухожу… запишите мой телефон… Благодарности моей не будет конца, Сеня, если вы станете держать меня в курсе дела. А я сейчас съезжу еще в одно место, где может быть Зина, — шмыгнула носом Лера.
— Это куда, если не секрет?
— Турбаза «Конниково», частная территория.
— Не знаю такой, — почесал затылок Семен Арсеньевич.
— Я тоже, — ответила Валерия и, выйдя из подъезда, направилась к джипу Тимофея.
Лера была так расстроена, что даже не заметила, что Тима не выскочил, как всегда, из машины и не открыл перед ней дверь. Подойдя к машине, Лера с удивлением увидела, что Тимофей увлеченно беседует с сидящим на заднем сиденье мужчиной. В близоруко щурящемся лице со сползшими на кончик носа очками актриса сразу же распознала талантливого ученого Рафика и содрогнулась, думая, что Руфь Рамзесовна должна быть где-то поблизости. По этой причине ее первый вопрос был:
— Ты один?
— Один, — тряхнул головой Рафик.
— Привет, — вздохнула Лера, — что ты здесь делаешь?
— Вот, не смирился с исчезновением Зины и решил поехать к ее мачехе. Может, она что знает? — пожал плечами Рафик.
Лера присвистнула: им обоим пришла в голову одна и та же идея, скорее от отчаяния, чем от здравого смысла. Вряд ли Зина стала бы укрываться у мачехи-алкоголички.
— Тебе туда ходить не следует, — сразу сказала Валерия и кивнула Тиме: — Поехали!
— Конниково?
— Оно самое…
— А Рафик с нами?
— Он же влюблен в Зину, и покоя ему не будет, пока она не найдется, — за него ответила Валерия.
— Влюблен безответно, — поправил ее Рафик.
— Ты не переживай, Рафик! Красивых женщин много, и умных много, а вот в сочетании умная и красивая придется поискать, но тоже возможно. Ты, Рафик, главное, оторвись от своей мамы и компьютера…
— Это невозможно, я имею в виду, от мамы, — поправил очки Рафик, — и все же… Оксана ничего не знает?
— Может, что и знала… но теперь уже это неважно, — ответила Лера и рассказала все, что узнала.
Тимофей после минутного замешательства отметил:
— Почему все самые страшные новости я узнаю, сидя за рулем автомобиля? Где справедливость? Так можно и в аварию попасть.
— Не знала, что ты такой чувствительный, — Лера порылась в сумке и достала сигареты.
— А ведь с Зинаидой что-то случилось, теперь это понятно, — твердо сказал Рафик, и в машине стало зловеще тихо.
Тем больше сейчас они возлагали надежд на базу отдыха…
Зинаиде Жалейко не могло даже в страшном сне привидеться, что погибнет от руки своего хорошего знакомого, мало того, кому в свое время здорово помогла. Вот так… в воде… запутавшись в рыболовных сетях… нелепее такой гибели трудно было что-либо вообразить. Но даже в такой момент мысли Зины занимала девочка, которая гибла вместе с ней и которой она ничем не могла помочь. Еще ее заботила реакция рыбаков, которые вместо рыбы в своих сетях обнаружат два трупа…
Почему Зинаида думала о рыбаках, вместо того чтобы подумать о своей жизни, было необъяснимо. Ни она, ни Маша не могли сказать, сколько времени они уже пробыли в воде, но руки и ноги их очень замерзли, а легкие вволю нахлебались речной мутной воды. Онемевшие конечности уже перестали чувствовать веревки от сетей, впившиеся им в тело и причинявшие боль.
Зинаида слышала приближающийся шум и думала, что у нее начались слуховые галлюцинации.
«То приближается адская колесница, чтобы забрать меня с собой», — решила Зинаида.
Маша тоже уже перестала сопротивляться и доверилась судьбе.
— Простите меня… — прошептала Маша, от слабости тут же уходя под воду, выныривая и выплевывая воду.
— За что, Машенька? — спросила Зина.
— Мы погибаем из-за меня… это я во всем виновата, — ответила девочка.
— Маша, о чем ты говоришь? Что ты могла такого сделать в свои-то годы, чтобы умереть? Шум… он приближается… ты слышишь его? Или его слышу только я?
— Слышу… — прошептала Маша.
— Маша! — хватаясь руками за сеть и за худые плечи девочки, воскликнула Зинаида, всматриваясь вдаль. — Маша… мы спасены! Этого не может быть… к нам плывет катер… самый настоящий катер… Мы здесь! Спасите! Помогите! — попыталась прокричать Зинаида, но вместо этого из ее застывшего горла вырвались жалкие стоны и хрипы.
Похоже, их заметили, но, когда катер приблизился и заглушил мотор, стало понятно, что это рыбаки приплыли, чтобы проверить свои сети.
— Ну, блин, ваще!! — заорал толстый мужик в бушлате. — Глянь! Две утопленницы! Нет, моргают еще! Живые… слышь, Толян, тут две курвы нам всю рыбу распугали! Пловчихи хреновы!
На корме катера появился второй мужик с не менее неприятным лицом, заросшим черной с проседью щетиной. Он кинул безразличный взгляд на полуокоченевшие тела и, сплюнув, пренебрежительно отметил:
— Дачницы, мать ети… хозяин убьет, если без рыбы вернемся, давай хоть этих баб ему притащим. Они виновницы, пусть и отвечают, и отрабатывают, как умеют, отсутствие ушицы у хозяина.
— Точно, Толян! Ты гений! Поднимай баб на борт и личико им пока не порть до особого указания…
Зина плохо соображала, вернее, надеялась, что плохо соображает, и поэтому не поняла слова двух рыбаков. Но когда ее грубо, за волосы, вытащили из воды и в непосредственной близости от ее запутавшейся в сети ноги начали орудовать ножом, слова благодарности за спасение застряли у Зинаиды в горле. Зину и Машу кинули в трюм, не удостоив особым вниманием и не отреагировав на просьбы отвезти их на берег.
Мозг Зины наконец полностью включился в работу.
— Я его убью! — твердо озвучила свои мысли вслух Зинаида.
— Кого? — испуганно спросила Маша, стуча зубами от холода.
— Человека, который сбросил нас в воду.
— Он не в себе… — девочка засопела.
— Как раз в себе! Он знает, что ему грозит за совращение несовершеннолетней. Что молчишь? Думаешь, я ничего не поняла? Он совершил тяжкое преступление, отвечать за которое не хочет… вот и пошел на двойное убийство.
— Извините меня… — заплакала Маша.
— Ты ни в чем не виновата и не думай, что тебя за что-то будет наказывать судьба. Тебе двенадцать лет, ты еще ребенок, и не твоя вина, что рядом не оказалось взрослых, способных тебя защитить от извращенца. Это я виновата, Маша, но я растопчу эту гниду, как только выберусь отсюда, я накажу его, Маша, будь уверена… — сжала кулаки Зина.
Маша молчала, ей было стыдно оттого, что стало известно то, что она скрывала. Слышались грубая брань рыбаков, шум мотора и плеск воды. В трюме пахло гнилой рыбой.
— Дядя Коля казался мне очень добрым… — проговорила Маша, пользуясь тем, что в трюме было темно и Зинаида не видела ее. — Он не сразу обнаружил, что я ночую на станции, а когда случайно нашел, я очень испугалась, что он будет сердиться. Но дядя Коля не рассердился, он даже обрадовался и сказал, что мы вместе теперь будем хранить мою тайну…
— Сволочь… — не сдержалась Зина.
— А потом он стал все чаще и чаще подменять сторожа, чтобы остаться со мной… Он говорил со мной, кормил, поил чаем, читал… а когда случилась гроза, он лег со мной спать, чтобы я не испугалась… Затем дядя Коля попросил…
— Не надо, Маша! — прервала ее Зина. — Не говори ничего сейчас, если тебе это неприятно. Придет время, когда ты должна будешь рассказать людям все, как было, а сейчас не надо! В тот момент я тоже буду рядом.
— Я хотела вам рассказать, честное слово! У меня, кроме вас, никого нет, кому я могла бы довериться, — повысила голос Маша, — но он сказал, что вы будете брезговать мной и никогда не простите мне… Я испугалась и решила молчать, я не хотела терять ваше уважение и не хотела, чтобы меня выгнали со станции… В то же время я не хотела делать того, что требовал он… Мне было так плохо!
